Ольга Дашкова: Двойной секрет. Медовая ловушка

Глава 1

«Медовая ловушка» (англ. Honey trap) – практика спецслужб, связанная с использованием романтических или сексуальных отношений в политических или военных целях, включая шпионаж и диверсии.

Суть этого способа заключается в том, чтобы вовлечь жертву, будь то мужчина или женщина, в близкие отношения с представителями противоположного пола с целью возможной вербовки.

Глава 1

Улыбайся, Ева. Просто улыбайся и смотри прямо в глаза этим напыщенным павлинам. В конце концов, ничего сложного – всего лишь нужно втереться в доверие к двум потенциальным преступникам. 

Один из которых страдает комплексом великого поэта, а второй, наверное, коллекционирует черепа своих врагов на полке рядом с томиками Достоевского.

Одернула пиджак и постучала в дверь с золотой табличкой «Пушкин и Островский». Три коротких удара – вежливо, но уверенно. Как меня учили. Как подобает женщине, которая претендует на должность помощницы двух самых влиятельных бизнесменов в городе.

– Войдите, – раздался глубокий мужской голос.

Ну вот, сейчас войду, а они сидят там в креслах и поглаживают белых персидских кошек, как злодеи из шпионских фильмов.

Толкнула тяжелую дверь, вошла в просторный кабинет. Высокие окна от пола до потолка, безупречно белые стены, украшенные современными картинами в минималистичных рамах. По центру комнаты – массивный стол черного дерева. За ним – двое мужчин.

Впрочем, нет. Только один – высокий, с военной выправкой и шрамом над правой бровью. Александр Пушкин, тридцати восьми лет, бывший спецназовец, имеет лицензию на ношение оружия, коллекционирует антикварные пистолеты.

Конечно, коллекционирует пистолеты. Что еще может коллекционировать человек с фамилией Пушкин? Стихи Лермонтова?

– Ева Вольская? – уточнил мужчина, и его серые глаза просканировали меня с головы до ног.

– Да, это я, – голос прозвучал тверже, чем я ожидала.

– Присаживайтесь, – указал на кресло напротив стола. – Меня зовут Александр Сергеевич Пушкин. И нет, я не пишу стихи.

А у него наверняка заготовлена коллекция подобных фраз на все случаи жизни. Интересно, он на дуэль тоже приглашает при первой встрече или это бонус для избранных?

– Очень приятно, – пожала его крепкую руку и села в предложенное кресло. – А второй…

– Мой партнер задерживается, – перебил Пушкин. – Начнем без него. Ваше резюме впечатляет. Три языка, опыт работы в международных компаниях… – он взглянул на лежащую перед ним папку. – Почему вы хотите работать именно у нас?

Потому что я должна найти доказательства ваших темных делишек, чтобы спасти своего отца. Но об этом в резюме, конечно, не напишешь.

– Ваша компания известна своими инновационными подходами и стабильным ростом даже в кризисные времена, – выдала заученную фразу. – Я хочу быть частью успешной команды.

– Стандартный ответ. А правду? – Пушкин усмехнулся.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Этот человек умел читать людей.

Спокойно, Ева. Ты готовилась к этому. Смесь правды и лжи – лучший коктейль.

– Если честно, мне нужна эта работа. Очень, – я позволила голосу дрогнуть. – У меня личные обстоятельства, требующие стабильного дохода.

– Личные обстоятельства? – мужчина наклонил голову. – Болезнь? Долги?

А ты не слишком ли любопытный для первого собеседования? Может, еще размер лифчика спросишь?

– Семейные проблемы, – уклончиво ответила я. – Ничто не помешает моей работе, уверяю вас.

Дверь кабинета распахнулась, и вошел второй мужчина.

Феликс Островский, тридцати пяти лет, выпускник МГИМО, владеет тремя языками, бывший шахматист, ходят слухи о связях с политической элитой. Недавно остриг свои длинные волосы, судя по движению, которым он машинально попытался их зачесать назад.

А вот и наш интеллектуал пожаловал. Готова поспорить, что у него есть какая-нибудь претенциозная цитата для каждой ситуации.

– Прошу прощения за опоздание, – улыбнулся Островский, демонстрируя ямочки на щеках. – Непредвиденная встреча с… непредвиденными обстоятельствами.

– Как поэтично, Феликс, – с легкой иронией отозвался Пушкин. – Знакомься, наша потенциальная помощница – Ева Вольская.

Островский пристально посмотрел на меня своими карими глазами с золотистыми крапинками. Этот взгляд был не таким холодным, как у Пушкина, но более… изучающим. Словно я была загадкой, которую ему не терпелось разгадать.

Только не говори что-нибудь про вольный дух или волчью натуру, обыгрывая мою фамилию. Пожалуйста.

– Вольская… Интересная фамилия. От слова «воля», полагаю? – он пожал мне руку, задержав ее в своей чуть дольше необходимого. – Свободолюбивая натура?

И как я догадалась? Еще бы спросил, не родственница ли я графу Вольскому из какой-нибудь дворянской линии.

– Просто фамилия, – я пожала плечами, стараясь выглядеть невозмутимой под его пристальным взглядом.

– Не бывает «просто фамилий», – он легко присел на край стола. – Как не бывает случайных встреч.

– Феликс, мы проводим собеседование, а не философский вечер, – вмешался Пушкин. – Давай к делу.

Прямо как в досье: один педантичный интеллектуал, второй – военная прямота. Идеальный тандем для манипуляций и обмана. И оба смотрят на меня так, будто видят насквозь.

Несмотря на свою подготовку, я чувствовала, как потеют ладони. Эти двое были не такими, как я ожидала. Более… настоящими.

– Расскажите, как вы справляетесь с конфиденциальной информацией? – Пушкин барабанил пальцами по столу, не сводя с меня глаз.

– Абсолютная конфиденциальность – это основа доверия, – старалась говорить уверенно. – Я понимаю, что в вашем бизнесе это особенно важно.

Конечно, особенно когда речь идет о промышленном шпионаже и отмывании денег. Я сама бы на вашем месте проверяла каждого сотрудника под микроскопом. Но моя репутация сейчас идеальна, кто надо и где надо ее почистили.

– Вы очень правильно это понимаете, – Островский улыбнулся. – А что если… – он взял со стола ручку и начал вертеть ее между пальцами, – что если вам предложат деньги за информацию о нас?

«Я уже продалась, только не за деньги», – пронеслось в голове, но я быстро отогнала эту мысль.

– Я не продаюсь, – твердо сказала, глядя ему прямо в глаза.

Это была первая искренняя фраза за все собеседование.

– Все продаются, – возразил Пушкин. – Вопрос лишь в цене и валюте.

– Саша, не пугай девушку своим цинизмом, – Островский негромко рассмеялся. – Хотя он прав, Ева. У каждого есть своя цена. Просто не всегда это деньги.

Если бы вы только знали, какой ценой я здесь оказалась…

– Что ж, – Пушкин встал, давая понять, что собеседование окончено. – Мы свяжемся с вами.

Конечно. То есть никогда не звоните нам, мы сами вам не позвоним. Классика.

– А какой ваш любимый поэт, Ева? – когда я уже встала, чтобы уйти, Островский неожиданно спросил.

Что за странный вопрос? Это какой-то тест? Не говори «Пушкин», не говори «Пушкин»…

– Лермонтов, – ответила, удивив саму себя.

– Интересно, – Островский обменялся быстрым взглядом с Пушкиным. – Нет, я не Байрон, я другой…

– Еще неведомый избранник, как он, гонимый миром странник, но только с русскою душой, – неожиданно для себя закончила я цитату.

Пушкин усмехнулся.

– Поэзия теперь не в моде, но… должно быть, вам нравится бросать вызов.

А вот и дуэль. Не прошло и пяти минут.

– Когда это необходимо, – посмотрела мужчине прямо в глаза.

– В таком случае, – Островский протянул мне визитку, – приходите завтра к девяти. Испытательный срок две недели.

Я растерянно взяла карточку.

– Вы… берете меня?

– Лермонтов решил, – пожал плечами Пушкин. – Кто я такой, чтобы спорить?

Когда я вышла из здания на улицу, меня трясло. Прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями. Я сделала это – проникла в логово врага. Но что-то подсказывало мне, что эти двое совсем не те, кем их описывали в спецслужбах.

Что ж, Ева, добро пожаловать в медовую ловушку. Только кто здесь мед, а кто в ловушке – еще большой вопрос.

Глава 2

Дуэль – дело тонкое. Особенно когда один из дуэлянтов – твой потенциальный босс с фамилией Пушкин. У моего мозга совсем нет фантазии для ночных кошмаров.

Резкий звук выстрела заставил меня подскочить на кровати. Сердце бешено колотилось, а на лбу выступила испарина. Провела рукой по волосам, пытаясь успокоиться. За окном было еще темно, электронные часы на прикроватной тумбочке показывали 3:44.

Сон был таким реальным. Холодный зимний день, двое мужчин стоят друг напротив друга с пистолетами. Один из них – мой будущий босс Александр Пушкин, с той же военной выправкой и пронзительным взглядом. Второй… Дантес? Почему-то его лицо постоянно менялось, было размытым. И в какой-то момент, за мгновение до выстрела, я увидела в нем черты… отца.

Мое подсознание, ты слишком буквально воспринимаешь происходящее. Не все Пушкины должны стреляться на дуэлях. И почему там был отец? Это уже чересчур – даже для тебя.

Накинула халат, подошла к окну. Город спал, лишь редкие огни такси проносились по улицам. Дождь мелкими каплями стучал по стеклу, словно кто-то нетерпеливо барабанил пальцами. Как папа, когда о чем-то глубоко задумывался.

Тишина ночной квартиры давила на виски. В такие моменты одиночество ощущалось особенно остро. Раньше я могла позвонить отцу в любое время – он всегда брал трубку, даже на задании. «Для тебя я на связи 24/7, малышка», – говорил он.

Теперь между нами были тюремные стены и обвинение в государственной измене.

Достала из тумбочки фотографию – единственную, которую позволила себе оставить. На ней мы с отцом в горах, за год до его ареста. Последний наш совместный отпуск. Его лицо счастливое, открытое. Ветер треплет светлые волосы – такие же, как у меня. Мы похожи, все всегда это говорили.

Таким я его помню. Не тем осунувшимся человеком за тюремной решеткой, каким видела его в последний раз месяц назад.

Держись, папа, я тебя вытащу. Обещаю.

Воспоминания накатили волной. Вот он учит меня стрелять на полигоне – я ведь и правда хорошо стреляю, хотя моим боссам знать об этом не обязательно. Вот мы вместе готовим свой фирменный ужин на Новый год – запеченную утку с яблоками. Вот он шутливо грозит пальцем моему первому парню… Боже, как давно это было.

«Ты самая сильная девочка на свете, Евушка. Но никогда не лезь в игры спецслужб», – его слова звучали в голове отчетливо, будто он был рядом. Как иронично. Именно этим я сейчас и занималась – влезала в самый центр шпионской игры.

Горло сдавил спазм, и я с удивлением поняла, что плачу. Слезы, которые я так старательно сдерживала последние полгода, наконец прорвались. Села прямо на пол у окна, обхватив колени руками, и позволила себе эту минутную слабость. Только минутную – больше нельзя. Завтра важный день.

Когда дыхание выровнялось, я вытерла глаза и встала. В памяти всплыл холодный кабинет полковника Сердюкова и наш разговор, изменивший все.

– Мы знаем, что он невиновен, – сказал он тогда, постукивая ручкой по папке с личным делом моего отца. – Но доказать это можем только с вашей помощью. Пушкин и Островский причастны к фальсификации дела вашего отца. Найдите доказательства их преступной деятельности – и ваш отец будет свободен.

Я помнила, как сжались мои кулаки под столом. Как внутри разливалась холодная решимость.

– Почему именно я?

– Потому что вы его дочь. Потому что у вас идеальное резюме для этой работы. И потому что у вас нет выбора, если хотите снова увидеть отца на свободе, – ответил мужчина с улыбкой, не затрагивающей глаза.