До поста ГИБДД, где должен был ждать микроавтобус с омоновцами, было около тридцати километров, но дорога оказалась свободна, потому доехала Полина довольно быстро. Якутов в бронежилете под расстегнутой форменной курткой и задранной на макушку балаклаве курил с начальником поста у входа в здание, кто-то из его подчиненных разговаривал с сотрудниками, кто-то просто разминался – словом, вели себя расслабленно, и это в который уже раз удивило Полину. Как будто люди совершенно не придавали значения тому, куда и зачем едут и что может произойти. Просто такая работа, на которой могут и ранить, и убить, но думать об этом перед заданием никто не хотел.

Заметив ее машину, Якутов бросил окурок в урну и поспешил навстречу. Полина припарковалась и вышла, оглянувшись на даже не шелохнувшегося Двигунова.

– Привет, – еще раз поздоровался Александр. – Опера твои где?

– Двое на месте, начальник в машине вон спит, – кивнула она назад. – Саша, на базе, кроме обреза в машине, может быть другое огнестрельное оружие, имейте в виду. Лисин видел только обрез, но это ничего не значит. Если это те, кого мы ищем, у них наверняка есть что-то еще.

– В каком смысле – «если это те»? – переспросил Якутов, щурясь.

– Я в этом не уверена, – вздохнула Полина. – Но не проверить мы не можем, там один подходит под описание, данное выжившим дальнобоем… ну, как – «под описание»… он же говорить толком не мог, когда мы его нашли, только вот про шрам на голове и сказал да про девушку.

– То есть мы едем потрошить людей только потому, что кого-то из них когда-то по башке огрели так, что шрам остался? – уточнил Якутов с улыбкой.

– Что, скажи, тебя так веселит? – вдруг разозлилась Каргополова. – Я бы тоже туда не поехала – на шрам и обрез, но ты ведь понимаешь – меня за горло взяли, шесть эпизодов, куча трупов… Может, это и правильно, лучше перебдеть… Ой, короче! – отмахнулась она. – Поехали, там разберемся. Если что – извинюсь, не расстреляют.

– Не дай бог, – вдруг серьезно произнес Якутов. – Ты это, Полька… не лезь там никуда, поняла?

– Когда я лезла? – все еще раздраженно отозвалась она. – Все, заканчивайте. Я вперед, вы за мной. – И пошла к своей машине.

– И это называлось «когда я лезла», – глядя ей вслед, покачал головой Якутов и заорал своим: – По коням! Поехали!

Анфиса

Судебную психиатрию Анфиса выбрала не случайно и не потому, что выросла в семье психиатров. С первого курса ее мутило от препарированных трупов, позже – от проводимых на цикле оперативной хирургии манипуляций. Терапия вообще казалась каторгой. Зато вот в группе она оказалась единственной, кому не было страшно заходить в здание психоневрологического диспансера и оказываться в большой общей комнате, где проводили свободное время пациенты. Ее не пугал вид палат, запирающихся снаружи специальными ключами, решетки на окнах и бродившие по коридору люди с пустыми взглядами и навязчивыми монотонными движениями. Она могла подолгу слушать бредовое бормотание, умело вычленяя из него то, что необходимо для постановки диагноза. Надо ли говорить, что студентку Жихареву сразу заметили на кафедре вовсе не из-за фамилии…

Родители не вмешивались в процесс ее учебы. Но Анфисе их вмешательство не требовалось, она училась отлично, преодолевая временами то, что казалось ей невыносимым. Она понимала, что без большинства предметов просто не обойтись, знать основы необходимо врачу любой специальности, потому зубрила ночами и умудрялась сдать экзамены на «отлично». Красный диплом не был самоцелью, но хотелось все-таки иметь какой-то козырь при поступлении в ординатуру.

В редкие свободные минуты Анфиса увлеченно читала все, что попадалось по судебно-психиатрической практике, даже статьи на английском, которым владела неплохо. Ее все больше увлекали темные коридоры мозга убийц, в которых рождались порой весьма изощренные в своей жестокости преступления. Она хотела понять, можно ли как-то распознать таких людей на раннем этапе и каким-то образом воздействовать на их психику, чтобы предотвратить возможное преступление. За таким совсем не развлекательным чтением Анфиса могла проводить ночи напролет, даже если назавтра нужно было с утра ехать в институт или на практику.

Кроме того, Анфиса старалась как можно меньше оттягивать на себя родительское внимание, которым сейчас полностью владела младшая сестра Олеся.

Впрочем, так было с момента ее рождения. Анфисе исполнилось восемь, когда у нее появилась младшая сестра, и она почти сразу почувствовала ответственность – ведь теперь ей нужно было помогать маме, а когда Олесе исполнилось три, почти все заботы о ней легли на плечи Анфисы. Она водила сестру в детский сад – все равно он находился по дороге в ее школу, так зачем маме или папе делать крюк перед работой. Она же забирала ее вечером, потому что это было весело и как бы выделяло ее среди подружек – у тех были старшие братья и сестры, а у Анфисы – младшая.

Анфиса научилась варить кашу так, как нравилось Олесе, и только ее кашу девочка теперь предпочитала по утрам в выходные. Она заплетала сестре тонкие волосы в косички, читала ей книжки на ночь, обрабатывала разбитые в кровь коленки и защищала от обидчиков.

Когда Анфиса поступила в институт, времени на сестру ожидаемо стало намного меньше, и родителям пришлось несладко. Характер у младшей дочери оказался совершенно не таким, как у Анфисы, уже в пять лет казавшейся абсолютно взрослым и разумным человеком. Олеся была взбалмошной, капризной, если чего-то хотела – добивалась любыми средствами, вплоть до истерики в магазине с катанием по полу или угроз уйти из дома.

Тамара Андреевна хваталась за голову – прежде у нее и в мыслях не было, что младшая дочь вырастет настолько избалованной и не терпящей вообще никаких критических замечаний. Она не хотела учиться, ничем не увлекалась, предпочитала пропадать где-то до позднего вечера, дружила с компанией сомнительных, по мнению родителей, ребят, а к тринадцати уже вовсю гуляла с мальчиками.

Анфиса пыталась как-то повлиять на сестру, но тут вмешался отец:

– Ты живешь свою жизнь, а она должна жить свою, даже если нам всем эта жизнь кажется неправильной.

– Папа, но тебе не кажется, что Олеся вот-вот сделает тебя дедушкой? – осторожно поинтересовалась Анфиса во время очередного такого разговора, и Леонид Николаевич только отмахнулся:

– Значит, таков ее выбор.

– Я не понимаю… такое впечатление, что тебе вообще все равно, что она делает и как живет. Папа, так ведь нельзя!

– По-твоему, можно только так, как ты? У каждого человека свой путь, Анфиса.

– Но если мы видим, что этот путь неправильный, что в конце его пропасть – мы что же, должны молча смотреть, как человек движется к катастрофе? – возразила она, не соглашаясь со словами отца.

– Если ему суждено упасть, он непременно упадет, даже если ты будешь его удерживать. А если не суждено – он остановится и развернется в обратную сторону.

Поняв, что спорить бесполезно, Анфиса перестала заводить такие разговоры с Леонидом Николаевичем.

Но и мать ее тоже не поддержала, встав на сторону отца:

– Не трогай сестру. Потом она будет обвинять нас в том, что мы ей что-то запретили.

– То есть вы боитесь каких-то предполагаемых обвинений? А тебе не приходило в голову, мама, что Олеся в любом случае станет обвинять вас – будет в ее жизни все хорошо или плохо? Вы будете виноваты, что все разрешали и ничего не запрещали, неужели ты не понимаешь?

Но все эти слова натыкались на непроницаемую стену, и в конце концов Анфиса отступила – делайте как хотите.

Олеся теперь ее игнорировала, не приезжала в гости, не звонила, делала вид, что сестры не существует. Она почему-то считала, что Анфиса предала ее, когда стала студенткой и не смогла уделять столько внимания, как прежде. Никакие попытки поговорить с сестрой и что-то ей объяснить успеха не имели, и Анфисе пришлось принять и это.

К третьему курсу института у Анфисы появилась собственная квартира – умерла бабушка, мать Тамары Андреевны, и ее большая квартира в центре по завещанию досталась внучкам. На семейном совете было решено квартиру продать и купить две меньших, для девочек.

Анфиса с этим согласилась сразу, а вот Олесю тогда никто не спросил, и спустя несколько лет она, конечно, предъявила претензии родителям – ее квартира находилась в Новых Черемушках, а Анфисина – в Хамовниках, и сестра требовала как-то уровнять эту, по ее мнению, вопиющую несправедливость. И никакие доводы отца о том, что ее квартира была отремонтирована за родительский счет для живших там квартирантов, а Анфиса свою ремонтировала сама, да и досталась она ей далеко не в лучшем состоянии, на Олесю не действовали. Она была очень трудным подростком, договориться с которым не мог никто.

Возможно, это удалось бы Анфисе, но тут родители оказались непреклонны – не лезь и займись своей жизнью. Анфиса поняла, что все ее попытки хоть как-то влиять на Олесю будут восприняты в штыки не только капризной и избалованной сестрой, но и отцом с матерью, а потому сделала то, что казалось ей единственно возможным в сложившейся ситуации, – отступила.

У нее сразу после окончания ординатуры появилась собственная семья, и родителям выбор дочери нравился – или они поступали с ней так же, как с Олесей, то есть просто не мешали делать то, что она хочет, даже если это неправильно.

А это и было неправильно, как выяснилось позже. Но даже поговорить об этом Анфисе оказалось не с кем.

Полина

К базе отдыха «Озеро Синее» подъехали довольно быстро, но сразу на территорию решили не заходить. Сама база располагалась в низине, к ней вела единственная дорога, пролегавшая через лес. На небольшой поляне справа их ждал Захар Лисин – сидел в открытой машине и курил, прихлебывая что-то горячее из крышки термоса.

– Притормозите-ка, Полина Дмитриевна, – попросил Двигунов и, не дождавшись, когда машина окончательно остановится, выпрыгнул и направился к оперативнику.

Из микроавтобуса позади Полины вышел Якутов, тоже зашагал к припаркованной машине Лисина.

– Ты посиди, грязно здесь, – бросил он в приоткрытое окно, проходя мимо.

– Конечно! – возмутилась Полина, выходя из машины прямо в грязь. – Я вам что, Наполеон, чтобы за битвой с пригорка наблюдать?

– Да типун тебе на язык, Полька! – возмутился Якутов, подавая ей руку и помогая преодолеть колдобины на дороге. – Какая битва еще? Надо все тихо-мирно.

– Здравствуйте, Полина Дмитриевна, – поприветствовал ее Лисин, уже убравший термос и вылезший из машины. – Решил тут вас встретить, сейчас покажу, как подъехать, чтобы на базе не сразу увидели.

– Ну, в бега не кинутся, мы дорогу-то перекроем на всякий случай, не зря «Лиану» с собой вожу, – хмыкнул Якутов. – Проедем, пацаны растянут – и привет, никто целым не выедет, если что.

– Ага, потом только смотать не забудь, а то и сами тут зависнем с проколотыми шинами, – буркнул Двигунов.

– Лишь бы трепаться, – покачал головой Якутов.

– Трепаться?! – развернулся к нему оперативник. – А год назад, не помнишь, брали поджигателя? Он еще на старенькой «Ниве» удирал? Твои орлы ленту не смотали, так мы со всего маху налетели, когда обратно поехали!

– Ну а вам кто виноват? Смотреть же надо было, – рассмеялся Александр. – Забыли, бывает – в спешке чего только в голове держать не приходится. И ваш водитель мог бы предусмотреть, один ведь черт ничего не делает, в машине сидит, пошел бы и смотал – минутное же дело…

– Вы подеритесь еще, – предложила Полина, внимательно смотревшая на схему базы отдыха, нарисованную Захаром в блокноте.

– Хочешь посмотреть, как я опера твоего в грязи изваляю? – снова хохотнул Якутов, и Двигунов показал ему кулак. – Ну, что там у вас, показывайте.

– Вот в этих трех домиках, – Захар обвел пальцем три квадратика на самом отшибе, над обрывом, – они и остановились. Машины стоят у забора, на базу запрещено заезжать, поэтому оставляют так, чтобы было из окон видно. Хотя… сами же видели, тут до ближайшей деревни пятнадцать километров по бездорожью в такую погоду, кому надо… Обрез я нашел в самой крайней тачке, ее, видимо, забыли закрыть, потому что две другие на сигналке стоят. А эта открытая – наверняка, когда вещи разгружали, оставили. Ну, вот в багажнике и лежит, в одеяло замотанный. Нагар в стволе есть, я проверил аккуратно.

– Можно как-то незаметно подойти, чтобы не всполошить всю базу? – спросила Полина, и Захар отмахнулся: