Любовь Оболенская: Хозяйка разрушенной крепости

© Оболенская Л., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

От души благодарю замечательных писателей Дмитрия Силлова и Полину Ром за неоценимую поддержку и полезные советы, полученные от них в процессе написания этой книги.

Глава 1

Новый заместитель начальника был похож на свинью. А точнее, на борова. Мясистая рожа, маленькие глазки, нос пятаком, на голове короткая стрижка, похожая на щетину.

Когда я вошла в кабинет, он нахмурился, став еще более похожим на свинтуса Борьку, проживающего на соседнем участке моего загородного поместья, а точнее, дачи на шести сотках. Этот нахальный боров был вечно недоволен жизнью и свою депрессию вымещал на моем заборе из металлической сетки, постоянно пытаясь подкапывать рылом столбы на другой стороне, возмущенно при этом подвизгивая.

– Присаживайтесь, Елена Антоновна, – сурово изрек замначальника.

– Ничего, я постою, – отозвалась я. – Приговоры принято выслушивать стоя.

– Ну зачем вы так, – поморщился зам, отчего его пятачок скукожился, став похожим на подгнившую грушу. – Вы же понимаете, новый владелец фирмы поклонник стратегии эффективного менеджмента, предусматривающего оптимизацию бизнес-процессов…

– Я все понимаю, – перебила я новоиспеченного зама. – Я без малого сорок лет жизни отдала этому предприятию. Пришла сюда еще девчонкой, сразу после института, когда эта фирма называлось просто строительно-монтажным управлением. Пережила все. Приватизацию, кризисы, долговые пропасти, кучу начальников. И, наконец, с Николаем Петровичем мы вытащили эту фирму в ведущее, можно сказать, системообразующее предприятие города.

– Увы, Николая Петровича больше нет, – развел руками зам. – Светлая ему память.

– Да, увы, – повторила я, все больше распаляясь, хотя, когда шла в этот кабинет, дала себе слово сдерживаться. Получается, сама себя обманула. – Да, к сожалению, этот светлый и исключительно порядочный человек умер, оставив фирму в наследство своему сыночку. Который сейчас планомерно вгоняет ее в кризисный штопор, увольняя ведущих сотрудников и набирая на их место своих друзей и прихлебателей.

Теперь вслед за носом зама сморщилось и остальное его рыло.

– Я понимаю ваши чувства, – процедил он сквозь зубы. – Но я бы попросил без намеков, в том числе, как я понимаю, в мою сторону. С Александром Николаевичем мы знакомы с института, и я знаю его как отменного управленца. Вам же, Елена Антоновна, уж извините, давно пора на пенсию. У вас за текущий год два больничных, а мы еще второй квартал не прошли.

– Во время своих больничных я работала на удаленке, и весьма эффективно, что признавал тот, чье место вы заняли, – бросила я. – Он даже премию мне выписал по результатам первого квартала.

Ко всем трансформациям, произошедшим с лицом зама, теперь добавились поджатые губы.

– Я признаю ваши заслуги перед предприятием, – проговорил он, брезгливо выплевывая слова. – Тем не менее вынужден сообщить, что вы попали под сокращение. Оптимально для вас будет подписать заявление об увольнении по собственному желанию, при этом вам будет выплачено выходное пособие в размере среднего месячного заработка. Отработка, сами понимаете, не потребуется – на ваше место уже утвержден новый работник.

Зам пододвинул ко мне лежащий на столе уже заполненный бланк, в котором не хватало лишь моей подписи.

– Как щедро, – через силу улыбнулась я. – Для начала загляните в мой трудовой договор, где в случае увольнения меня не по собственному желанию, а по сокращению прописано выходное пособие в размере шести окладов.

– Да? – приподнял брови зам. – Видите ли, в суматохе наследования дел Александр Николаевич, к сожалению, не смог найти многие бумаги. В том числе пропал и ваш трудовой договор…

– У меня есть заверенная копия, – вновь улыбнулась я. – С которой я непременно пойду сначала в трудовую инспекцию, а после в полицию, дабы сообщить о том, что уже полтора месяца творится в фирме после кончины Николая Петровича.

Харя зама слегка побледнела.

– Ну зачем же так сразу, – проговорил он, разрывая предложенный документ и доставая из ящика стола другой. – Надеюсь, такая формулировка вас устроит? Деньги можете получить в кассе прямо сейчас.

Я пробежала глазами текст, подписала, швырнула ручку на стол зама и ушла не попрощавшись. Сейчас я покидала предприятие, которому отдала большую часть жизни, и радовало меня лишь одно – что я сдержалась и не разрыдалась в кабинете, показав этому наглому борову свою слабость.

Глава 2

В свою маленькую квартирку, расположенную неподалеку от моей теперь уже бывшей работы, я не поехала. Слишком многое напоминало бы мне в ней о фирме, ставшей частью моей жизни. И теперь, когда эту часть от меня оторвали, нужно было заполнить образовавшуюся пустоту, неприятно давящую на сердце.

Потому свой старенький автомобиль я направила на шоссе, ведущее к моей даче.

При этом мелькнула мысль: «Куда же это ты собралась посреди недели, завтра ж на работу?»

Я невесело рассмеялась.

Все, Елена Антоновна, не нужно тебе больше гонять в своей голове такие мысли. Отработалась.

Выбросили тебя на свалку, как изношенную шестеренку. Вот и катись теперь к себе на дачу ковыряться в огороде и доживать свою никому не нужную жизнь…

Так сложилось, что с замужествами мне не везло. Дважды там побывала, и оба раза неудачно. Один супруг пил, другой оказался любителем сходить налево. Хорошо, что оба увлечения моих благоверных проявились быстро и браки были расторгнуты по моей инициативе. Правда, с детьми не получилось, но оно, наверно, и к лучшему: безотцовщина – это все-таки не просто досадное обстоятельство, а незаслуженное наказание для ребенка…

И вот я теперь в свои шестьдесят с хвостиком еду туда, где отдыхала душой, когда слишком уж сильно выматывалась на работе. Да вот только смогут ли запахи листвы, крики петуха за забором, повизгивания Борьки и алые закаты, расстилающиеся над озером, заполнить ту пустоту в душе, что тревожила мое сердце все сильнее…

То, что мне нехорошо, я поняла, когда уже приехала на дачу и вышла из машины.

Дышать вдруг стало тяжело, словно воздуха не хватало.

И боль в груди, которую я считала последствием стресса, невралгией, «поболит – перестанет», вдруг ощутимо отдалась в левую руку. Будто током ее ударило…

– Привет, Антоновна, – помахала мне рукой через забор соседка Марина. – Ну как там дела с унаследованной фирмой? Сыночек шефа еще не совсем превратил ее в труху?

Я хотела ответить, но не смогла.

Внезапно свет заходящего солнца померк перед моими глазами, и я даже не успела удивиться, что ночь наступила столь быстро и внезапно…

А потом мне вдруг полегчало.

Тяжесть в груди исчезла, дышать стало легче.

Правда, я почему-то подсознательно опасалась открыть глаза. Наверно, оттого, что вокруг меня не было слышно отдаленного лая деревенских собак, шума ветра в листве яблонь, растущих на моем участке, – да и, несмотря на то, что дышалось мне намного свободнее, вдыхаемый воздух пах гарью и удушливой сыростью…

Внезапно чей-то чужой, незнакомый голос проговорил мне прямо в ухо:

– Вы спите, леди Элейн? Проявите немного уважения к предстоящей церемонии оглашения завещания, ждать осталось уже недолго.

Разумеется, от удивления я тут же открыла глаза – сколько живу на свете, меня по-всякому называли: Ленкой, Аленкой, позже Еленой Антоновной, на работе коллеги-строители за характер прозвали Еленобетоном. Но вот «леди Элейн» – это что-то новенькое.

Открыла я, значит, глаза…

И тут же очень захотела их закрыть.

Ну неприятно же осознавать себя внутри галлюцинации – слишком четкой и крайне похожей на реальность. Сразу приходит понимание, что где-то там, за ее границами, суетятся санитары, а степенные психиатры в белых халатах задумчиво почесывают переносицы и протирают тряпочками стекла своих очков, пытаясь определиться с диагнозом и лечением.

Но тут же следом за этой пришла другая мысль. Что сейчас вот сделают мне укол, а я так и не рассмотрю эту самую галлюцинацию. О чем потом, скорее всего, пожалею. Не так часто в моей жизни случались новые впечатления, а тут прям как внутри фильма сижу. Правда, довольно бюджетного, где его создатели поскупились на реквизит и костюмы…

От меня сейчас, гордо подняв голову и бросая в мою сторону неодобрительные взгляды, отходил высокий старик в черной мантии и шапочке того же цвета. Двигался он к столу, заваленному кусками кожи, часто оборванными по краям, на которых виднелись какие-то надписи…

Действие галлюцинации происходило в каменном мешке с узкими продольными щелями в стенах, заменяющими окна. Сквозь эти бойницы проникал скудный солнечный свет, явно недостаточный для освещения комнаты, сырой и холодной, как дно старого колодца. Потому между щелей-бойниц были вбиты в стены металлические держатели с плошками, внутри которых горело что-то на редкость вонючее. Света от этих приспособлений было немного, зато чада и копоти – более чем достаточно.

Кстати, помимо старика и меня в комнате находилось еще несколько человек, одетых довольно убого, но с некоторой претензией на эдакую средневековую элегантность. Может, лет с тысячу назад такие одеяния были бы популярны, но сейчас они выглядели нелепо даже для бреда.

А потом в поле моего зрения попали мои руки – и нарастающая тревожность немного отпустила.

Когда понимаешь, что тронулся умом и это неотвратимо, становится проще жить на свете. Ну правильно, куда теперь спешить, когда все ясно?

Правильно, некуда.

Крыша улетела в астрал, и теперь лишь остается разглядывать свои руки с обгрызенными ногтями, но зато без малейших признаков артрита, выступающих вен и морщин, которые с каждым годом становятся все глубже и явственнее вне зависимости от того, как часто ты умащиваешь их всякими чудодейственными кремами. Если я правильно помню, такие руки, гладкие и мягкие с виду, у меня были лет в двадцать – хотя сейчас то время уже кажется настолько далеким, словно давно прошедшая молодость была фактом не моей биографии…

Тем временем пожилой фрагмент моего бреда добрался до стола, порылся в кусках кожи, подслеповато щурясь, нашел тот, что искал, – и торжественно провозгласил:

– Властью, данной мне Артуром, вождем бриттов и правителем королевства Логрес, я, свободнорожденный нотариус Камелота Марк Публий, оглашаю завещание сэра Ламорака Уэльского, да упокоится его душа в чертогах Создателя.

Голос старика был на редкость монотонным. Таким хорошо убаюкивать крикливых младенцев и читать нотации хулиганистым подросткам, которые после пяти минут подобной нудятины будут готовы поклясться вести себя идеально до самой смерти…

Возможно, в другой раз я бы послушала, о чем гундосит нотариус, – как-никак экзотика, вытащенная моим больным мозгом из глубин сознания, растревоженного болезнью. Но человеку из двух вещей свойственно выбирать ту, что для него в данный момент важнее. Потому сейчас меня гораздо больше заботили мои руки, которые я с интересом ощупывала, отмечая их крайне приятную мягкость и упругость, свойственную самой что ни на есть реальной молодости. Эх, сейчас бы зеркало где найти и посмотреть, какое лицо сформировало мне мое психическое заболевание. Если моя физиономия такая же симпатичная, как руки, то я готова подольше задержаться в смирительной рубашке. И даже буду просить докторов больше не колоть мне препараты, возвращающие меня в тело пенсионерки.

А между тем нотариус продолжал гундеть, и мое сознание хочешь не хочешь вырывало из его речи некоторые ничего мне не говорящие фрагменты:

– …замок Сайзен, усадьба Бакхолл, поместье Лонгстоун, а также все прилегающие к ним поля, пустоши, леса и угодья согласно завещанию сэра Ламорака Уэльского унаследует его старшая дочь, Хильда.