Пошерудив кочергой в печи и убедившись, что все угли равномерно красные, без синих сполохов, закрываю заслонку. Так печь долго будет давать тепло.

Постель у бабушки Фриды не очень широкая, и я, уложив сына к стенке, собой перекрываю ему путь наружу.

Правда, малыш пока никуда и не рвётся. Он сладко зевает, и видно, что глазёнки его вот-вот слипнутся. Да и мои тоже. Смысла сопротивляться нет.

Засыпаю я, пробормотав детскую присказку: “На новом месте приснись жених невесте” А просыпаюсь за ночь всего один раз охваченная ужасом, когда во сне меня накрывает страшная крылатая тень. Хорошо, что сына невольным вскриком не разбудила. Зато потревожила кое-кого другого.

Недовольно мявкнув, невидимый в темноте котёнок топчется с минуту по ногам, а затем перебирается ко мне на живот и сворачивается клубком.

Подивившись тому, насколько увесистая тушка у маленького зверька, я засыпаю под его уютное мурлыканье. Больше мне ничего не снится. И на этот раз будит меня хныканье малыша.

– Сейчас, Дэй, – глажу недовольного сына по щёчке, но это явно не то, что ему надо.

Хныканье усиливается. Ну что, мамочка, пора за дело. Об этом же говорит и солнечный луч, пробравшийся сквозь крохотную щель в ставнях.

Котёнка нет. За ночь комнатка остыла, хотя одна из её стен соприкасается с печью. Вот и первое необходимое дело.

Только, пока я занимаюсь делами, нужно обустроить безопасное место для сына. И это не кровать, с которой он в любой момент может свалиться.

– Потерпи, маленький, – прошу я, но Дэйрон и так слишком долго вёл себя идеально.

Ему надо есть, и он мокрый. И внимание моё в первую очередь нужно ему.

Вода в ведре, стоящем рядом с печью, чуть тёплая, но этого достаточно для того, чтобы позаботься о ребёнке без риска его простудить. Для этого переливаю немного воды в деревянный тазик, кажется, у нас такой назывался лохань. У меня получается довольно быстро подмыть и переодеть малыша. Ставлю в ещё теплую печь миску с молоком и горшочек с оставленной Райтой вчера едой. Возвращаюсь в спальню и прямо на полу возле стены, прилегающей к печи, устраиваю заграждение из подручных предметов: пары стульев, короткой лавки, принесённой из большого помещения. На пол стаскиваю подушку, кладу сложенное в несколько слоев одеяло, под которым мы спали. Хорошо, что я вчера тщательно тут всё промыла.

Теперь можно ненадолго оставить Дэйрона. Правда, он так не считает. Едва я делаю пару шагов от импровизированного манежа, ребёнок заходится криком. Еще не садится, но уже явно пытается это делать.

Укачиванием сейчас не поможешь, надо покормить. Плач Дэйрона болезненно отзывается внутри. И я спешу сделать всё побыстрее. Проверяю молоко и, убедившись, что оно согрелось, беру его и ложку и возвращаюсь к сыну.

Малыш жадно обхватывает ложку губами. Райта права, молока ему уже недостаточно. Нужно поискать крупы. Возможно, там в доме у Ксаррена его уже и прикармливали, но мне об этом ничего неизвестно.

Наевшийся Дэйрон приходит в хорошее настроение, агукает и пытается высвободившимися ручками ухватить меня за волосы, а едва я возвращаю его в огороженное место, поднимает возмущённый крик.

– Нет, малыш, так не годится, мне столько ещё всего нужно сделать.

В голову закрадывается мысль о том, что Райта обещала утром зайти. Но есть и понимание, что ездить на ней всё время не получится. Уже сейчас надо справляться самой. Поэтому я решительно направляюсь в главное помещение пекарни, выбираю пару деревянных мисок, небольшую чашу, мою их. Что поделаешь, других игрушек для ребёнка не найти. А крик Дэйрона неожиданно замолкает. И я опрометью кидаюсь обратно в спальню.

Внутри ограждения кроме Дэйрона я обнаруживаю котёнка. Сын лежит на животике и увлеченно пытается ухватить найдёныша за хвост, а котёнок мягкой лапой, хлопает его по ручке.

Снова вырос. И снова быстро. Теперь он больше походит на котят в три-четыре месяца, и не скажешь, что только вчера его подобрала слепышом.

Когти зверь не выпускает. И, кажется, и сын, и котенок довольны друг другом.

С минуту понаблюдав за ними, я решаюсь оставить Дэйрона с неожиданной нянькой и сбегаю в пекарню.

Первым делом открываю все ставни, впуская утренние лучи солнца.

Затем направляюсь к печи. Вынимаю горшочек с едой. Есть хочется, но сначала надо разжечь огонь.

Открываю заслонку, и прежде всего очищаю печь от вчерашней золы. Щеткой с потертой рукоятью выметаю последние угольки в деревянный совок. Затем в центре печи складываю небольшую горку поленьев.

Втыкаю между поленьями кусочки сухой коры. А вот как это всё поджечь? Райта вчера так легко чиркнула какими-то камнями друг по другу. Камни лежат тут же на приступочке, вот только ни я, ни Алтея ничего подобного прежде в руках не держали. У меня были спички, а у Алтеи – слуги.

Вздохнув, осторожно чиркаю меньшим камнем по большему. Получается высечь несколько искорок, но они гаснут прямо в воздухе. Ничего. Глаза боятся, руки делают. Кладу поближе кусок сухой коры и пучок мха. Райта вчера делала именно так. И более решительно чиркаю камнями. Раза с третьего мне удаётся поджечь кору. Аккуратно подкладываю её к дровам внутри печи. От неё занимается другой кусок коры, потом ещё один.

Через несколько минут я с удовлетворением смотрю на разгорающееся пламя. Получилось один раз, получится и ещё. Весело потрескивающий огонь приводит меня в хорошее настроение.

Теперь можно и поесть. Открываю горшочек и слышу требовательное “Мр-р-р”. Ну, конечно же, не одна я голодная.

– Сейчас, Мурик, поделюсь с тобой, только проверю сначала как там Дэйрон.

“Играет с мисками,” – раздаётся в моей голове голос.

И он звучит так чётко, что в первый момент я киваю, собираясь сказать “спасибо”, а потом решаю, что сошла с ума.

Глава 14

Котенок с недовольной мордочкой сидит передо мной и буравит меня своим взглядом.

“Ну и что ты на меня так смотришь? Черный кот. Красивый? Ну а ты другого ожидала?”

Хлопаю глазами, чуть не роняя горшочек, закашливаюсь, а потом выдаю:

– Еще и наглый.

У меня создается такое ощущение, что кот морщится от моего замечания:

“Не считаю это недостатком. Тебе бы тоже побольше наглости – проще было бы жить”.

Очень мудрое умозаключение, учитывая, что коту по моим прикидкам не больше недели, а выглядит он…

– Что ты вообще такое? – спрашиваю я, раз уж он со мной разговаривает.

“Я кот. Черный кот”, – отвечает он.

Для его размеров, еще не сказать, что внушительных, он звучит слишком пафосно.

– Значит, точно будешь Муриком, – отойдя от первого шока, говорю я. – Идем, я с тобой поделюсь тем, что у меня есть.

Беру небольшую мисочку и ставлю в уголок у печки, искоса наблюдая, что кот будет делать. Он несколько раз привстает, потом возвращается в позу копилки, но в итоге все же срывается с места и подходит ближе.

“Вот научусь мышей ловить, тебе приносить буду!” – говорит котенок, облизывается и тычется носом в еду, выискивая, с чего начать.

– Если ты хотя бы себя ими будешь обеспечивать, мне этого будет достаточно, – откликаюсь я и сажусь за стол доедать оставшееся в горшочке угощение. – А вот нам с Дэйром бы надо подумать, чем питаться.

“А что ты думаешь? Там, в шкафу что-то лежит, я видел”.

– А чулан тут есть? Хоть что-то? – с надеждой спрашиваю я.

“Только тот, где вы спали, – убивает мои надежды кот. – Ну и наверху комнаты. Но там так пыльно, что аж чихать хочется!”

Еще бы. Если уж внизу было все так пыльно, то что наверху, мне и подумать страшно. Не пойду пока туда, не буду расстраиваться. Но, похоже, придется озаботиться подуктами. Хотя бы простейшими крупами и овощами. Дэйру пока мясо не нужно, а я обойдусь как-нибудь.

Еще не закончив есть, подскакиваю и бегу в комнатку, где спали, чтобы проверить малыша. Он лежит на спинке и перебирает пальчиками небольшую деревянную ложку, периодически пробуя ее на зуб.

Прислоняюсь к дверному косяку плечом и, рассматривая малыша, доедаю свой небогатый завтрак. Сейчас печь разогреется, надо отодвинуть Дэйра от стены. И подумать, где стирать и сушить его пеленки, а еще матрас, на котором мы спали.

Тоскливо перевожу взгляд на кровать и понимаю, что предложение Райты о кроватке кажется особенно актуальным. Ведь каждый раз думать, что сделать с мокрым матрасом – так себе развлечение. Но сейчас деваться уже некуда.

Отношу горшочек на стол в лавку, возвращаюсь, снимаю мокрую простыню и вытаскиваю матрас сначала из комнаты, а потом и из дома через заднюю дверь во двор. На улице легкий морозец, должен более или менее просохнуть.

Двор-колодец оказывается общим для нескольких домов, в том числе дом Райты. Она как раз в этот момент из-под небольшого навеса собирает дрова с девчушкой лет пяти. Во дворе каменный колодец с ведерком на цепи и подъемным механизмом. Удобно.

Между тремя парами столбов натянуты веревки для белья. На одной из них тоскливо мотается чья-то сорочка. Отлично, теперь я знаю, где сушить. Осталось понять, как стирать.

– А, Лети! Как переночевали? – соседка замечает меня и улыбается. – Смотрю, малец наделал делов?

Я пожимаю плечами, оглядываясь, куда бы мне пристроить матрас. Решаю, что невысокий заборчик, ограничивающий кусочек земли, на котором, похоже, Фрида что-то сажала, подойдет.

– Куда деваться, – с облегчением выдыхаю, сгрузив свою ношу. – Переживем!

– Ничего, с плотником я уже поговорила, к вечеру сколотит, а вот насчет матрасика нам надо будет подумать, – Райта подходит ближе, а следом за ней семенит девчушка. – Вот, нира Шпехт попросила меня сегодня посидеть с Лиззи, пока она отнесет джем в дом мэра. Она у нас чуть ли не всю знать снабжает своим варевом. Может, давай я и Дэйра сегодня возьму? А то вряд ли чем другим помочь смогу. Тебе ж и прибраться, и на рынок надо.

Кто бы знал, как мне не хочется отдавать малыша кому-то. Как будто я только-только получила сокровище, а мне нужно его кому-то передать. Но объективно, если я буду носить везде с собой Дэйрона, я и внимания больше привлеку, и дел меньше успею. Поэтому я киваю, бормочу неловкое “спасибо” и бегу в дом: надолго не отлучишься.

Малыш продолжает о чем-то разговаривать теперь с миской, периодически постукивая по ней ложкой, и как будто сам пугаясь от этого звука. Такой забавный… На душе при взгляде на него тепло-тепло. И немного тоскливо, потому что невольно сравниваю со своим сыном.

Тот был настоящим непоседой. Сел – рано, пополз – рано, правда, сначала задом наперед. Пошел – тоже рано. И “мама” сказал раньше, чем “папа”. Как же это не понравилось моему бывшему! Сколько раз он мне потом припомнил, что я воспитываю маменькиного сынка.

Прочь. Прочь, воспоминания. Здесь у меня тоже проблем немерено. И, сдается мне, я знаю только самую верхушку айсберга.

Пока собираю Дэйра, который, стоит мне его запеленать, почти сразу засыпает. От него пахнет сладко и очень уютно. Нежностью и беспричинным, детским счастьем.

– Как у тебя тепло, – после короткого стука Райта заглядывает в заднюю дверь и топает, стряхивая с ног снег. – У Фриды тоже всегда было так. Понятно, что тут печь большая, да только мне кажется, без доброй души никакая печь дом не согреет.

Качаю головой, удивляясь, насколько Райта все же добрая и открытая. Немного царапает то, что мне приходится ее обманывать, но что точно – мои чувства к ней абсолютно искренние. И мне очень-очень теперь хочется чем-то ее отблагодарить. Хотя бы булочками.

Райта забирает Дэйрона и пару сменных пеленок с собой, а я отправляюсь решать свои дела. Котенок уже снова успел куда-то сбежать, но я почему-то даже не удивлена. Только вот интересно: тут все слышат животных, он такой необычно-разговорчивый или во всем виновато мое происхождение?