– Он нашел мальчика. Тот был без сознания и весь в крови. Мистер Хейворд принес его в гостиницу и теперь не знает, что с ним делать.

Вивьен слегка нахмурилась. Принимать участие в судьбе какого-то мальчика из доков, с какой стати? С другой стороны, это ребенок и он без сознания. Ему явно требовалась помощь. Бросить его на произвол судьбы было бы совсем не по-христиански. Поразмыслив немного, она приняла решение:

– Хорошо, Мари. Снимите еще одну комнату и вызовите к несчастному врача.

– Да, миледи, – горничная присела и выскользнула за дверь.

Месье де Кринье недовольно заерзал в кресле. Он явно остался разочарованным, поскольку занимательной истории не получилось.

– Не понимаю, Виви, зачем ты его терпишь? По завещанию твоего покойного мужа он получает прекрасное содержание. На эти деньги он мог бы снять квартиру в Лондоне и жить отдельно.

– Диди, ты стал ворчлив. А это самый верный признак старости.

Дед леди Алертон посмотрел на нее с некоторой тревогой и приосанился, давая понять, что записывать в развалины его еще рано.

– Ты уже во второй раз указываешь мне на возраст. Это просто жестоко. Особенно с позиции твоих восхитительных двадцати семи лет.

– Прости. Но ты несправедлив к Стивену. Он вырос у нас в доме, стал членом семьи после смерти его родителей. Когда я вышла замуж за Роджера, Стивену было только тринадцать. Совсем мальчик…

– Великолепно! Но мальчик вырос. Он теперь на полголовы выше меня… когда я в цилиндре. Пора бы уже жить отдельно.

– Но лаборатория Роджера…

– При чем здесь лаборатория?

– Как при чем? Стивен тоже увлекается химией. Я не возражаю против того, чтобы он ей пользовался.

– И не будешь возражать, если он постарается ее спалить, а вместе с ней и дом, как и Роджер?

– Диди, ты просто невозможен. Мне трудно с тобой спорить.

– Вот и не надо. Он прекрасно может ставить свои опыты и в Кембридже. Он же туда иногда заглядывает, я надеюсь.

– Уже нет. В этом году он окончил обучение и получил степень. И потом он мне нужен. Я наняла его в качестве секретаря.

– О мой бог! Что за новомодные глупости? Зачем тебе нужен секретарь?

– Как зачем? – искренне изумилась леди Алертон. – После Роджера осталось много бумаг. Кто-то же должен их разобрать. И потом…

– С таким же успехом ты могла отдать их своей кухарке. Она бы справилась не хуже.

– В твоих словах сквозит предубеждение. Стивен очень смышленый…

– Смышленый?! – Диди чуть не подпрыгнул от удивления. – Да он чуть ли не слюну пускает, когда с ним разговаривают. И что это за манера закатывать глаза? Я вообще не знаю, понимает он меня или нет.

– Тебя, впрочем как и всех остальных, он прекрасно слышит и понимает. Просто у него такая манера слушать. У каждого свои странности, будь снисходителен.

– Это не странность. Это больше смахивает на слабоумие.

– Как же ты жесток к бедному Стивену!

– Что ж, я лишь воспользовался твоим предложением почувствовать себя стариком. Они же нетерпимы к юности, не так ли?

– Я не уверена, что… люди преклонного возраста, – Вивьен сознательно сделала в этом месте паузу, подчеркивая тем самым, что не склонна использовать такие категоричные эпитеты, – ведут себя именно так. Сказывается отсутствие опыта.

– Хочешь его получить?

– Ни в коем случае! – Вивьен распахнула глаза, изображая испуг.

– То-то! – Диди остался доволен произведенным эффектом. – А скажи мне на милость, зачем ты потащила его сюда?

– Он может мне понадобиться в любой момент. К тому же Стивен хотел посмотреть Брюссель. Он же никогда не был в Бельгии. Не понимаю, откуда такой повышенный интерес к его персоне?

– Хорошо, не будем о нем. Давай лучше поговорим о твоей несносной тетушке Катрин.

– Ты хотел сказать, о твоей несносной дочери?

Это уточнение совсем не пришлось по вкусу месье де Кринье, и он недовольно заерзал в кресле.

– Пусть так. Как ее ни называй, лучше от этого она не становится. Как ты знаешь, Катрин вдруг вбила себе в голову, что следует заняться моим перевоспитанием. И активность ее в этом направлении день ото дня только возрастает, что не может не тревожить.

– Диди, ты сам виноват. Если бы ты в свое время озадачился тем, чтобы выдать тетушку замуж, сейчас ее необузданная энергия была бы направлена на мужа и детей.

– Ее? Замуж? Помилуй бог, кто бы ее взял? Один голос чего стоит. Это же не голос, а полковая труба. Я уж не говорю обо всем остальном.

– Ты не пробовал.

– Да, каюсь, не пробовал, – Дидье сокрушенно вздохнул. – Но я думал, что, проводя время в сезон охоты в Англии, она сама найдет себе достойную пару. Британцы настолько помешаны на спорте, что любовь Катрин целый день скакать на лошади и вопить во все горло могут счесть за достоинство. Но я ошибся.

– И что же теперь ты хочешь от меня?

– Даже не знаю. Может, ты найдешь выход. Придумаешь для нее занятие, чтобы она оставила меня в покое.

– Какое же? Нанять ей учителя, чтобы она освоила пение? – чуть ехидно заметила леди Алертон.

– Я оценил твой дьявольский план. Беру свои слова насчет Стивена назад. Он отличный мальчик, – Диди сделал ударение на слове «мальчик», поскольку мистеру Хейворду был уже двадцать один год. – Смышленый и прекрасный оратор.

– Предложить открыть частную школу или пансион?

– Тебе не жалко детей?

– С чего бы это? В детстве я часто гостила у нее, и мы отлично ладили.

– Разумеется. Ей же было не до тебя. Она все время старалась кого-нибудь в округе подстрелить.

– Разведение лошадей?

– Возможно… – Дед задумчиво посмотрел в глаза Вивьен.

Они были довольно необычные – трехцветные. Вокруг зрачка желтые, ближе к краю зеленые. А каемка совсем темная, непонятно какого цвета. Вероятно, сказывалось смешение валлийских и английских кровей. Но что еще интереснее, в зависимости от настроения и освещения они все время менялись. В этот момент они напоминали осеннюю траву, которую еще не успел тронуть настоящий холод.

– Да, у меня же для тебя подарок! – вдруг спохватилась леди Алертон. – Я купила пару прекрасных тракененов для твоего экипажа.

– Виви! Ты знаешь, как меня порадовать. И каковы они?

– Поверь мне, эти лошади лучшие, что ты мог бы встретить на улицах Лондона, – она гордо вскинула подбородок.

– Неужели? – Дед весь преобразился, глаза у него загорелись, а семейные неурядицы мгновенно отошли на второй план.

– Ну конечно. Я просто не могла пройти мимо. Серые в яблоках. Просто красавцы! Как увидела, сразу поняла: они должны быть у тебя. Придется сильно постараться, чтобы найти вторую такую пару.

– И когда же я их увижу? – Месье де Кринье даже потер ладони от предвкушенья.

Еще бы, такая пара в Брюсселе произведет полный фурор. Дидье моментально представил себе, как разъезжает в экипаже по центральным бульварам, раскланивается со знакомыми, а те с восхищением рассматривают его лошадей. Разговоров в салонах хватит на неделю, а то и больше.

Леди Алертон знала, что в лошадях дед не разбирался. Если бы даже в зубы заглянул, все равно ничего бы не понял. Но произвести впечатление любил. Несмотря на свой солидный возраст, он не перестал быть павлином. Тетушка Катрин оценивала этот феномен иначе – «детство». Так и говорила: «Первые шестьдесят шесть лет своего детства Диди…» Она была неправа, но Вивьен спорить с тетей совсем не хотелось. Дед умел быть глубоким и вдумчивым, если того требовали обстоятельства. Однако когда вопрос касался света, он не знал удержу.

– Должны прибыть через пару дней. С парохода их сразу переведут в вагон и доставят в Брюссель.

– Я останусь здесь. Хочу лично встретить свой подарок.

– Ну тогда и я останусь. Прогуляюсь по променаду. Морской воздух нам с Монти полезен.

– Оттягиваешь момент встречи с любимой тетушкой? – ехидно подмигнул Диди.

Леди Алертон лишь махнула на него рукой.

Свою тетю, Катрин де Кринье, она искренне любила. В детстве Вивьен не одно лето провела в фамильном поместье рядом с Бореном, где царствовала мадемуазель де Кринье. Та не сильно горевала, что не вышла замуж и не обзавелась потомством. Казалось, ей это было не очень-то и нужно. В конюшне всегда стояли отличные лошади, во дворе под ногами крутилась свора гончих, а в доме было полно гостей. Те не переводились никогда. Если уезжали одни, тут же появлялись другие. Все это бесконечное движение походило на театральную постановку, которая длилась изо дня в день. Неудивительно, что Вивьен всегда радовалась, когда ее забирали из чопорного и унылого дома ее отца, лорда Элроя, и привозили сюда. Взрослые, занятые своими делами, мало уделяли ей внимания. Зато гости привозили с собой детей, за которыми присматривали бонны и гувернантки, да и то не очень ретиво. Предоставленные сами себе, маленькие гости всегда находили себе какое-нибудь занятие и прекрасно проводили время.

Тем не менее с возрастом страсть тетушки к загородной жизни несколько поубавилась, и большую часть времени она стала проводить в Брюсселе. В городе мадемуазель де Кринье нашла себе новое увлечение – благотворительность. Ее деятельная натура требовала охватить заботой и вниманием каждого обездоленного. И она без устали колесила с утра до ночи от Гранд-Пласа до Мароля и Сенне. О своем появлении в каком-нибудь приюте или больнице для неимущих она возвещала тем зычным голосом, что выработался у нее за многолетнюю практику охоты на косуль и кабанов. Видимо, тетя считала, что источаемые ею звуковые вибрации сами по себе уже являются панацеей. Тот же прием она использовала и в салонах, но уже с другой целью. Заслышав ее мощный призыв, банкиры, промышленники и прочая преуспевающая публика старались побыстрей расстаться с деньгами, лишь бы пытка прекратилась. Неудивительно, что в скором времени тетя стала популярной личностью во всех частях города.

Однако количество ее внутренней энергии значительно превышало потребности богоугодных заведений. Ее излишки Катрин решила скидывать на своего родителя, Дидье де Кринье. Благо попадаться он ей на глаза стал довольно часто. Собирая пожертвования и устраивая благотворительные концерты, Катрин то там, то здесь стала наблюдать его за карточным столом или в обществе какой-нибудь дамы с сомнительной репутацией. И практически всегда месье де Кринье был слегка нетрезв.

Откуда появилось страстное желание наставить его на путь истинный, не знал никто. Но дочь твердо уверовала, что сможет в корне изменить моральный облик отца, хотя тому шел уже седьмой десяток. Вполне ожидаемо, ее возмущенные тирады не приносили никакого результата, зато изрядно досаждали Диди. Письма с жалобами сыпались на Вивьен с обеих сторон. Все сообщения, за редким исключением, были удивительно похожи друг на друга. Из них следовало одно – географически этим людям лучше было бы находиться как можно дальше друг от друга. Но сами они этого не понимали, а если бы кто-то об этом сказал, приняли за дурную шутку.

Но как их заставить расстаться друг с другом? Тетю Катрин теперь вытянуть из Брюсселя было невозможно: общественная деятельность поглотила ее без остатка. Всем было понятно, что, пока мадемуазель де Кринье не вылечит всех больных и не осчастливит всех несчастных, она не успокоится. Значит, необходимо куда-нибудь увезти любимого деда. Но Вивьен два года ничего не могла сделать. Время, пока длился траур сначала по ее мужу, затем почти сразу же после этого по отцу, леди Алертон провела в своем поместье в Шропшире. Она решила, что так будет легче пережить боль утраты, поэтому не выезжала в Лондон и уж тем более не совершала дальних поездок.