– Я Лара. Простите, Лариса. Мне бы жизнь как-то поправить. Развернуть ее на сто восемьдесят градусов.

– С Русланой говоришь, – напрямки представилась собеседница. – Развернуть? Легко! Да хоть на все триста шестьдесят, – щедро пообещала она.

Лара хотела возразить, что триста шестьдесят градусов ей не очень подходят, но промолчала. Все-таки прослыть буквоедкой при первом же разговоре не хотелось. Общая же мысль понятна? Понятна. Ей пообещали украсить небо алмазами. При такой щедрости капризничать и цепляться к каким-то градусам невежливо.

С этого началась странная дружба с Русланой. Дружба, потому что у Лары появилось чувство защищенности. Как у молодого щенка рядом с половозрастным бультерьером. А странная, потому что за это удовольствие приходилось платить. Рублями.

Впрочем, денег было не жалко. Точнее, жалко, но только вначале. Потом Руслана объяснила, что это не траты, а инвестиции. Большая разница. Инвестиции – это когда ты тратишь с надеждой на прибавку. Вот сегодня слабая и несчастная Лара вложит деньги в свое духовное развитие, а завтра, сильная и счастливая, будет стричь плоды с этого дерева.

Вообще Руслана очень любила слово «инвестировать». Иногда Лара думала, что Руслана не просто ест, а инвестирует калории в свою грудь. Это была выдающаяся грудь. Когда Руслана надевала кулончик, он у нее не висел, а лежал. И так покойно лежал, как приклеенный. Остальные части тела почему-то не отзывались на пищевые инвестиции. Худые ноги втыкались в костлявый зад. Руслана была похожа на тощую корову с огромным выменем.

«Нестандартная внешность», – говорила про себя Руслана, любовно оглаживая грудь. И всем своим видом показывала, что видит в этом сплошные преимущества. Штучность. Уникальность. Эксклюзив.

Мать и сын

Зинаида, распаленная обидой, легко преодолела пару лестничных пролетов и толкнула дверь в свою квартиру. Маленькая прихожая, оклеенная уцененными обоями, обдала привычным запахом кошачьей жизнедеятельности. Это немного успокоило.

Женька валялся на диване, обложенный кошками, и что-то жевал. С утра он еще не пил и был способен к диалогу. Зина не знала, чего хочет больше: разораться на Женьку, что он дышит на кошек вчерашним перегаром, или поделиться с ним своей победой над соседкой. Все-таки не каждый день удается внедрить свой цветок во вражеский стан.

А Ларка – она вражина и есть. Не зря ее Воблой кличут. Сколько живет здесь, а все морщится, когда в подъезд заходит. Типа привыкнуть не может. Аристократка хренова. Даже шляпу иногда носит.

Женька, конечно, заслужил головомойку, ведь лежать днем неправильно. Зинаида многие годы проработала в колонии и твердо знала, что днем можно ходить или стоять, на худой конец, если устал, можно прислониться к стене. Но лежать нельзя. В колонии это было строго запрещено, а там не дураки устав писали. Особо одаренные задавали вопрос: почему? Но им доходчиво объясняли, что этот вопрос задают по другую сторону колючей проволоки. А здесь он неуместен. Нельзя, и все.

Зинаида хотела бы и дома иметь маленькую колонию, где никто не лежит днем на кровати и обед строго по расписанию. Где по пятницам помывочный день, а в четверг рыбный суп. Где в специально отведенном углу можно поиграть с матерью в шашки или смастерить человечков из желудей. Где все устроено настолько разумно, что и без карцера никто не помышляет нарушать дисциплину. И все к этому шло, складывалось как нельзя лучше. Сын Женька рос, не доставляя хлопот. Не сын, а образцово-показательный ребенок. Таких выпускали по УДО.

Но мечта разбилась о бутылку. Сын вырос и запил. Так распорядилась судьба-злодейка, подкинув ему карту безответной любви. Даже не любви, а болезненной страсти, затянувшей его как в омут. В его раскладе не оказалось козырей, чтобы отбиться. Женька принял эту треклятую карту и попытался утопить ее в бутылке. Пил он люто, до зеленых соплей. До скотского состояния. Правда, буйным не был. В пьяном виде он напоминал гориллу, сбежавшую из цирка. Вроде ручная, а дурная.

Вместо дома, где царит железная дисциплина, Зинаида оказалась в бедламе. Днем Женька валялся на диване, а вечером выходил во двор в поисках корешей. Хотя чего их искать? Этого добра в их затрапезном дворе как у дурака махорки.

Вот и сейчас. Лежит в обнимку с кошками, которые урчат особенно громко, видимо под воздействием его винных паров. Но если разораться, то Женька надуется и не сможет полноценно участвовать в обсуждении соседки. А язык чесался, как будто его покусали тучи комаров. Да и не вполне честно обсуждать Воблу без того, кто придумал ей это имя. Все-таки золотая голова у него, когда трезвый.

– Слышь? – сказала Зинаида и отодвинула кошек, чтобы присесть. – Вобла-то наша цветок взяла. А ты говорил…

– Ну и ладно. А че злая такая?

Все-таки Женьке нельзя было отказать в чуткости. Все замечает.

– Да как-то не по-людски. Цветок-то наш сграбастала, а в дом не пригласила, даже чаю не налила.

– Иди на кухню и налей.

Зинаида поняла, что сегодня душевного разговора не получится. Лучше бы поскандалила. Но сделала еще одну попытку:

– Да не про чай речь. Уважение-то она могла проявить? Я этот цветок почти что из семечки вырастила, ни в чем ему не отказывала. Сама притулюсь, бывало, сбоку, чтобы в окно посмотреть, а он по центру стоит, как начальник какой. Я ж разве против, сдвигала разве? А форточка! Сама задыхалась от духоты, а только маленькую щелочку, чтобы его не подморозить. А она раз – и сграбастала, я только заикнуться успела… И будет ли ему там хорошо? Не свое, так и не жалко. Люди вообще пошли равнодушные. Равнодушные и жадные. Вот у нас в колонии случай был…

Женька скривился. По интонации и преамбуле он заранее знал, о каком случае из жизни зэков пойдет речь.

– Ладно тебе. Не загнется твой сорняк.

Женька попытался встать, но неаккуратно. Кошка в ногах обиженно мяукнула.

Это было последней каплей. Женька накопил слишком много прегрешений. Назвал цветок сорняком, обидел кошку, лежит днем, так еще и Воблу оправдывает, что вообще возмутительно. Попахивает внутрисемейным расколом и бытовым предательством. Зинаида решила изменить сценарий вечера. У нее даже дзынькнуло что-то внутри. Душа властно потребовала учинить скандал с непременными слезами, корвалолом, осипшим горлом и заключительным катарсисом. Зинаида нуждалась в эмоциональной встряске.

– Умный? Умный стал? – взвизгнула она. – Мать за дуру держишь?

Женька закатил глаза и попытался улизнуть из комнаты. Но узкий дверной проем легко перегораживался глыбой материнской фигуры.

– Как же я устал, – в сердцах сказал он. – Ну ты-то хоть меня не доставай.

– Устал он. Пить надо меньше!

– Надо, – вздохнул Женька. – Я ж разве спорю?

И это его безвольное согласие так резануло бритвой жалости материнское сердце, что Зинаида посторонилась, пропуская сына. Он вышел, понуро и обреченно влача на себе оставшуюся жизнь. Мать знала, что вернется он нетрезвым.

Потеря ключа

Лара в очередной раз мысленно поблагодарила банкомат за хрустящую новенькую купюру. Руслана не любила мятые деньги. А расплачиваться с ней нужно было только наличными.

Сначала Лара думала, что это как-то связано с налогами, что Руслана прячет доходы от государства. Не хочет отвлекать его от более важных дел. Но потом Руслана объяснила, как все обстоит на самом деле, и Ларе стало даже немного стыдно за свою приземленность и подозрительность.

Все дело было в энергии денег, в ее переходе при тактильном контакте. Руслана принимала купюру двумя руками, клала на одну ладонь и плотно прикрывала другой. Слегка растирала шуршащую бумагу, потом подносила сцепленные лодочкой ладони к одному виску, к другому и говорила неизменное:

– Не уходи, побудь со мною.

Сначала невежественная Лара думала, что это строчка из романса. Потом поняла, что все гораздо глубже и сложнее. Деньги надо приманивать, договариваться с ними. Благодарно впитывать их энергию. Ценить красоту новенькой купюры. Так учила Руслана. Она ругала Лару за пользование карточкой, говоря, что у электронных денег нет души. Лара вспоминала про криптовалюту и биткоины, но не решалась вступать в спор. Да и как тут поспоришь. У Русланы веский довод – она богата. А Лара бедна. Вот и весь расклад. Глупо спорить про деньги с теми, у кого они есть.

Вот и сегодня предстоит встреча с Русланой. Купюра бережно вложена в конверт. Сеанс по спасению ее никчемной жизни начнется через полтора часа.

Лара вышла заранее, чтобы насладиться зимней Москвой. Снег только что выпал и пока не успел превратиться в серую мерзость под ногами. Красота была бесплатной, но быстротечной. Москвичи понимали это и выходили на прогулку, прихватив детей и собак. Лара в очередной раз подумала, что собаку она вполне могла бы себе позволить, раз уж с детьми не получилось. Стала бы чеховской дамой с собачкой. Поехала бы в Ялту и встретила там любовь.

Лара усмехнулась, представив себя бредущей по ялтинской набережной с собачкой на поводке. Эта картина не имела никакого пересечения с той реальностью, в которой она жила. И дело не том, что вырваться с работы можно только в каникулы. И даже не в том, что отели в Ялте стоят как крыло самолета. Главная проблема состояла в том, что Лара не умеет медленно ходить, гулять, совершать променад. Жизнь заставила бегать. До кровавых мозолей. Перескакивая через препятствия. Ларе захотелось рухнуть в воспоминания как повод пожалеть себя, но Руслана строго запретила такие настроения.

Все-таки хорошо, что Лара нашла такого специалиста.

Правда, поначалу Лара очень скептически отнеслась к новому знакомству. После первого телефонного разговора ей велено было явиться очно. Именно так Руслана и сказала. Лара не была уверена, что пойдет. Хотя бы потому, что позвонить – это бесплатно, а за очный прием нужно платить. Денег лишних не было, да и нахрапистость Русланы вызывала чувство опасливой настороженности. Возможно, она осталась бы дома, наматывая тоску на безрадостные воспоминания, но обстоятельства сложились так, что она пошла. Нет, не пошла. Побежала.

Лара с улыбкой вспомнила тот день. На улице был жуткий дубак. Москва ставила рекорд, решив выдать зимнюю норму холодов за несколько дней. Лара добежала до дома, поднялась на свой этаж и начала шарить в сумочке в поисках ключа. Мечты о горячем чае были такими возбуждающими, что руки подрагивали в нервном нетерпении. Но, увы, ключа не было. Как испарился.

Это был логичный финал дурацкого дня, когда все шло наперекосяк. С утра толпа в метро прижала Лару к парню, который самозабвенно матерился по телефону. Лара боялась сделать ему замечание. Потом ей в университетской столовой не хватило пирожка с курагой и пришлось взять с картошкой. Обидно, что стоявшая сзади девушка спросила про курагу, и ей вынесли целый противень, но Лара постеснялась сдать назад свой картофельный. И даже студент, на встречу с которым она ехала через всю Москву, отменил консультацию, когда она уже поднималась по эскалатору. Словом, это был день многочисленных маленьких обломов. Ее словно обстреляли шрапнелью неудач. Количество перешло в качество. Потеря ключа добила Лару окончательно, перевела градус страданий на новый уровень. Россыпь неприятностей показалась глыбой беспросветного несчастья.

Настроение вошло в пике, и собственными силами из него было не выйти. В этот момент и созрело решение поехать к Руслане. Явиться, как было велено, очно. Шут с ними, с деньгами. Какой в них толк, когда в жизни с утра достаются маты, в обед давишься картофельным пирожком, а вечером не можешь попасть в собственную квартиру. А еще мелькнула мысль, что Руслана предложит чай. Горячий. С сахаром.