Заложив крутой вираж над дворцом, Владимир рванул к зданию Канцелярии. Рев раздался ближе.

Чертовка гналась за ним, а значит, оставила Афанасия Васильевича в покое. Получилось! Владимир успокоился и прибавил скорость. Надо успеть предупредить чертей Канцелярии, что демонессу следует брать живой.

Враг, несмотря на обретенную Владимиром кратковременную силу, настигал. А когда показалась знакомая крыша, Владимир понял – не успеть. Придется принять бой. Он резко развернулся и понесся на противника, за доли секунды сократив расстояние. И, оказавшись в зоне дистанционной атаки, ударил льдом. От неожиданности чертовка не успела увернуться.

Но надолго задержать ее не удалось. Почти сразу возле самого уха клацнули мощные челюсти, и огромная лошадиная голова появилась прямо перед клювастой волчьей мордой. Пасть, полная острых зубов, открылась, и темное облако заклубилось внутри. И тут же понеслось в сторону попытавшегося разорвать дистанцию Владимира.

Но вдруг что-то полыхнуло, на мгновение ослепив и отбросив назад, и когда зрение вернулось, Владимир увидел, что дистанционное оружие чертовки летит прямо в нее, а между противниками в воздухе завис лебедь.

«Надо взять ее живой», – передал он Иннокентию.

«Исполняю», – прозвучало в голове в ответ, и Владимир бросился на врага, вцепляясь в пестрое крыло лошадиной химеры.

Снизу послышались крики, и один за другим появились черти Канцелярии: их колдуны наконец-то сообразили, что происходит.

«Живой, брать живой», – командовал Владимир.

В конце концов израненная чертовка рухнула на землю. Владимир опустился рядом и принял человеческий облик.

– Я должен сделать срочный доклад его сиятельству, господин колдун, – сказал он Якову Зуеву, ошарашенно наблюдающему, как его черт вместе с Иннокентием прижимают к земле бьющуюся чертовку.

– Да-да… Клетку… Срочно надо клетку, – пробормотал тот и пошел к дверям. Владимир направился за ним. Больше всего ему сейчас хотелось в тепло.

Несколько часов Афанасий подпрыгивал как на иголках: знал, что чертяка кого-то сожрал. Собравшись с силами, он сумел-таки подняться, кое-как оделся и уже собрался ковылять в Канцелярию, когда явился чародей Петр. Он-то и рассказал, что Владимир сидит в клетке в подвале, и сожрал он ни много ни мало, а князя Куракина. Почему, чародей не знал. Но Афанасий не сомневался, что Владимир не стал бы жрать подозреваемого без веской причины. Поэтому потребовал от чародея повышающий силы отвар и проводить до Канцелярии. Но Петр наотрез отказался, сказав, что греха на душу за помершего от перенапряжения сил колдуна не возьмет.

Когда он ушел, Афанасий, держась за стены, вышел на лестницу и, уже одолев первые ступени, увидел дворника Семена, который почему-то поднимался наверх спиной вперед и при этом непрестанно кланялся и лебезил. За ним по лестнице важно шествовал его сиятельство в сопровождении писаря и колдуна Резникова с чертом. Увидев Афанасия, граф всполошился и велел Резникову срочно доставить беглеца в дом и усадить в кресло. Что Резников и Иннокентий немедленно и проделали.

Афанасий вновь оказался в своей гостиной, и начальник торжественно обнял и трижды облобызал его, называя не иначе как «избавителем от смертельной напасти», но глаза графа бегали. А скромно ожидающая за спиной свита без околичностей намекала, что последствия поступка Владимира не заставили себя долго ждать.

Поэтому, выслушав очередной дифирамб в свою честь, Афанасий решил, что выдержал манеры достаточно. И прямо спросил:

– Ваше сиятельство, вы ведь не похвалить меня совместно с колдуном и чертом заявились? Давайте не будем тянуть кота за… хвост, – немного подумав, закончил он максимально прилично: граф все-таки. – Я арестован, несмотря на описанные вами заслуги?

– Да что же ты, Афанасий Васильевич, побойся бога! Я ж обещал тебе награду, а не арест. Хлопотал за тебя… ух… живота не жалел, как угорелый весь день носился. Поэтому ничего тебе не будет, все черт твой учинил, дерзкий и непослушный, а ты ж болезный лежал, пока он своевольничал. По тебе и разбирательство уже закрыли. Черт на допросе подтвердил, что приказывал ты лишь следить и доложить в Канцелярию. Так что и взыскания не последует, и при должности своей ты останешься.

– Выходит, черта моего наказывать будут? Он во всем виноват?

Ситуация складывалась даже хуже, чем ожидал Афанасий. Куракин – человек видный и важный, и родня с друзьями у него в самых верхах. Глупо было бы ожидать, что они оставят это дело и не будут требовать возмездия и крови. Но колдуна начальнику удалось выгородить, а черт… Кому есть дело до чужого черта?

– Ну а как, Афанасьюшка, – развел руками Шувалов, – сам же знаешь. Кто-то должен за преступление ответить. Да и черт твой доложил, что князь сдаваться собирался. Вот только чертовку свою к тебе прежде отправил. Но и в этом случае обязан был твой Владимир князя арестовать и в Канцелярию доставить. Или сам явиться с докладом, а нападать никак не смел. Он прекрасно осведомлен, что за это положено.

После слов Шувалова полная картина произошедшего мигом сложилась в голове Афанасия.

– А чертовку-то допросили? – спросил он.

– Со всем пристрастием. Но она лишь выполняла приказы князя. Ни зачем, ни для чего – то ей неведомо.

– А Владимир? Он-то точно знает! Ведь смертное истязание – это не наказание вовсе, это смертная казнь! Убьете его – и правда исчезнет вместе с ним.

Шувалов отвел глаза.

– Все это я, голубчик, понимаю. Но ничего поделать не могу. Не всесильный я, а благоволение царское сегодня есть, а завтра нету его. И как? Пиши пропало… Куда мне против Куракиных тягаться? К тому же мне милостиво позволили укрыть тебя от ареста и оставить при должности… В общем, дело решенное, и дальше хода ему не будет. Организовавший покушение князь Куракин мертв, а черт твой совершил преступление и заслужил смертное истязание. На этом точка. … Но вот если бы твой чертяка наказание это каким-то чудом пережить смог… Ты же знаешь, дважды казнить у нас не принято… Уж тогда бы допросить его пришлось и, глядишь, какие-то подробности бы всплыли… Но это, к сожалению, невозможно… Не бывает таких живучих чертей.

– Не бывает… – задумчиво повторил Афанасий.

– И чудесами Господь нас не балует, – зачем-то добавил граф.

– Верно, – согласился Афанасий.

– Поэтому тебе, Афанасьюшка, нового черта выдадут. Вот, изволь, хотя бы этого, – Шувалов простер руку к вытянувшемуся за спиной Иннокентию. – Ты его знаешь, и черт этот послушный и исполнительный. Да и посильнее будет. А пока подпиши бумаги, голубчик. Здесь распоряжение о назначении смертного истязания. Самолично я к тебе явился, потому что заслуга твоя в деле спасения моей жизни воистину велика. Очень важно, чтобы ты подписал и по бумагам все гладко вышло. Вот и писаря с колдуном потому с собой взял, чтобы и свидетель был, и протокол оформить, как я тебе правильно все объяснил.

Глава 8
Заговор, часть 4. Смертное истязание

Двух дней, которые Афанасий с трудом выторговал у начальства, ссылаясь на то, что иначе не переживет ломку, для восстановления сил совершенно не хватило. Но Петр не жалел знаков и отваров, тем более что его единственного Афанасий посвятил в свой план: без помощи чародея было никак не обойтись. Вот тогда и пригодились триста рублей, что давал Куракин за голову дотошного следователя. Увидев весьма внушительную сумму, Петр Стригунов не только поклялся молчать, но и с жаром принялся помогать, тем более что ничего незаконного Афанасий делать не собирался.

Почти ничего.

Внутри булькало. От чародейского зелья во рту стоял горький пряный привкус, но Афанасий ощущал в теле почти прежнюю силу и легкость. Жаль, эффект от зелья временный, и платить за него потом придется дорого. А еще нестерпимо жгло кожу, а нутро горело и болело так, будто колдун на ужин съел горсть самого жгучего перца. Но это не его чувства. Это отголоски страданий чертяки. И на них можно не обращать внимания.

Пока.

…До окна кабинета его сиятельства оставалось рукой подать. Афанасий добрался до нужного здания по крышам и перепрыгнул на широкий карниз, опоясывающий фасад, со стоящего напротив особняка. Всего-то оставалось – подтянуться и забраться внутрь. Окна не запирались: кому придет в голову вломиться в Канцелярию? Тем более что внутри дежурит сильный канцелярский черт. Сейчас дежурный должен быть в другом крыле, у черного хода: нет у канцелярских чертей права соваться в кабинет начальства без веской причины. А от кабинета его сиятельства до чертячьей, где заперт Владимир, можно спуститься по черной лестнице. Афанасий понимал: шансов, что дежурный черт не почует его присутствия, нет, но если тихо проскользнуть в кабинет, а потом, собрав все силы, промчаться по лестнице, то он успеет добраться до чертячьей раньше, чем до него самого доберется дежурный чертяка. А там – подчинить его Кровью колдуна и посадить в соседний с Владимиром алатырь дело нехитрое. Без присмотра колдунов канцелярские черти ленились и на дежурстве, бывало, просто спали в укромном уголке, не тратя сил на положенные обходы внушительного по размерам здания. Так что, если повезет и на дежурстве окажется Казимир или, еще лучше, известный своей ленью Емельян…

Афанасий поднялся на цыпочки, отворил створку окна кабинета, подтянулся и… уперся взглядом в смотрящего на него в упор Иннокентия. Глаза черта поблескивали в полутьме.

Афанасий вздохнул и протянул руку.

– Чего зыркаешь? Помоги забраться, – велел он. Чертяка, поколебавшись всего миг, подхватил колдуна и втянул в кабинет.

И встал по стойке «смирно», уставившись в пол, без сомнений ожидая от начальника разъяснения.

– Что ты тут делаешь? – строго спросил Афанасий. – Разве дежурному разрешено входить в кабинет главы Канцелярии?

– Не разрешено, ваше благородие, – отчитался чертяка. – Однако я, как предписывают правила, делал вечерний обход и был поблизости, когда услышал, что скрипнула ставня. А в таком случае дежурный обязан проверить.

Вот уж не повезло так не повезло. Черт Иннокентий слишком исполнительный и педантичный.

…Или, наоборот, повезло? Афанасий прищурился, глядя на черта.

– А что же это ты дежуришь? Разве не выписал твоему колдуну его сиятельство аж пять дней для отдыха за хорошую службу? И разве не уехал канцелярист Резников в родную деревню навестить семью?

Об этом рассказывал чародей Петр, и сам Афанасий только вздыхал. Кому, как говорится, пироги да пышки, а кому синяки да шишки.

– Завтра с утра мне велено карету хозяину подать. А до восхода его сиятельство глава Тайной канцелярии граф Шувалов лично велели мне на дежурство заступить.

Иннокентий поклонился непонятно кому, то ли самому Афанасию, показывая, что закончил доклад, то ли воображаемому «его сиятельству».

– Вот, значит, как… Послушай, Иннокентий. Ступай вниз и обхода больше сегодня не совершай, – велел Афанасий.

Черт с места не сдвинулся. Лишь тихо проговорил, не поднимая глаз:

– Прошу простить меня, ваше благородие, но по уставу с десяти вечера до шести утра в Канцелярии не должно находиться никого, кроме дежурного черта, ежели нет на это повеления его сиятельства главы Тайной канцелярии графа Шувалова.

Он слегка приподнял голову, будто ожидая, что Афанасий сейчас покажет ему разрешение, подписанное начальством.

Колдун только вздохнул. Легко не получилось. Зачем граф оставил здесь Иннокентия? Понимал, что Афанасий так просто не отступится и чертяку своего попытается спасти? И нарочно оставил дежурным умного и отлично знающего службу черта, который точно не проворонит эту попытку? Или наоборот?