Кристина Юраш: Жена из дома утех для генерала дракона

Пролог. Дракон

– Это самое ужасное, что могло случиться с вашей семьей, господин генерал! – дрожащим голосом произнес дворецкий, протягивая мне свежую газету.

Я посмотрел на его бледность, на дрожащую руку в белоснежной перчатке и на свежий, пахнущий типографской краской выпуск газеты. Он встал у меня на пути, словно пытаясь показать, как это важно.

– Сегодня помолвка у моего сына! – отмахнулся я от дворецкого со свежим выпуском газеты. – Я могу поужасаться потом?

– Боюсь, что нет, – произнес бледный дворецкий и посмотрел так, словно от этого зависит все. – Лучше прочтите сейчас.

Я вслушался в шум, доносившийся из зала. Гости были в приподнятом настроении, заранее поздравляя будущих жениха и невесту. Слышались голоса, смех и музыка.

Взяв газету из рук дворецкого, я посмотрел на заголовок, и мои глаза расширились.

– Вы лучше присядьте, – послышался голос дворецкого. – А если присели – прилягте…

Я пробежал глазами первую строчку.

Голоса в зале – веселые, громкие, праздничные – превратились в шум, который будто звучал из другого мира.

Я словно услышал их сквозь толстое стекло. Всё, что было важным, вдруг стало неясным, отдалённым.

«Если у семьи Винтерфельд остался хоть один друг, то я адресую это письмо ему! Это крик о помощи, мольба потерявшего всё отца. Я прошу вас, спасите мою дочь Эмму. Бедняжка обесчещена и брошена перед алтарём. Сын генерала Вальтерн Моравиа обесчестил и отказался жениться на моей дочери, потому что его отец – генерал Аллендар Моравиа – не дал разрешения. Он высказался против, тем самым перечеркнув судьбу моей бедной Эммы. Теперь наша семья на грани краха, никто не хочет иметь с нами дел. Нас атаковали кредиторы, наши дела идут ужасно. Поэтому я прошу о помощи. В свое время я многим помогал, но сейчас помощь нужна мне. Моя дочь в борделе “Ночная Роза”. И я прошу, нет, умоляю выкупить ее оттуда. Я очень надеюсь, что генерал Аллендар Моравиа услышит меня и не позволит моей дочери пасть еще ниже. Быть может, в каменном сердце дракона есть хоть немного совести. Раз уж он разрушил счастье двух влюбленных, то пусть хоть позаботится о бедняжке Эмме. Ведь все это случилось по его вине! Но если нет, я прошу отозваться хоть кого-нибудь. Моя дочь хорошо образована, она может быть экономкой, гувернанткой, компаньонкой. Поэтому прошу вас вмешаться в ее судьбу. С уважением, Дорис Винтерфельд».

Я зажмурился, словно новость ударила меня головой о стену.

Все звуки вокруг стихли.

Это было как удар молнии, от которого я не мог отойти еще несколько секунд, осмысливая прочитанное.

«Нет», – твердо сказал я, бросая газету на стол. – «Это – наглая ложь. Мой сын не мог так поступить! Я уверен, что не мог!».

Убедив себя в этом, я встал и одернул мундир. Ордена звякнули, а я выдохнул.

Тяжелой походкой я направился в зал, где среди гостей мелькала фигура моего сына. Молодой, гордый, в алом парадном мундире, выглядел таким счастливым. Сейчас он держал руку своей невесты и целовал ее под радостные крики гостей. В его глазах – свет надежды, а рядом – его невеста, Анна-Шарлотта Ла Монт, словно сияющая богиня, воплощение красоты и нежности в светлом платье, усыпанном бриллиантами.

– Можно тебя на пару слов, – негромко произнес я, видя, как сын поднял на меня удивленный взгляд.

– Да, конечно! – улыбнулся он гостям, отпуская руку невесты.

Я направлялся в сторону кабинета, а потом пропустил сына вперед, плотно закрывая двери.

– Папа, а в чем дело? – спешно спросил Вальтерн, поставив бокал на стол.

Его голос прозвучал мягко, будто бы он пытается разрядить напряжение, но в его глазах я заметил тревогу.

"Неужели это правда?" – пронеслось у меня в голове. – "Нет, я знаю своего сына. Быть такого не может!"

– Неправильно спрашиваешь. Нужно спрашивать: "Что случилось?" – произнёс я, с силой бросая газету на стол.

В этот момент воздух будто сжался, тяжёлый и плотный, наполняясь предчувствием грядущей катастрофы.

– Сейчас будем играть в гляделки, – произнёс я, видя, как сын раскрывает газету и замирает. – Гляди, что у меня есть!

Мой взгляд, острый и настороженный, неотрывно следил за сыном. Он, побледневший и с бровями, поднятыми от удивления и страха, словно почувствовал, что что-то вышло из-под контроля.

Глаза Вальтерна расширились, когда он взглядом пробегал строчку за строчкой. Движения стали нервными. Руки едва заметно дрогнули.

Я увидел, как он крепко стиснул зубы, словно пытаясь не выдать себя с головой.

"Нет… Нет…" – мысленно шептал я, медленно сжимая кулаки. Ручка кресла хрустнула, а сын поднял на меня испуганный взгляд.

– Пап, ты ведь не думаешь, что это – правда? – тихий голос Вальтерна прозвучал как шёпот, но в нём слышалась искра надежды.

Сын посмотрел на меня, а в его глазах я прочитал все.

– Теперь я уверен, что это – правда, – и в моих словах звучала непоколебимая решимость. – Я вижу это по твоему лицу.

Я знал, почему ему нехорошо.

Несколько секунд гнетущей тишины были прерваны шелестом газеты.

Мне захотелось с силой ударить по столу. Но я лишь сжал руку в кулак.

"Неужели? Неужели это – правда? Неужели я воспитал такого сына?" – пронеслась в голове мысль. – "Где я допустил ошибку?"

Я поднял глаза на портрет покойной жены, а потом снова посмотрел на Вальтерна, который перечитывал статью и бледнел с каждым словом.

– Пап, прекрати… – выдохнул сын, откладывая газету. Я видел, как он пытается спрятать свои чувства под маской наигранной небрежности. – Ты же понимаешь, что это специально было сделано, чтобы разорвать помолвку… Неужели ты веришь тому, что пишут в газетах?

– Молчать! – рявкнул я, ударив рукой по столу так сильно, что тот задрожал, подтверждая мою власть, моё право, мою ярость. – Сейчас на вопросы отвечаешь ты. Кто такая Эмма Винтерфельд? Жду быстрый ответ!

Мой взгляд, холодный и пронизывающий, словно лезвие, устремился на сына. И самое страшное, что в его глазах я впервые видел страх, растерянность, будто он уже барахтался в ловушке собственной лжи.

Вальтерн молчал.

Он сидел застывший, с опущенной головой, а я чувствовал, что мой гнев напоминает пламя, готовое испепелить его и все вокруг. Но в первую очередь – меня самого за то, что допустил такое!

Глава 1. Дракон

– Одна девушка, которая мне когда-то нравилась, – тихо выдохнул сын, словно признаваясь в чём-то запретном.

Я молча покачал головой, не веря своим ушам. Внутри меня поднялась волна гнева, смешанная с болью. Стиснув зубы, я принял первую порцию правды, как порцию яда, который медленно, но верно отравлял меня.

– Когда ты просил моего разрешения на брак с Эммой и я отказал? – произнёс я, чувствуя, как в груди что-то сжалось. Нервы натянулись, как струна, готовая вот-вот лопнуть.

Я знал, что от правды не уйти, но предпочитал принимать её по капле, словно яд, разбавленный водой. Это давало мне хоть какую-то иллюзию контроля.

Сын поднял на меня взгляд, в котором читалась смесь вины и страха. Он понял, что придётся говорить правду, и я знал, что он это понял. В его глазах мелькнуло что-то похожее на мольбу.

– Пап, – тихо выдохнул Вальтерн, глядя на мой сжатый в кулак кулак. Его голос звучал неуверенно, словно он боялся, что я не выдержу и сорвусь. – Понимаешь… Я… Ну…

Он нервно усмехнулся, тряхнув длинными тёмными волосами, которые всегда придавали ему юношескую беспечность.

– У меня нет времени ждать, пока ты научишься говорить осмысленно, – резко произнёс я, нахмурившись. – Учись быстрее!

– Ну да, было дело… Она мне нравилась… Ну, я любил её… Но не настолько, чтобы жениться. Мы встречались, но я никогда не видел её своей женой… У меня не было таких планов.

– Любил? Тогда почему молчал? Почему я ничего не знал? – мои слова прозвучали как раскаты грома, отражаясь от стен кабинета. Ярость и боль переполняли меня, и я не мог сдержать их.

– Так получилось. Когда встал вопрос о браке, я сказал, что мой отец против, и мы расстались! – закончил Вальтерн. – Я не обязан жениться на каждой…

– Правильнее говорить – с кем! – резко оборвал я, чувствуя, что внутри меня всё клокочет. Я не мог поверить, что мой сын способен на такое.

Выкупить тираж газеты было уже поздно. Надо было раньше. Если бы я знал, я бы предпринял меры. Но теперь всё было слишком поздно. Правда уже выплыла наружу, и я ничего не мог с этим поделать.

И я узнал об этом слишком поздно. Эта мысль камнем лежала у меня на сердце.

– Ты прикрылся мной, чтобы обесчестить девушку и бросить её? – произнёс я, глядя на сына с холодным презрением.

Нет, это было невозможно. Мой сын, которого я воспитывал с любовью и заботой, не мог так поступить. Но факты говорили сами за себя.

– Да, не отрицаю. Я влюбился! Но она из очень порядочной семьи… Приходилось давать ей надежду на свадьбу… Между нами было нечто большее, чем поцелуи, но… – начал Вальтерн, сглотнув. – Как будто ты никогда не влюблялся? Я понимаю, это звучит странно. Но я тогда не думал ни о чём, кроме неё… И да, наделал глупостей!

Он сглотнул, словно пытаясь подобрать слова. Я молчал, не зная, что сказать. В моей голове крутились тысячи мыслей, но ни одна из них не могла облегчить боль, которая разрывала моё сердце.

Странно. Я удивился, что её отец не писал мне. Он должен был, он обязан был. Но, видимо, Вальтерн был достаточно хитёр, чтобы скрыть следы своих преступлений.

– Скажи, – произнёс я, стараясь сохранить спокойствие. – Только правду. Её отец присылал письма?

– Да, – признался Вальтерн, опустив взгляд. Его голос звучал глухо, словно он боялся, что я узнаю что-то ещё. – Но я их перехватывал. Прости…

Всё вокруг замерло. В воздухе повисла тяжёлая тишина, которая казалась почти осязаемой. В моём сердце царили боль, гнев и безысходность. Мой сын, который всегда был для меня гордостью, теперь оказался предателем. Он обманул и обесчестил девушку, а затем сбежал, словно трус, когда запахло ответственностью. Сбежал, прикрывшись мной.

Нет. Я не так его воспитывал. Я всегда учил его быть честным, справедливым и благородным. Но теперь всё это казалось пустым звуком.

Если она нравилась «не настолько», не стоило развешивать комплименты и обещания по её ушам, рассказывая о свадьбе. Но он ещё и затащил её в постель!

– Ты говоришь, как будто у тебя такого никогда не было, – произнёс Вальтерн, стараясь перевести разговор на другую тему. Его голос звучал нервно, словно он пытался отвлечь меня от своих слов.

– Н-да, – ответил я, чувствуя, как внутри меня всё кипит. – После твоего поступка я уверен, что плинтус – не самое низкое, что я видел в жизни. Ты обесчестил девушку и перечеркнул её судьбу! – Я встал, опираясь на стол. Мои глаза горели яростью, а голос дрожал от гнева. – Теперь она в борделе! Ты понимаешь, что разрушил её жизнь ради сиюминутной страсти? Ты поиграл ею и выбросил, как ненужную игрушку!

– Понимаю, что поступил неправильно. Раскаиваюсь! – вздохнул Вальтерн, опустив голову. – Очень сожалею, что так получилось… Прощения нет… Можно ли как-то замять скандал?

Сын посмотрел на меня с надеждой, словно всемогущего. Его взгляд был полон мольбы, но я не мог дать ему того, чего он просил.

– Папа, прошу! – прошептал он, сжимая руки. – Ты же можешь выкупить все выпуски газеты!

В этот момент в дверь постучали, и всё замерло. Вальтерн резко обернулся, его лицо побледнело.

– Господин! Господин! – запыхавшись, влетела в кабинет служанка. Её глаза были широко раскрыты от ужаса, а голос дрожал. – Гости… Они…

– Что? – произнёс я, выходя из-за стола. Мои руки дрожали, а сердце бешено колотилось. – Что случилось?