– Здравствуй, Хоул, – из темного прохода появился Таллен. Виверна радостно выдохнула, подняв в воздух мелкую пыль.

Удивительно было наблюдать за общением ящера и короля. Виверна опустила голову, и Таллен погладил ее по широкому лбу. Ящер закрыл глаза и заурчал. В этом звуке слышались и радость от встречи, и упрек, что долго не приходил, жалобы на скуку и боязнь, что общение долго не продлится. Я ясно различила все оттенки чувств! Не такие уж виверны безмозглые, как рассказывал доктор Фурдик.

– Я все понимаю, Хоул. Все понимаю, – король сел на край ямы и свесил ноги. Виверна достала один из кусков и протянула Таллену. Тот, засмеявшись, отказался.

Король дождался, когда виверна закончит, потом поднялся и пошел к тому выходу, за которым плескалось море. Его фигура на фоне серого низкого неба была видна особенно четко, поэтому я разглядела, что Таллен выглядит совсем не так, как обычно. Казалось, что на его плечах лежит целый мир, и он сгибается под тяжестью нелегкой ноши. Ветер задирал волосы, и они бились о мех ворота словно крылья. Виверна подошла туда же, аккуратно, так, чтобы не сбить короля на скалы, легла и со вздохом устроила голову на передних лапах.

Самое время уйти, но любопытство заставило меня остаться.

– Они все-таки убили ее, – произнес король, глядя куда-то вдаль. Виверна открыла глаз. – Фиордес больше нет. Ее тело лежит в склепе, но то, что я вижу – это не моя Фиордес. Они надругались над ее красотой.

Виверна вздохнула.

– Я знаю, она просила нарисовать ее, но не успела…

Король вдруг закрыл лицо руками. Его плечи затряслись.

Таллен плачет?! Может ли этот бессердечный мужчина плакать? Я не верила.

Но король вдруг упал на колени. Казалось, что его подкосила неведомая сила, так неожиданно все произошло. Потом согнулся, сложился пополам и уже плакал, не скрываясь, в голос.

Сколько тоски, сколько боли было в том плаче!

Я мазанула ладонью по своему лицу и удивилась, что оно мокрое. Я плакала вместе с королем.

Уже уходя, считая невозможным более находиться рядом и подглядывать, как боль утраты ломает мужчину, я услышала:

– Я любил Фиордес, поэтому никак не мог отпустить…

***

Кисти и краски. Натянула холст, угольком набросала лежащую на полу купальни женскую фигуру. Я помню красоту тела Фиордес. Она поразила меня, поэтому я запомнила и упругую грудь, и мягкую впадину пупка, и треугольник темных влажных волос, гладкость тяжеловатых бедер. Я не стала рисовать лицо, в таком ракурсе его просто не могло быть видно, но изогнутое в страсти тело, тянущееся для ласк и наслаждения, получилось до того похожим на оригинал, что я сама удивилась своему мастерству.

Я пропустила обед и ужин, пропустила завтрак следующего дня, и обеспокоенная Велица сама принесла мне поднос с нехитрыми яствами, но я не оторвалась от картины, пока не закончила.

Что двигало мною? Сопереживание? А, может, вина, потому как слова короля «Они убили ее» приняла и на свой счет? Ведь не могла Фиордес не почувствовать моего раздражения, моего нежелания с ней общаться.

Нет, вовсе не вина и не сочувствие двигали мною. Я хотела, чтобы король сохранил в своем сердце искру любви. Пусть к другой, умершей уже женщине, но такую человеческую искру, делающую даже самого прожженного негодяя чище, лучше, светлее.

***

Рисунок я передала через Велицу.

– Не разворачивайте. Король наверняка не захочет, чтобы картину видел кто-то еще. Ее заказала Фиордес, – я оттирала руки от краски. Дракониха вскинула на меня глаза. – Мне кажется, он страдает.

– Спасибо, девочка, – Велица крепко обняла меня. – Со дня смерти Фиордес Таллен ни разу не вышел к столу. Иногда его нет и в своих покоях, и я только гадаю, где он может находиться.

– Он любил ее, да?

– Он любил ее, а она позволяла себя любить, – дракониха вытерла набежавшую слезу, и не было понятно, по ком она плачет: по несчастной фаворитке, или по своему страдающему королю. – Фиордес нравились его внимание и драгоценности, которыми он ее одаривал, прельщала возможность творить все, что ей вздумается. Раскованная, свободолюбивая и дерзкая. Они часто ссорились, и тогда Таллен отсылал ее назад к мужу, встречался с другими женщинами, но неизменно возвращал. Что теперь будет?

Я пожала плечами.

И подумалось мне, что король сейчас мучается не просто так. Это своеобразное возмездие за порушенные его волей судьбы. Он легко уничтожил мои мечты, походя отнял у меня привычный мир, а теперь кто-то такой же бессердечный убил его любовь.

Я не раз размышляла о поступке леди Шер. Да, она была капризной, дерзкой, своими речами вызывала неприязнь и даже ненависть, но я никак не могла свыкнуться с мыслью, что она решилась на убийство Фиордес. Что изменилось, почему именно сейчас она воспылала ревностью, а не в тот сто первый раз, когда удачливая фаворитка вновь вернулась к королю? Ненависть к женщине, которая вертела королем так, как ей никогда не удавалось? Желание убрать ее со своего пути? Леди Шер умная женщина и должна была понимать, что разделайся она с одной соперницей, появится другая, но Таллен никогда не вернется к тому, чем так увлекался, будучи подростком. Он уже взрослый мужчина и уроки старой фаворитки ему ни к чему.

Так зачем ей убивать Фиордес? В чем резон?

Но если не она, то кто?

При мысли, что это Велица, Вокан или Фурдик, мне стало смешно. Вот уж у кого, у кого, а у этой троицы точно не нашлось бы причины. Не одна, так другая любовница. Фиордес даже была в этой роли предпочтительней: они ее знали не первый год. Пойди, догадайся, что выкинет незнакомка, а эта уж наверняка знает, чем занять короля, и не принесет жителям замка никаких хлопот.

И леди Шер никто из троих не стал бы подставлять столь ужасным способом. Я слышала, как Велица плакала в своей комнате и жаловалась Вокану, что вот так постепенно из ее жизни уходят те, к кому она привыкла. Я даже забыла, зачем пришла, так меня потрясли рыдания драконихи. Вечные пикировки с Шер, ее, оказывается, забавляли. «Горячили кровь», – как она призналась. Вокан вздыхал и пытался утешить свою подругу. Когда послышались звуки уж вовсе не простых поцелуев, я тихо удалилась. Доктор тоже ходил потерянный и бесконечно вздыхал-вздыхал-вздыхал. Я даже однажды застала его с мокрыми глазами, устремленными в вечность: «Эх, Шер-Шер, зачем же ты так неосторожно?».

***

– Конечно, королева! А кто ж еще! – Велица согласилась со мной, что Шер не виновата. – Эта змея может простить Таллену кратковременные романы, но постоянную привязанность не допустит.

– А как же жемчужина селлар? Одна половинка у проклинаемого, вторая у проклинающего? С этим как быть?

– Шер могла заговорить селлар на мелкую гадость, но не на убийство. Чтобы у любовницы Таллена волосы реже стали, или чтобы кожа испортилась, но вот чтобы соперница умерла в мучениях – то нет, на такое она не способна. Я ее знаю очень давно. Нет в ней жажды крови, она ее ужасает. Видела, она про жемчужину вообще слова не сказала? Почему? Да потому что селлар ее. А кричала Казуля лишь о том, что убийца не она, что не брала грех на душу. И король это прекрасно понимает.

– Почему же он ее отослал?

– А как еще поступить? Продолжать держать при себе, дразня истинного убийцу?

– Убийца в замке?!

– Кто его знает? Таллен столько люду опять согнал. Охотники, деревенские, что в помощь нанимались. Попробуй опознай, кто из них в сговор с королевой вступил.

– Я боюсь королеву.

– Вот и сиди тихо, чтобы она на тебя взор свой не обратила. Ладно. Пойду я. Таллен послал Вокана в приграничье, собрать в дорогу его надо.

– Зачем?

– Как зачем? Тело Фиордес мужу отвезти. Он сам ее похоронит.

***

Короля я больше не видела. Он уехал сразу же за Воканом. Произвел ли на него впечатление мой рисунок, не знаю. Велица рассказала, что он развернул его, мазнул взглядом без видимых проявлений эмоций, а потом услал кормилицу, не сказав ни слова.

Жизнь замка вернулась в прежнее русло, только теперь уже без леди Шер. Я скучала по ней. Все-таки она умела расшевелить наше сонное царство.

***

Когда Вокан вернулся, выглядел смурнее, чем обычно. Но, отогревшись с дороги, поев и наобнимавшись с Велицей, открылся.

– Генерал Кройц повесился. Как получил письмо о гибели Фиордес, пил всю ночь, а утром наложил на себя руки. Хоронить пришлось обоих. М-да.

Глава 12. Виверна

Сегодня ходила к Палеку. Вместе с ним кормила свиней. Невзначай сказала, что знаю, куда он каждый день носит два ведра мяса. Мальчишка побледнел.

– Не ходи больше туда! – буркнул он со всей мужской прямотой. Даже не заметил, что стал обращаться ко мне на «ты». – Нечего тебе там делать. Король узнает, осерчает.

– Скажи, а ты сам видел, кого кормишь?

– Разве можно видеть духа?

– Духа? – теперь заволновалась я. Виверна выглядела как настоящая.

– Ну да. Там живет пещерный дух. Но, смотри, помалкивай! – Палек толкнул коленом свинью, лезущую рылом в его ведро. – Король пригрозил, если начнем языки распускать, быстро без голов останемся.

– Так это ты духу жертву, что ли, носил?

– Ну да. Если жертву не принести, замок тепла лишится. Вымерзнет. Видела, стены до черноты обожжены? Его работа.

– И ревет тоже он?

– И ревет он. Ты когда-нибудь слышала, как при большом пожаре пламя ревет?

– Нет, не доводилось.

– И не надо. Страшно ревет. Я поэтому, как в жертвенный котел требуху скину, быстро утекаю. Неровен час с духом огня встретиться. Спалит до косточек.

– А кто тебе про дух огня рассказал?

– Мамка. А ей сам король. Когда нанимал на работу, условием поставил: кормить, не пропускать, иначе всем смерть. Сначала она с ведрами таскалась, а как я подрос, на себя взял.

– А Велица и Вокан знают о духе огня?

– А кто им расскажет? – мальчонка выпятил грудь. – Один я с мамкой в тайну посвящен. Еще ты теперь. Но смотри, не болтай.

– Не буду.

И опять в голове вопросы-вопросы-вопросы.

Считать ли виверну духом огня, или это байка, придуманная для кухарки? Если то, что я видела, все-таки не дух, а самый настоящий дракон, то почему Таллен скрывает его даже от таких близких ему людей, как кормилица и Вокан? И последнее – откуда взялся этот дракон, и почему не выбирается из пещеры, чтобы полетать? Крылья у него есть, я сама видела. Или дракон тоже от кого-то скрывается?

Написала «тоже» и сердце сжала тревога. Я сама, как несчастная виверна, сижу взаперти. Мне ясно сказано, не высовывать носа.

Нечаянно заметила, что вздрагиваю от каждого шороха и звука. Неужели верю, что Дикрей отыщет меня и сумеет близко подобраться?

Поделилась сомнениями с Воканом. Он утешил, что король перед отъездом оставил для усиления стражи несколько надежных охотников, они пробудут с нами всю зиму. Тогда у меня появился новый страх: а вдруг вместе с ними остался и убийца Фиордес?

Сомнения-сомнения-сомнения.

***

Все-таки не удержалась и спросила у Велицы, что за странные звуки доносятся из подземелья.

– Как будто ревет огромный зверь, – закончила я свою речь и уставилась на кормилицу. Если она знает, что в пещерах живет виверна, от меня не скроется заминка с ответом.

– Пламя ревет, – без раздумий и как-то уж совсем равнодушно бросила она.

– Дух пламени? – я решила притвориться совсем уж дурочкой.

– Почему дух? Самое обыкновенное пламя. Я однажды тоже решила полюбопытствовать. Помню, где-то через месяц после того, как меня сослали сюда, впервые услышала жуткий рев. Тогда я с Воканом знакома еще не была, а потому взяла с собой стражников.

– И что?