– Вот, например, твой брат, – перебивает. – Не будем называть его имя всуе. Самоуверенность сотого уровня. Зато IQ как у рыбки. На мое высказывание, что у него мозги между ног, он мне как-то ответил: «Хочешь, я ими пошевелю»?

Охотно верю, что он мог такое сказать.

– Имя брата мы произносить не будем, но, может, ты мне свое имя назовешь все-таки? – предпринимаю очередную попытку познакомиться ближе, потому что называть девушку по имени – это своего рода манипуляция, которая сейчас была бы мне на руку.

– А что мне за это будет? – вот снова неожиданный для меня вопрос.

Это не девушка, а какая-то шарада.

Думай, Артемка, думай.

– Ты мне назовешь свое имя, а я расскажу какой-нибудь факт о себе, который практически никто из присутствующих здесь не знает.

– Окей. Ты начинаешь.

Так быстро согласилась? Ладно…

– До восемнадцати лет я был толстым, – выпуливаю, пока не успел пожалеть, что поделился неприятным для меня фактом своей биографии.

Смотрит сосредоточенно, как будто решает в голове пример, складывая числа в столбик. Потом легкая улыбка трогает ее губы:

– Лиля.

– «Что – Лиля»? – туплю, так как показалось, что мне послышалось.

– Имя такое знаешь?

– А-а-а. Лиля, значит. Очень приятно.

– Не могу ответить тебе тем же.

– Что так?

– Я, конечно, оценила твои старания, но мне не верится в искренность твоих мотивов. Ты же не просто так трешься около меня? В чем подвох?

– А обязательно должен быть подвох?

– Здесь полно девчонок, которые с превеликим удовольствием послушали бы твои сладкие речи и откровения. А ты стоишь со мной и делаешь вид, что моя компания и болтовня тебе реально интересны.

Та-ак… Снова думай, Артемка. Раз открыл одну карту, раскрывай и всю колоду. Надо идти ва-банк. Очень надеюсь, что следующий мой шаг правильный.

– Я поспорил, что поцелую тебя.

Жду ее реакции. Ведь ни фига непонятно, как она воспримет эту инфу.

– Что получишь за это? – вот, пожалуйста.

– Бутылку дорогого коньяка.

– Вау. Меня оценили в стоимость дорогого бухлишка, – усмехается с ноткой грусти. – Недурно. Насколько дорогого?

– Ну, тысяч пятнадцать-двадцать, – выдаю факт за фактом. А чего уже терять?

– С кем спорил?

– А это важно?

– Хочется знать, кто оценил меня на двадцать косарей.

– Тот, чье имя мы не называем всуе.

– О, беляшик. Кто б сомневался.

– Почему беляшик? – хмыкаю, не понимая, в чем прикол.

– Это очень занимательная история. Купила как-то на вокзале беляш. Жирно-противный такой. Меня от него стошнило. Вот и при упоминании Тимура Соко́вича меня каждый раз подташнивает и начинается ранняя стадия гастрита.

Может, они все-таки встречались? Болезненное расставание и все такое? Откуда эти неоднозначные эмоции?

– Мог бы и дальше ездить по моим ушам, – продолжает. – Зачем ты рассказал мне о споре?

– Решил быть с тобой честным.

– В обмен на честность я обязана пустить твой язык ко мне в рот? Чтобы потешить твое самолюбие и самолюбие твоего брата?

– Ты потешишь его самолюбие, если не разрешишь мне тебя поцеловать. Потому что он уверен, что так и будет. А вот если поцелуй состоится…

Мою мысль ловят на лету:

– Давай так. Я позволю тебе меня поцеловать. Но коньяк достается мне.

– Зачем тебе коньяк, ты же вроде как даже не пьешь?

– Не пью. Но мне необходимо будет после поцелуя с тобой продезинфицировать рот.

А вот тут обидненько. Но задвину-ка я свои обидки куда подальше. Девчонке вообще рассказали, что на нее поспорили, а она ничего, держится.

– Ах да. Поцелуй будет непубличный, – озвучивает еще одно требование.

– Непубличный? А как же все поймут, что поцелуй состоялся?

– Поймут, не беспокойся. Так что либо так, либо катись к черту, если быть точнее, к брату. И передавай ему большой и пламенный привет.

– Хорошо, принимаю твои условия. Все до единого.

А куда я денусь?

Лиля перекидывает волосы через плечо, сверкнув изящной и тонкой шеей.

– Тогда пройдемте на кухню, Лиля? – указываю направление рукой. Пропускаю даму вперед.

Демонстративно проходим по заданному маршруту, ловя напряженный взгляд Тимура, сверлящего наши спины.

– Так все-таки скажи, почему ты согласилась, ведь могла меня послать лесом? – до сих пор не верю своей удаче, выпроводив из кухни тусовщиков и закрывая за ними дверь.

– Чертами лица ты напоминаешь мне моего одноклассника. Его тоже Артемом зовут. Нравился мне он очень сильно. А мне так и не удалось с ним поцеловаться. Вот, будем считать, что наконец я закрою свой гештальт. Так что, Артемка, не подведи Артемку. Я этого поцелуя пять лет ждала.

– Значит, нужен особенный поцелуй?

– Я бы сказала, незабываемый.

Прохожусь по Лиле взглядом сверху вниз. В голове возникает мысль. Странная. Нелогичная. Но одна деталь в ее внешнем виде не дает мне покоя.

– Разворачивайся, – произношу неосознанно резко.

– Эй, ты ничего не попутал?

– Пожалуйста, сделай, как я прошу. Будет незабываемо, – смягчаю интонации.

– Ты куда меня целовать собрался? В губы, не?

– В губы? А кто сказал, что в губы?

Глава 4
«Свет. Занавес. Аплодисменты»

Артем

Замкнутое пространство кухни. Проникающие сквозь тонкие стены звуки незатейливого медлячка, как будто специально включенного погромче. Выглядывающий в окно и пробирающийся сквозь густые облака серебряный диск луны. Обстановка – нарочно не придумаешь. Во весь этот романтический флер не вписывается только Гордеева. Точнее, ее обращенный в мою сторону зрительный посыл. Сведя брови к переносице и скрестив руки на груди, с неким подозрением и недоверием смотрит на меня.

Правильно. Я бы сам себе сейчас не доверял.

Поцелуй ты девчонку в губы. Пока горит зеленый свет, а то через несколько секунд он начнет моргать, переходя в желтый. А там и до красного сигнала рукой подать. И все. Досвидос. Лиля передумает. Прикроет лавочку неслыханной щедрости. И тебе, облажавшись, с ущемленными, как в старые добрые юношеские времена, амбициями придется возвращаться в эпицентр тусовки. Сложить свою голову Тимуру на плаху позора. И по сравнению со всем этим отслюнявливание нелишних денег за бутылку коньяка – ничтожный пустяк.

– Развернись ко мне спиной, будь добра.

– Может, еще руки за голову и ноги пошире?

– Было бы неплохо, но не в этот раз, – озвучиваю вслух неожиданно сам для себя.

Естественно, за этим следует убийственная эмоция, мелькнувшая на лице Гордеевой.

– Лиль, ты мне один раз доверилась сегодня, доверься еще раз, пожалуйста, – снова соблюдаю вежливость в голосе.

Сомневается несколько секунд, но исполняет мою просьбу, поворачиваясь:

– Только руки не распускать. А то, сдается мне, это у вас передается по мужской линии.

Стараясь не вдаваться в подробности сказанной реплики, концентрируюсь на исполнении задуманного, при этом до конца так и не понимая, что мною движет.

Приковываю взгляд к спине Гордеевой. Пуговицы. Эти чертовы пуговицы на ее рубашке. На фига они сзади?

Видел я в женском гардеробе и джинсы, и юбки с молнией на заднице. Намек прозрачней некуда. Резко «вжи-и-ик» вниз и «добрый вечер».

А это что за новшество? Что за обход стереотипов? Пуговицы на рубашке сзади – все равно что лифчик с застежкой спереди. Хрен догадаешься с первого раза, где это скрыто и как к этому подступиться.

Но, сука, манит.

Разобраться с пуговицами легко и быстро не получится. А мне быстро и не надо. И легко не надо. Выиграть спор, конечно, греет душу и тешит самолюбие, но если еще в процессе и самому удовольствие получить, и девушке оказать, совместив приятное с полезным, то…

Да вы, Артем Соко́вич, романтик.

А то. От внешности толстого мальчика я сумел избавиться, а вот идущий с ней рука об руку пресловутый романтизм искоренить из себя до конца не удалось. От этого и страдаю.

– Чего ты там ищешь? У меня на спине нет второго рта, – Гордеева врывается в мои мысли.

– Ты свой единственный рот сейчас закрой. – Осекаясь, добавляю волшебное слово: – Пожалуйста.

Видимо, закрыла, раз в ответ не произносит ни слова.

– Глаза можно тоже закрыть. Будет приятно. Ну, я так думаю, – дотрагиваюсь до ее волос, перекидывая их вперед через плечо. – Ты в любую секунду можешь меня остановить, если посчитаешь мои действия неподобающими. И хрен с ним, с этим спором.

Начинаю на свой страх и риск медленно расстегивать пуговицы. Одну за другой. Развожу ткань рубашки в стороны. Чувствую себя ребенком, который в предвкушении разворачивает конфету. Ведь не знаешь, что там скрывается за красивым ярким фантиком. Может, обычная карамель. Жесткая, как камень, которую еле откусываешь и еще успеваешь каким-то макаром поцарапать десну. Невкусная. Приторная. Да и в целом, оказывается, состав начинки не айс. А может быть так: из-за скромной и неприметной обертки конфеты собираешься пройти мимо нее. Но что-то тебе подсказывает, что надо остановиться и попробовать. И не зря. Красота и вкус внутри. Многослойная. Тает на языке, обволакивая сладко-горчащей нежностью.

Но это че-то я отвлекся.

Лиля стоит передо мной вся напряженная. Не знает, куда деть руки. Но ждет, что будет дальше. А я тут в уме разворачиваю конфетки. Пора бы уже приступать к действиям.

Приступаю. Пока обзор и доступ открыт. Провожу кончиками пальцев по тонкой нежной шее Гордеевой и чуть ниже по спине. Ловлю волну мурашек.

Прежде чем переходить к самому поцелую, Гордееву, как и любую другую девушку, нужно разогреть. Подключаю ладони, принимаясь за легкий поглаживающий массаж.

Лиля напрягается, наклонив голову вперед.

– Расслабься, – подвигаясь ближе, шепчу на ухо. Какой там. Замерла как вкопанная. Будто не дышит. – Если так будет удобнее, представь, что тебе делает массаж твой одноклассник Артем, а не я.

– Вообще-то, ты должен меня целовать, а не делать массаж.

– Это прелюдия. Подготовка.

– Что-то настораживает меня эта подготовка. Как и ты.

Усмехаясь про себя, приступаю к поцелую. Касаюсь губами шеи. Еще одна волна мурашек от Гордеевой и застывший от неожиданности вдох.

– Выдыхай. Артемка старается, – вот я не выдыхаю, а делаю с точностью до наоборот. Вдыхаю.

У Лили такой теплый соблазнительный запах кожи. И это не парфюм. Это ее запах. Настоящий. Я такой давно не встречал. От девчонок вечно несет брендовыми ароматами. Они, видимо, считают, что чем выше ценник этого бренда, тем круче. А это далеко не так.

Не спеша спускаюсь поцелуями ниже по позвоночнику. Снова Лилины мурашки обдает моим теплым дыханием. Мой язык не хочет оставаться в стороне, точнее, во рту, и включается в процесс, кончиком рисуя зигзаги.

– Щекотно.

– И все? Артемка расстроен, – не отрываю губ от ее кожи.

– Ну, при-коль-но. Не-о-быч-но, – произносит по слогам, слегка дернув плечами.

Стопорюсь у кромки спортивного топа, понимая, что дальше заходить запрещено. И так много себе позволил. Прокладываю обратный маршрут поцелуев. И контрольный, чуть затянувшийся, в шею.

– Тебя так кто-нибудь целовал? – начинаю застегивать пуговки.

– Хочешь услышать, что ты у меня в этом вопросе первый? – оборачивается.

– Возможно, – встречаюсь с ее слегка озадаченным взглядом.

– Да. Меня никто так не целовал. – Разворачивается полностью. Добавляет после недолгой паузы: – Или целовал. Я не помню. Ты же не единственный, кто в мою сторону распускал свои губешки.

– Но, согласись, я лучший.

Гордеева шумным выдохом и вдохом и весьма выразительной мимикой дает понять, что у нее есть сомнения по этому поводу.

– Но как «незабываемый» поцелуй хотя бы можно засчитать?

– Возможно, – передразнивает.