Получается, что почти все страны махнули рукой на реактивные снаряды и занимаются лишь классической артиллерией. Жирная точка в их дальнейшем применении была поставлена в 1879 году, когда британские боевые ракеты показали крайне низкую эффективность против атакующих зулусов. А сфера использования ракет сузилась до передачи каната на терпящее бедствие судно, охоты на китов или освещения местности и подачи сигналов. Выходит, что Россия осталась практически единственной державой, армия которой имела на вооружении ракеты и применяла их в бою. Но, как правило, это приносило положительные результаты только против туземных армий, привыкших сражаться лишь верхом и не имеющих на своем вооружении артиллерии. А из отечественных, так сказать, ракетчиков в строю остался только ученик Константинова, генерал-майор Виктор Васильевич Нечаев, возглавляющий Николаевское ракетное заведение. Маловато, однако, будет. Можно, конечно, призвать в ряды непобедимой и легендарной графа Толстого, ведь в Крымскую войну он показал себя толковым артиллеристом. Но не захочет Лев Николаевич расставаться с вольной жизнью, тем паче зуб имеет на Нечаева, еще с тех пор, когда тот был капитаном и в некотором роде его начальником в Санкт-Петербургском ракетном заведении. Не может будущий светоч русской классической литературы простить ему задержку с подписанием прошения об отставке, и как следствие – невозможность получения паспорта и ношения статского платья. А жаль, ведь, может, тогда не совершил бы Лев Николаевич массу ошибок, приведших в итоге к отлучению от церкви. Ну да бог с ним, хотя присматривать за ним нужно и направлять в случае чего на путь истинный, нам здесь, в веке девятнадцатом, солженицыны не нужны.

Но как нам выявить энтузиастов-ракетчиков и причем как можно скорее, если всем сейчас ствольная артиллерия правит? А собственно, почему я должен делать за других свою работу?! Значит так, что у нас там на календаре, 1882 год, отлично. Круглая дата, семьдесят лет со дня Бородинской битвы. Теперь, в каком году наш первый ракетчик генерал Засядько умер… так-с, в 1837-м. Это выходит, сорок пять лет тому назад. Нужно достойно отметить эти события и провести научную конференцию, а лучшие труды издать в виде книги. Можно еще и премии предусмотреть, так сказать за вклад, развитие, популяризацию и прочие достижения. А тематика должна быть артиллерийско-ракетная, причем предупредить организационный комитет, чтобы принимали ВСЕ работы. В него же включить генерала Нечаева и несколько офицеров и генералов из Главного артиллерийского управления, которое подчиняется кому? Правильно, мне строгому, иногда ужасному, но справедливому, как генералу фельдцейхмейстеру. Конечно, работка предстоит еще та, даже если по диагонали читать все присланные работы, но результат того стоит. Кроме того, дать возможность выступить всем желающим. А организовать сей форум следует на базе Михайловского артиллерийского училища и одноименной Академии… Так, кажется, ничего не забыл и никого не обидел? Забыл-таки, а почему уважаемые генштабисты не задействованы? Нечего прохлаждаться, пускай тоже науку с практикой двигают… Так, с отечественными ракетчиками вроде как разобрались, а как иноземных выявлять будем? Вообще-то, мы этот вопрос с Академиком обсуждали, и он обещал подумать и вспомнить, тем более это же его черепушку виртуальную знаниями по сей эпохе спецы набивали, а не мою. И где этот Сандро бродит, я же точно знаю, что его из Корпуса на два дня отпустили? Возможно, устанавливает с простым народом взаимопонимание и прочие контакты? То-то я замечал, что несколько горничных ему глазки строят, только пока не разобрался, что это: инициатива снизу или команда сверху? Супруга могла подсуетиться и, чтобы защитить сынулю от нежелательных контактов с представительницами древнейшей профессии, поручить заняться его просвещением в сей сфере проверенным кадрам, имеющим безукоризненную характеристику и справку от врача. Ну что же, весьма разумный и апробированный подход, та же прабабушка Екатерина сие деликатное задание фрейлинам поручала, но сейчас мне Академик позарез нужен. И если я ему сейчас обломаю романтическое приключение, то «сами знаете, общественное дело прежде всего».

Стоило мне протянуть руку к телефону внутридворцовой сети, как дверь распахнулась без всякого предварительного стука и на пороге материализовался Сандро с выражением загадочности и триумфа на хитрющей физиономии. Расшаркавшись, он явно для посторонних ушей громко доложился:

– Ваше императорское величество, кадет Романов. Представляюсь по случаю прибытия в увольнительную.

Пришлось встать и ответить поощрительным барственным тоном, демонстрируя одновременно знание отечественной классики: Ладно… нешто… молодца!.. молодца!

Академик счел, что все условности соблюдены, захлопнул дверь и дважды повернул ключ. Учитывая их толщину и качество материала, звукоизоляция, а следовательно, полная тайна вкладов, то есть организации, были обеспечены и можно переходить к деловому разговору. А далее, давая понять, что беседа пройдет в формате без галстуков, он подошел к столику с напитками, набулькал себе в стакан чего-то явно негазированного и с удовольствие выпил в два глотка. Занюхав рукавом, нагло плюхнулся в кресло и изрек:

– Простите, папа, но у нас на флоте так принято, тем более что адмиралтейский час пробил, а традиции и указ Петра Алексеевича уважать следует и выполнять неукоснительно.

Да, а опыт не пропьешь, подумал я, какую базу подвел шельмец. Ну да бог с ним, перейдем к делу. А посему я молча протянул ему бумаги с результатами диалога обеих своих сущностей. Однако этот шельмец продолжал ерничать. Подчеркнуто нехотя взял исписанные листы, похлопал себя по карманам в поисках несуществующих очков и углубился в чтение. Пауза затянулась минут на пять, затем Академик вернул их мне и пробурчал:

– Правописание хромает, да и почерк так себе, между врачебным и курицей лапой. А в целом неплохо. Это ты, ученик, хорошо с конференцией придумал. А в отношении деталей биографии Константинова и Кибальчича вообще супер, ни я, ни мои кураторы этого не знали. Но в списке отечественных ракетчиков не хватает как минимум двух фамилий. Я имею в виду Поморцева и Шпаковского. Начну, пожалуй, с первого.

И, чуть прикрыв глаза, стал перечислять имена, даты и факты, случайно или преднамеренно подражая голосу Ефима Копеляна, когда тот оглашал фрагменты личных дел сотрудников СС.

– Итак, Михаил Михайлович Поморцев, закончил Михайловское артиллерийское училище, а также геодезическое отделение Академии Генерального штаба. В данный момент, если не изменились события, должен преподавать топографию и геодезию на временных курсах в Инженерной академии, а может уже перешел в Военно-медицинскую академию, заведует обучением или еще чем-то. Активно участвует в работе VII отдела РСХА, пардон, ошибся, Русского технического общества, сиречь воздухоплавательного. – Допустив эту оговорку, Академик перестал заниматься пародиями и перешел на деловой тон. – Собственно, ракетами он должен начать заниматься в начале следующего века, и осенью 1907 года сумеет добиться дальности их полета более семи верст. На секундочку, это почти 7500 метров, для сравнения: снаряд «Катюши» летел всего на километр дальше. Однако наши чинуши как всегда зарубили новое на корню. И где-то в 1910 или 1913 году, когда закроется Николаевский ракетный завод, все опыты с ракетами Поморцева прекратятся. А умер он в той истории в 1916 году. Официальный диагноз – тяжелое состояние сердца, печени, почек. Но была еще одна версия, что это было отравление. Ибо если бы реализовали его изобретение кирзы, то поставщики кожи для солдатских сапог могли лишиться миллионных прибылей. В общем, нужно брать его под колпак, и пускай начинает ракетами заниматься. А вот со Шпаковским все одновременно проще и сложнее. Проще то, что он экспериментировал с реактивными торпедами, и то, что это талантливый инженер и изобретатель, было бы неплохо привлечь его к работе над дизелем. Но он непрактичный человек. Я случайно услышал разговор двух офицеров из минного класса, так они вовсю материли морское министерство за то, что его, заслуженного полковника в отставке, довели до нищеты и он за гроши ремонтирует физические приборы. И ведь мало чем можно ему помочь, ибо должен скоро умереть. Я помню, сам в интернете статью читал, что после взрыва в минном классе и контузии он получил кровоизлияние в мозг, а там и смерть в больнице для нищих.

– Стоп, – остановил я не на шутку разошедшегося Академика. – Шпаковский, говоришь? Взрыв в минном классе в Кронштадте? Погоди минутку.

Порывшись в своей тетрадке, равной по объему амбарной книге, в которую я для себя записывал свои указы и приказы, а также сведения о происшествиях, имеющих уровень чрезвычайных, к своему удовлетворению убедился, что склероз мне пока не грозит.

– Так не было никакого взрыва, – и не давая Академику, который уже возмущенно открыл рот, себя перебить, продолжил: – После теракта в Зимнем, когда мне пришлось взять власть в свои руки, я приказал запретить любые эксперименты и испытания со взрывчаткой, кроме как на полигонах или стрельбищах. А поскольку нашлись доброхоты, кои объявили о причастности к этому злодеянию главы адмиралтейства генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, то за моряками наблюдали особо пристально. И никто за прошедшее время не взял на себя смелость попытаться отменить сей запрет. Вот, кстати, сегодняшняя телеграмма от Александровского, он просит разрешить им при разработке торпед привлечь полковника в отставке Александра Ильича Шпаковского, да и Менделеев желает с ним поработать по нефтяным вопросам. Так что жив и здоров твой протеже, а материально ему поможем и незамедлительно, более он ни в чем нуждаться не будет. Такие люди на вес золота, только на ближайшие лет семьдесят никаких реактивных торпед, во всяком случае – подводных.

Пока я все это говорил, на лице Академика выражение раздражения сменилось вначале растерянностью, а потом искренней радостью и какой-то детской беззащитностью.

– А ты знаешь, Саша, – обратился он ко мне по истинному имени, – одна из причин, по которой я согласился участвовать в проекте по переносу сознания, было желание исправить несправедливость. Как ни била меня жизнь, а в душе я остался этаким Дон Кихотом, спасибо тебе, ученик, порадовал старика.

А моего шефа конкретно проняло, подумал я. Всегда почитал его за прагматика и циника. Хотя, честно говоря, что-то у меня в глазах влага появилась. Нужно принимать срочные меры. Беру графинчик и наливаю нам обоим грамм по сто пятьдесят сосудорасширяющего. Чокнулись, выпили. Захотелось заполировать кофейком, так что бульотка пришлась кстати. Когда нервишки пришли в норму и эмоции немного улеглись, вернулись к ракетчикам.

– Что касается иностранных кадров, то есть один весьма перспективный вариант в Швеции – барон Вильгельм Теодор Унге. Чем-то он напоминает генерала Шильдера. Тоже офицер, но не в таких больших чинах, инженер и талантливый изобретатель. Начинал свою карьеру в Военном институте, а сейчас служит в Генеральном штабе. В иной реальности тесно сотрудничал с Нобелем, имел совместные патенты. Первые образцы своих вращающихся ракет на баллистном порохе испытал в конце 1990-х годов, дальность полета до семи километров. Но далее его патенты выкупает Крупп, который благополучно их похоронил, опасаясь возможной конкуренции своим любимым пушкам…

…И вот сейчас я трясусь на полигон в Кубинке, куда доставили образцы ракет, применявшихся в русской армии, и где собралась инициативная группа из перечисленных выше лиц, за исключением барона Унге. Он пока еще не в курсе, что будет создавать в России. Тем более что Нобель согласился поспособствовать командировке оного на строящийся завод «Бофорс» в Уральском производственном кластере.

Глава третья
Чем больше пушка, тем дальше она стреляет

Жизнь подобна вторжению в Россию. Начало похода – блиц, блестят кивера, пляшут плюмажи, как переполошившийся курятник; лихой рывок вперед, воспетый в красноречивых донесениях, противник отступает; а затем долгий, унылый, изматывающий поход, сокращаются рационы, и в лицо летят первые снежинки. Противник сжигает Москву, и вы начинаете отход под натиском генерала Января, у которого ногти – ледяные сосульки. Горестная ретирада. Казачьи набеги. И кончается тем, что вы падаете, убитый из пушки мальчишкой-канониром при переправе через польскую речку, которой даже вообще нет на карте у вашего генерала.

Джулиан Барнс

Москва. Кубинка. Полигон