А он засмеялся. Он и не думал больше подходить. Стоял передо мной и смеялся. А потом сказал:

– Не бойся, завтра замуж возьму, не будешь долго срам носить. Двух оленей приведу, больше за тебя не надо. А ты помалкивай. Скажешь кому, прибью. Поняла?

Я ничего не ответила. Сердце мое от ужаса так сжало, что думала – прямо сейчас задохнусь. Развернулась и побежала. Без дороги, как есть, спотыкаясь, от деревьев отшатываясь, ветки по лицу хлестали – но я бежала и бежала, боясь только, что погонится за мной.

Но он не погнался. Смех его в спину летел, а мне казалось, это не смех – это волк завывает, повизгивая. От этого воя деревья дрожали. От этого воя камни с гор сыпались. Я бежала, будто меня плеткой гнали. Вперед, вперед. Через ручей перелезла, пустилась дальше. Земля вверх пошла – полезла в гору. Живот жгло. Между ног саднило. Грязью, липкой грязью заливало мне сердце – не отмыться теперь. И не заступится никто за Воллу. Никому она не нужна. Варна мог бы, но как про такое скажешь Варне? Стыдно, стыдно!

Я упала, споткнувшись, и заплакала.

Открываю глаза – темно. Ночь уже? Нет, не ночь. Просто темно, и пахнет сыростью и землей. Поодаль звонко капает вода. Кап-кап-кап… Я лежу навзничь с открытыми глазами и слушаю. Кап-кап… Не холодно, но неприятно зябко, будто бы я в пещере. В темноте проступает что-то, но что – не разобрать. Надо встать, думаю, и сажусь – и тут же стукаюсь головой. Загудело, будто в пустой чан ударили: бу-ум! Ложусь обратно, руками за голову держусь: больно, шишка будет.

Наконец боль отступает, но вставать мне страшно. Я протягиваю руку, и она натыкается на что-то прямо над головой. Большое, длинное и круглое. Как ствол дерева, только из железа. И деревья вверх растут, а это низко надо мной висит. Еще оно горячее, шершавое, но без коры, как оструганное, а внутри него бежит горячий ток – я чувствую его пальцами. Длинное – я вперед пощупала, назад пощупала, ни сучка, ни изгиба. Не дерево это, понимаю я, а корень. Огромный толстый горячий корень. Я под землей, в корнях. Но как попала сюда? В горы убежала, в щель провалилась? Или кто-то унес меня? Ничего не помню.

Потихоньку выползаю из-под корня и сажусь. Оглядываюсь. Вокруг такие же корни, где потолще, где потоньше. И в разные стороны растут. А поодаль – белесый свет. Встаю и иду к нему. Медленно иду, чтобы на корни не налететь. Но я их вижу. В свете – все лучше и лучше вижу. И руки свои вижу, понимаю вдруг. От удивления останавливаюсь и разглядываю свои руки. Давно я их так хорошо не видела. С тех пор, как болела после змеиной травы, с тех пор и не видела.

Так это сон, значит! Мне сразу спокойно становится и любопытно: что дальше будет в этом сне, где я в пещере с железными корнями? С легким сердцем шагаю на свет и выхожу к лестнице, тоже из железа. Чудно́, конечно: кто ж будет лестницу делать из железа, зачем? Разве что во дворце бога солнца может стоять железная лестница. Ну точно сон это – во сне все может быть. Надо подняться.

Выхожу – и попадаю как будто и правда во дворец: все вокруг каменное, и стены, и пол, и потолок, и все сияет, хоть огня нигде нет. Яркий белый свет отражается в гладком камне, играет. И правда бог солнца здесь жить может!

Рядом две двери, обе из железа и обе закрыты. Открыть их надо, наверно? Во сне всегда лучше открывать двери, интересно же, куда они ведут. Но как ни толкаю их, как ни наваливаюсь – не открываются.

Вдруг слышу – шаги: идет кто-то, значит. Стража?! Услышали, что кто-то во дворец проник, сейчас убьют! А мне и спрятаться некуда, везде стены гладкие, разве что назад, под землю сигать. Но пока думала так, смотрю – входит человек.

Нет, я не сразу поняла, что человек. Да, руки-ноги. Волосы длинные. Ноги длинные, голые ноги. Я смотрю на эти ноги и понимаю: это девушка, я видела уже таких, с голыми длинными ногами, возле костра. На этой высокие сапоги и короткая шубка. Волосы лежат по плечам, на них блестят капли и тает снег. На голове, на ушах большие пушистые шары, и как будто прямо из этих шаров шумит звук и доносится странная музыка. Девушка встает перед дверями и нажимает на небольшой выступ на стене. Она что-то жует. На меня не смотрит, как будто бы нет меня.

Не видит, конечно! – понимаю я, и сердце во мне радостно прыгает. Это же сон, она просто меня не видит. Легко мне стало, спокойно ее разглядываю. Девушка такая вся белая, чистая, и пахнет от нее каким-то незнакомым растением. Сразу ясно: не бывает таких людей, во сне только и могут они быть.

Тут железные двери разъезжаются в стороны, за ними железная комната открылась, девушка входит внутрь, а я за ней. Двери захлопнулись, и комнатка совсем крошечной оказалась, так что мне страшно: как выйти отсюда, что делать? Но девушка не переживает. Она давит на металлический кружок на стене, и вокруг все начинает гудеть и качаться. Мне страшно, сил нет уже, как страшно, кажется, нас вдвоем проглотила огромная рыба и куда-то теперь плывет, а девушке дела нет, она по-прежнему что-то меланхолично жует. Когда я вот-вот закричу от ужаса, она достает из торбы из-за плеча маленькую коробочку, открывает – и там оказывается зеркало. Я с изумлением заглядываю ей через плечо: это крошечное и очень чистое зеркало, я никогда не видала таких, в них всё как настоящее, только перевернуто в другую сторону. Она по-прежнему меня не видит, не видит и моего отражения, она смотрится в зеркало, поправляет волосы, снимает с ушей шары. «Я сошла с ума, я сошла с ума…» — доносится чей-то надрывный голос, и я не сразу понимаю, что он идет из этих шаров. А когда понимаю, девушка прячет в карман шубки свою коробочку с зеркальцем и достает другую, которая черной нитью привязана к этим шарам на голове, щелкает по ней – звук из шаров моментально прекращается.

Тут двери разъезжаются, и девушка спокойно выходит. Я стою, смотрю ей вслед и слушаю, как щелкают по полу ее каблуки. Мне бы тоже за ней выпрыгнуть, но я вижу, что пространство за дверью переменилось. Теперь тут не каменный мешок, а длинный коридор, тоже из камня, и в нем – разные двери. К одной из них девушка подходит, останавливается и выпускает изо рта большой белый пузырь. Я цепенею от изумления, руки сами тянутся, чтобы его потрогать, но пузырь лопается прежде с глухим звуком. Девушка слизывает его остатки обратно в рот и снова начинает жевать. Потом давит на выступ на стене – но что дальше случилось, я не узнала, потому что железные двери схлопываются, и я снова оказываюсь в брюхе у железной рыбы.

Только теперь одна.

Меня окатывает ужас. Что делать?! Как выбираться? Кто поможет мне?! Спокойно, Волла, шепчу, спокойно, все это сон. Сон! Но самой страшно, от ужаса сердце вот-вот выпрыгнет.

Становится темно. Я начинаю колотить вокруг себя, должны же открыться двери, даже если я во сне – и правда, рыба дрожит и гудит, качается, а потом свет снова вспыхивает, и двери разъезжаются. Я сразу прыгаю наружу, пока они не захлопнулись, а на мое место уже входит большой мужчина в дорогой одежде – парка на нем с мехом на вороте, а под ней видно алый кафтан. Но сам мужчина зол, лицо красное, не хуже этого кафтана, и кричит:

– А мне, к чертовой матери, все это надоело! Потому что думать надо сначала, думать, слышишь, а не ерундой страдать!

Тут двери перед ним съезжаются, и что дальше с ним было, мне уже не узнать.

– Боря! – слышу крик. Из одной из дверей – а я опять в коридоре, только снова в другом – выглядывает женщина. Почти раздетая, только легкая тряпочка на теле. Лицо заплаканное. – Боря! – визжит она, видя, что мужчины уже нет перед железными дверями, а потом убегает, а дверь оставляет открытой.

Я одна. Сзади – закрытые железные двери. Впереди – открытая дверь, куда ушла женщина. Все ясно: я вхожу в эту дверь.

Там большие комнаты, много света и много вещей. У меня голова кружится: я и слов не знаю таких, чтобы назвать все эти вещи. Слышу голос, спокойный и громкий, иду на звук и вижу страшное: у стены стоит большая коробка, а внутри нее – голова женщины. Одна голова, а тела нет. Я обмираю и смотрю на нее, не в силах пошевелиться. Кто может такое с человеком сотворить? Как можно в коробку одну голову посадить, но голова эта живет и еще говорит что-то! Да еще так спокойно, без страдания и боли, будто ничего с ней не произошло:

– Главные новости к этому часу. Продолжаются выборы президента Российской Федерации, на данный момент явка в регионах составила…

Голова говорит, а смысла я не понимаю. Тут за стеной что-то падает и бьется. Я иду туда: там бегает прежняя женщина, она хватает разные вещи и роняет их на пол. Под ногами у нее уже хрустит. Комната большая и светлая. Там большое окно. Я подхожу к нему.

И тут мне все становится ясно.

Я понимаю, где я. Кто эти люди. И что это не сон. Передо мной лежит мир, большой и странный. Видно далеко. Внизу маленькие тележки и еще более маленькие человечки. А вдали, насколько хватает глаз, те самые скалы, которые я уже видела, когда болела от змеиной травы. Одинаковые и ровные высокие скалы. И я в одной из них, понимаю. Но скалы эти не из камня, они полые и живые, как деревья, это их горячие корни я щупала под землей. И живут в этих скалах не люди. Это боги.

Я в чертоге богов, оказывается.

И первой я встретила Удэной, значит. Она же Гану. Она же Среброликая, бог или богиня приплода домашних оленей и охоты, дважды в год меняющая возраст и пол. Сейчас весна, поэтому она молода, и пахнет от нее цветами. Довольная она была – хорошее лето нас ждет, значит, богатый будет приплод, хороший лов.

А эта пара – Вира и Вирса, боги войны и раздора, понимаю я. С ними никто не любит иметь дела, кормят их рыбьими потрохами, чтобы они не ссорились, иначе всем вокруг будет плохо. Недокормили их, наверное. Вон ссорятся опять. Нехорошо это: быть войне.

Плач прекращается, я оборачиваюсь. Вирса держит в руках небольшую коробочку, нажимает на нее, и коробочка пищит. Потом она подносит ее к лицу и говорит, глотая слезы, как будто Вира может ее слышать:

– Боря, ты куда ушел? Прекрати немедленно, так нельзя, ты разве не понимаешь, так нельзя со мной! Где ты?! Где ты сейчас, я спрашиваю?! Я не могу без тебя! Ты смерти моей хочешь? Ты хочешь, чтобы я из окна сейчас выпрыгнула?! Нет, не надо! Я сама приду. Да, да!

Я слушаю ее, и мне весело. Кто-то, верно, вспомнил про рыбьи потроха, думаю я. Помирятся теперь. Может, и войны не будет.

Потом она опять бегает по комнате и что-то роняет, роется в своих вещах и одежде, а мне хочется смеяться. Чертог богов, значит. Вот он какой. И пахнет здесь по-другому. И живут они иначе, совсем не как люди. А ссорятся похоже. Вирса уже топчется перед дверью, обувается, натягивает шубу – простую, неукрашенную, мехом наружу. Бедные парки у богов, значит.

Вирса выходит, и я за ней. Вирса к железным дверям подходит – и я за ней. Лучше всё, как они, делать. Когда ты в гостях, лучше всё, как хозяева, делать, так проще.

А ведь где-то есть и Вонг, идешь в лес, не забудь его имя, думаю я вдруг, и страх хватает за сердце. Хотя нет, это вряд ли, его нет уже в мире, Камса говорила.

И тут, вспомнив про Камсу, я вспоминаю про свое горе. Как же вернуться теперь домой? Что же мне делать? Хотя, раз я в мире богов, я могу попросить заступиться за меня!

Эта мысль так меня захватила, что я чуть не кидаюсь к Вирсе в ноги. Но она не смотрит на меня – она меня не видит. Нельзя просить того, кто тебя не видит. Не мой бог Вирса, значит. Нужно Матерь искать. Матерь заступается за всех страждущих. А как же ее найти?

Железные двери разъезжаются, Вирса входит – и я за ней. Вокруг гудит, дрожит, но мне уже не страшно – привыкла, наверное. Двери разъезжаются снова, Вирса выходит, а на ее место, чуть не сбив меня с ног, вваливаются дети. Несколько малышей, смеясь и балуясь, а вслед за ними высокая, красивая, чистая женщина входит.