Но тут серафим взмахнул крылом и над ним начал концентрироваться ещё один разряд. Я понял, что на этом всё закончится и просто расслабился, чуть развернув истребитель, чтобы смотреть было удобнее.

Серафим почти нанёс удар.

Почти.

Полыхнуло фиолетовым. И я, как ни странно, успел подумать, что это та самая «фиолетовая хрень», о которой успел доложить Джей.

Потом, конечно же, умер.

Глава первая

Кто ангелов видел – в Бога не верит.

А вот в воскресение плоти – запросто.

Я ощутил своё тело. Неожиданно увидел свет. Это что, тот самый «свет в конце туннеля»? Что‑то услышал – звук, обрывок ноты…

Свет исчез. Так быстро, что я даже не успел ничего осознать.

Да что не так!

«Боря!»

«Я думаю» – ответил Боря задумчиво. Добавил очевидное: «Что‑то не так».

И тут я снова осознал себя, ощутил тело, с всхлипом всосал прохладный, лишённый запахов, тысячи раз прошедший рециркуляцию воздух.

Открыл глаза.

Низкий потолок был покрашен в голубой цвет. Кое‑где краска облупилась и виднелся металл. В воздухе висел гул – лёгкий, почти неощутимый. За долгие годы он стал настолько привычным, что я замечаю его лишь после гибели.

«Сбой какой‑то был?» – спросил я Борю. Мысленно, конечно.

Боря не ответил.

Я собрался и осторожно сел на кушетке. Отцепил от груди гроздь датчиков. Комната была маленькая, почти пустая. Дверь в коридор, дверь в сортир и душевую, стул, моя кушетка, а рядом – пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, размером с большой гроб.

Гробом он на данный момент и являлся.

За контейнером была ещё одна дверь, пошире, сейчас закрытая.

Одежда и грузилово лежали в ногах кушетки, я был совершенно голым, но одеваться не спешил. Посидел, сжимая и разжимая кулаки, ощупал лицо. Разумеется (никогда не удержишься) посмотрел ниже пояса. Потом глянул на свою левую пятку, послюнил палец и потёр краску.

Дверь в коридор открылась.

– Святик Морозов!

Инесса Михайловна – единственная, кто зовёт меня Святиком.

– Здрасте, – сказал я, безуспешно постаравшись придать голосу побольше солидности.

Психологу нашего второго крыла (семь эскадрилий по четыре «пчелы», эскадрилья трёх «ос» и командирский «шершень») за сорок лет. Она симпатичная, с копной светлых волос, с мягким улыбчивым лицом. Пухлая, на Земле ей было бы тяжеловато.

Но здесь, на Каллисто, Инесса весит килограммов десять и порхает будто бабочка. Грузилово она не носит принципиально.

Инесса села рядом и ласково обняла меня.

– Как ты, Святик?

– Первый раз, что ли… – буркнул я.

– Правда – серафим? – понизив голос спросила она.

– Серафим с конвоем. А на него престол и два господства.

Про вонючек я даже упоминать не стал. Несолидно.

– Обалдеть! – сказала Инесса, широко открывая глаза. – Какие же вы герои!

– Угу, – согласился я. – Но я бы предпочёл ещё год‑другой не умирать.

Она не стала делать вид, что не понимает.

– Всё будет, всё успеется, Святик… Ничего не болит?

Я покачал головой. Ничего и впрямь не болело. Да и с чего бы?

– Есть хочешь?

– Помоюсь, пойду в столовку. Все вернулись?

Инесса Михайловна кивнула. Потрепала меня по голове.

– Как твой Боря?

– Нудит, – ответил я как обычно.

Психолог двумя легкими шагами перенеслась к двери. Габариты у неё внушительные, но она на Каллисто восемь лет, как и я. Так что к низкой гравитации адаптировалась великолепно.

Уже открывая дверь, она чуть обернулась и спросила:

– Кстати… всё прошло как обычно?

«Да!» – внезапно прорезался Боря.

– Это всегда необычно, – ответил я. – Ну да, как всегда!

Инесса стояла в дверях, придерживаясь за косяк, чтобы не унесло в коридор неловким движением.

«Будь очень, очень осторожен» – шепнул Боря.

«Да что такое?»

«Пока не знаю. Давай, тупи, у тебя хорошо получается!»

– Тебя не смущает, что ты только что умер, Святослав?

– В очередной раз. Я же воскрес!

Инесса Михайловна развернулась, легко как балерина.

– Но ведь если разобраться, Святослав, ты – копия.

– Копия копии, – поправил я. – Какая разница? Тело – это тело. Главное разум! Тело поменять – как трусы переодеть.

Психолог улыбнулась. В уголках глаз собрались лучики‑морщинки.

– Но ведь существование прерывается. Вдруг ты что‑то потерял, упустил? Квантовая запутанность не гарантирует абсолютной точности.

– Ой, Инесса Михайловна, не грузите! – взмолился я. – А вы ничего не упускаете, всё помните? А вы не меняетесь? Вы вчерашняя уже не вы сегодняшняя! Ну даже если я забуду несколько секунд, что с того. Это всё пустая философия, игры ума и софизмы!

Она ещё мгновение колебалась, глядя на меня. И я добавил:

– Всякая плоть – трава, и красота её – как цветок полевой. Куда лучше так, чем рассыпаться в вакууме!

Психолог кивнула.

– Ты умничка, Святик. Я подпишу протокол соответствия. Но – неделя отдыха! Никаких вылетов! И полный допуск на развлечения.

– Круто, – согласился я. – Хоть днюху отмечу по‑человечески.

– Сколько тебе стукнет? – спросила она, будто не знала.

– Двадцать.

– Подумаю о подарке, – сказала Инесса и выпорхнула, добавив напоследок: – Навещу Джея!

Я посидел ещё немного. Потом встал, шагнул к контейнеру и заглянул внутрь сквозь прозрачную крышку.

На голубенькой синтетической простыне лежал, погруженный в глубокий сон, мальчишка лет двенадцати.

Это было как смотреться в зеркало. Как наблюдать за Юпитером или разъярённым серафимом. Красиво и страшно.

Я смотрел на тощее голое тело, которое станет моим, когда я снова умру. На своего клона, связанного со мной квантовой запутанностью, технологией, подаренной Ангельской иерархией.

Клон был совсем дитячий, как и я теперь. А ведь я не умирал два года. Черт побери, моё прежнее тело доросло до четырнадцати и у меня появилась масса новых интересов! Но они уже подёрнулись дымкой, стали казаться глупыми и ненужными.

Я открыл крышку контейнера. Тревожно пискнул датчик. Ничего, все знают обычаи пилотов. Маркер я достал из‑за контейнера, он был приклеен кусочком скотча. Снял колпачок и написал на пятке клона цифру «7». Потом ущипнул клона за ухо – на удачу.

Шестерка на моей собственной пятке хоть и выцвела от времени, но была видна. Сейчас я пойду в душ и буду долго тереть её мочалкой.

База на Каллисто – единственная в системе Юпитера. Зато она большая, под стать газовому гиганту. Три крыла по тридцать семь пилотов – больше сотни лётчиков. Восемьдесят учёных. Сотня с лишним человек обслуживающего персонала. Сотня морских пехотинцев – не знаю, зачем они тут, море на Каллисто глубоко под поверхностью, а пехота тоже не нужна. В общем, набирается четыре с половиной сотни людей, живущих в центре Вальхаллы – огромного кратера на севере Каллисто.

Когда‑то сюда упал гигантский метеорит, создав целую серию концентрических колец – грунт расплескался, да так и застыл гребнями, будто круги на воде от брошенного камня. Центральный кратер немаленький, триста километров в диаметре, и с высоты Вальхалла смотрится красиво, но никаких особых преимуществ у этого места нет.

Я думаю, что место выбрали исключительно из‑за названия. На Каллисто есть еще одна такая структура, Асгард, но Асгард – это город богов.

А мы не боги, мы воины.

Вот только умирая и возрождаясь в Вальхалле, не садимся беспробудно бухать и трахаться с валькириями (ха‑ха, попробуйте‑ка этим заняться в теле ребёнка), а снова и снова идём в бой.

Базу на Каллисто (как и марсианскую, как и базу на Титане, спутнике Сатурна) людям подарила Ангельская иерархия. Вместе с кучей научных данных, вместе с методикой клонирования, вместе с технологией квантовой связанности сознания. На Луне люди построили базу сами, а потом и целый город. Но на Землю демоническая иерархия не нападает, да и охраняют её ангелы – по слухам, где‑то в пространстве постоянно витает херувим. К Марсу демоны тоже совались всего пару раз, так что там курорт.

А вот Юпитер и Сатурн – планеты, за которые постоянно идёт схватка.

Я бы предпочёл жить и сражаться возле Сатурна.

Во‑первых, у Сатурна кольца и это красиво!

Во‑вторых, на Титане есть нормальная атмосфера. Очень холодно, нет кислорода, но всё равно можно ходить без герметичного скафандра!

В‑третьих… ну, наверное, ещё раз кольца.

А так всё тоже. Такая же база. Такие же корабли. Такая же работа.

Никакие «пчелы» и «осы» не позволят нам доставить неудобства высшим чинам демонической иерархии. Но всякую мелочь, вроде рядовых падших, мы можем связать боем, а при большой удаче и толпой – даже победить средний чин. Временно, конечно.

Но подобно тому, как у Ангельской иерархии есть мы, люди, а где‑то в других мирах – иные подопечные, у демонической иерархии есть порабощенные, проклятые существа из других миров. В Солнечной Системе демонов обычно сопровождают вонючки и мохнатки.

Вот с ними‑то мы и сражаемся на равных. Это наша зона ответственности.

Я помылся в душе – долго, не экономя воду. С водой на Каллисто всё нормально, к тому же у нас хорошие системы очистки и рециркуляции. Оттёр начисто число «шесть» на пятке. Хорошо помню, как писал его два года назад.

А до того – писал цифры «4», «3» и «2»…

Потом я постоял у зеркала, печально разглядывая себя. Ну, понятно, на чём сосредоточилась моя печаль. В итоге я натянул трусы, надел форму – новенькую, только к ней кто‑то уже успел приклеить нашивку всё с той же цифрой «6» и добавить шеврон старшего лейтенанта. Если вдуматься, это могли сделать и заранее, но всё равно приятно.

Поверх брюк я надел кольца утяжелителей, или попросту «грузилово». Иначе я весил бы всего пять кило, а это уже совсем неудобно. Ботинки тоже были на свинцовой подошве, покрытой рубчатым пластиком.

В таком виде я и вышел из своего бокса в медицинский блок. Клонарня соседствовала с медблоком, а боксы для воскрешения были как бы на границе, между клон‑мастерами и врачами, между жизнью и смертью.

Вопросами и проверками меня не терзали. Тело клона номер шесть и так находилось под заботливым присмотром до самого моего воскрешения. Большинство врачей я прекрасно знал и был с ними в хороших отношениях.

– Ну хотя бы мы справились с прыщами! – попытался ободрить меня доктор Макото. Он наш терапевт, большой специалист по детским болезням.

– Ага, – скривился я. – Прощайте и снова здравствуйте…

По опыту я знал, что прыщи полезут через полгода, если доживу. И ничего этот факт не отменит, ни умывания лосьонами, ни строгая диета. Выскочит вначале прыщ посреди лба, а потом как попрут…

Хенрик – наш кардиолог, которого я терпеть не мог, дружелюбно помахал рукой, достал из кармана леденец и жестом предложил мне.

– Отвали, извращенец, – ответил я, как всегда.

Хенрик заржал и бросил леденец себе в рот. Сволочь, ну знает же, как пилоты реагируют, если к ним относятся как к детям! Нам всем по двадцать, мы все провели на Каллисто восемь лет. Нечего насмехаться!

У дежурной сестры я получил свой коммуникатор. Его принесли из ангара, как только стало понятно, что синяя эскадрилья второго крыла погибла. Я застегнул браслет, бросил быстрый взгляд на экран. Да, крошечная царапина в уголке осталась.

Приятно, когда что‑то материальное связывает тебя с прошлым «я». Хотя бы комм.

«К собачкам заглянем?» – предложил Боря.

– А то, – буркнул я.

Щены сражаются и умирают вместе с нами. В ситуации, когда любая электроника может отказать в любой момент, даже наши боты – пилотируемые.

Я свернул в ветеринарный отсек, приложил комм к двери, чтобы пропустила, зашёл на псарню, поздоровался с дежурным зоотехником и двинулся вдоль рядов с просторными клетками.

Начался переполох. Щены визжали, лаяли и тыкались носами в решетки. Пришлось перегладить всех, прежде чем я открыл вольер со своей четверкой и выпустил Лайку, Белку, Стрелку и Уголька.