Цунэтомо Ямамото: Бусидо. «Хагакурэ» о Пути самурая

С предисловием А. М. Горбылёва – к. и. н., преподавателя Института стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова, доцента кафедры истории и культуры Японии

Предисловие к русскому изданию доцента кафедры истории и культуры Японии Института стран Азии и Африки МГУ имени М. В. Ломоносова, кандидата исторических наук Алексея Горбылёва

Печатается по изданию: Ямамото Ц. Хагакурэ, или Сокрытое в листве. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2023.

© Логачев С. И., перевод на русский язык, 2023

© Горбылёв А. М., предисловие, 2025

© «Издательство Азбука», 2025

КоЛибри®

Предисловие

В руках у читателя книга удивительной судьбы. Вот уже несколько десятилетий переведенная на множество языков она не покидает полок книжных магазинов по всему миру, считаясь эталонным изложением бусидо – знаменитого «Пути воина», мировоззрения и нравственных ценностей японских самураев, настоящим кладезем мудрости, руководством по воспитанию воли и отваги. А между тем в самой Японии на протяжении почти двух столетий со времени ее написания она оставалась почти безвестной, была достоянием крайне узкого круга посвященных читателей.

Эта книга известна как «Хагакурэ», что означает буквально «Сокрытое в листве». Однако полное ее название – «Хагакурэ кикигаки» – «Записи рассказанного под сенью листвы». Она явилась плодом совместного творчества рассказчика Ямамото Цунэтомо (Дзётё) и его записчика Тасиро Цурамото.

Ямамото Цунэтомо (1659–1719) был шестым ребенком в семье Ямамото Сигэдзуми, самурая из княжества Сага, где правил клан Набэсима. Отец постарался привить сыну настоящие воинские ценности и воспитать из него, несмотря на слабость здоровья, достойного самурая.

Цунэтомо начал служить пажом при князе Набэсима Мицусигэ (1632–1700, правитель Сага с 1657 г.) в девять лет, выказал способности каллиграфа и сочинителя и в девятнадцать был назначен помощником писца при князе. Однако далее его карьера не заладилась. Отставленный от службы, Цунэтомо погрузился в изучение дзэн-буддизма и практику медитации под присмотром монаха Таннэна, изучал конфуцианство под руководством Исида Иттэй. Оба этих наставника не только неоднократно упомянуты на страницах «Хагакурэ», но и в огромной степени повлияли на содержание и дух этого памятника.

В 1687 г. Цунэтомо разрешили вернуться на службу. Он служил на разных должностях в княжеском секретариате вплоть до смерти Мицусигэ в 1700 г. Глубоко тронутый кончиной обожаемого сюзерена, Цунэтомо жаждал совершить дзюнси – ритуальное «самоубийство вслед», но поступить так не имел права, ведь сам Мицусигэ еще в 1661 г. издал указ, запрещающий дзюнси ради сохранения в клане преданных вассалов. Выход из создавшегося положения Цунэтомо нашел, приняв монашеский постриг, оставив мирскую жизнь и посвятив себя молениям о возрождении Мицусигэ в Западном раю будды Амида.

Приняв монашеское имя Асахияма Дзётё, он поселился в хижине в горной глуши примерно в десяти километрах к северу от княжеского замка. Там в 1710 г. его и разыскал убитый горем Цурамото Тасиро (1678–1748), бывший писец княжеского секретариата, отстраненный от службы годом ранее. В течение следующих семи лет Тасиро учился у Дзётё тому, что значит быть самураем, записывая его рассказы и суждения. Из этих записей около 1716 г. и было составлено «Хагакурэ» – фолиант в 11 свитков-книг, 1281 параграф, примерно тысяча страниц книжного иероглифического текста.

Когда Тасиро представил свой труд учителю, тот велел ему сжечь его. Но записчик не исполнил воли рассказчика, и в дальнейшем «Записи рассказанного под сенью листвы» получили хождение среди самураев Набэсима, которые переписывали фолиант для личного пользования. Всего до нас дошло около 40 списков «Хагакурэ», но протограф кисти Цурамото Тосиро не сохранился.

Почему же Дзётё требовал сжечь «Хагакурэ»? Почему эта книга передавалась лишь в рукописях и не была издана до начала XX в.? Почему первое полное издание этого памятника увидело свет только в 1940 г.?

Вероятно, автор «Хагакурэ» понимал, что его учение во многом идет вразрез с официальной идеологией, которую насаждал правивший сёгунский клан Токугава, и опасался, что обнародование его труда может навлечь кары на клан Набэсима. Его стремление уничтожить книгу само по себе красноречиво говорит, что «Хагакурэ» никак нельзя рассматривать как типичное выражение ценностей и идеалов воинского сословия эпохи Токугава (1603–1867). Скорее наоборот – этот памятник стоит совершенно особняком в огромном массиве трудов токугавских идеологов бусидо.

Тогда как другие идеологи бусидо середины XVII – начала XVIII в. в полном соответствии с Княжеским (1615) и Дворянским (1635) кодексами сёгуната Токугава видели идеал самурая в образе конфуцианского благородного мужа, постигшего гражданские и воинские науки, воспитавшего в себе такие нравственные качества, как человеколюбие (дзин), чувство долга-справедливости (ги) и смелости (ю), Дзётё находил этот образ чересчур умозрительным и недостижимым на практике и противопоставлял ему свой идеал – приземленный, посюсторонний, легкодостижимый. Для Дзётё идеальным был самурай самоотверженный, без колебаний вручающий свою жизнь господину и в ситуации выбора между жизнью и смертью без раздумий выбирающий смерть, живущий и действующий так, словно уже умер.

Идея победы над страхом через принятие смерти – центральная в «Хагакурэ». Именно ей посвящены самые знаменитые строки этого памятника:

«В ситуации, когда приходится выбирать [погибнуть или бороться за жизнь], выбирай тот путь, который скорее приведет тебя к смерти. Оставь все раздумья, исполнись решимости и иди вперед… Мне, как и всем другим людям, тоже свойственна жажда жизни. И потому я знаю, что каждый из нас склонен искать оправдания своим поступкам, совершаемым ради сохранения жизни. Однако тот, кто, не совершив задуманного, останется в живых, заслужит имени труса. А это ужасная опасность – прослыть трусом. С другой стороны, тот, кто падет, не совершив задуманного, хотя и может быть назван сумасшедшим, но не покроет себя бесчестьем. И именно так должен поступать всякий, кто идет по Пути воина. Поэтому каждое утро и каждый вечер, снова и снова, готовь себя к тому, чтобы расстаться с жизнью. Помни: кто готов в любое мгновение расстаться с жизнью, обретает полную свободу на Пути воина и способность в полной мере и без единой ошибки исполнить свой долг человека, родившегося в семье самурая».

В годы Второй мировой этот исполненный решимости призыв к самоотречению и самопожертвованию укреплял дух японских солдат, втянутых в мясорубку кровавой бойни. А сегодня он привлекает внимание философов, историков, пытающихся постичь суть идеологии самурайства, и вообще всех людей, задумывающихся о своем месте в жизни, о долге, о чести, о служении, ищущих источники силы и вдохновения в своей борьбе за успех, жаждущих одолеть извечный страх человека перед неизбежным концом земной жизни и неведомым будущим после нее.

Неторопливая беседа в сумерках

Вассалы клана Набэсима должны разбираться в его истории и традициях. Прискорбно, что в последнее время этими знаниями стали пренебрегать. Смысл их приобретения состоит в том, чтобы лучше понять, как возник и развивался клан, запечатлеть в памяти, как он пришел к процветанию благодаря самоотверженным усилиям и благородству предков-основателей рода. Тому, что наш клан существует так долго и до наших дней не имеет себе равных, мы обязаны господину Готю^[1] за его сострадательность и воинскую доблесть, господину Рисо^[2] за его благодеяния и благочестие, а также силе и могуществу повелителя Таканобу^[3] и повелителя Ниппо^[4].

Совершенно непонятно, как люди нашего поколения могут забывать историю и традиции нашего клана и даже почитать чужих кумиров. Ни Шакьямуни, ни Конфуций, ни Масасигэ Кусуноки^[5], ни Сингэн Такэда^[6] не состояли на службе у кланов Рюдзодзи и Набэсима, и их воззрения не соответствуют традициям нашего клана. И в мирное время, и во времена войн как высшие, так и низшие сословия должны жить, почитая лишь своих предков и их учение.

Последователи любой школы или традиции почитают мастеров своего пути. Люди, принадлежащие к нашему клану, не нуждаются в лишних знаниях и чужих учениях. Возможно, глубоко познав нашу историю и традиции, кто-то и захочет ради удовольствия узнать что-то о других землях. Однако, постигнув наши традиции, он неизбежно придет к выводу, что в других землях нет ничего такого, чего нам недостает.

Если представитель какого-либо другого клана поинтересуется происхождением кланов Рюдзодзи и Набэсима, задаст вопрос, как владения Рюдзодзи стали владениями Набэсимы, или попросит: «Я слышал, что никто на Кюсю не может сравниться с родами Рюдзодзи и Набэсима в военных подвигах. Расскажите мне о них», то человек, не знающий нашей истории и традиций, не сумеет сказать ни слова в ответ.

Для человека, служащего нашему клану, не должно существовать ничего, кроме ревностного выполнения своих обязанностей. Однако люди часто пренебрежительно относятся к своему долгу и желают перебраться на другое место, считая, что там им будет интереснее. Это влечет за собой ошибки и неразбериху. Замечательные примеры служения клану – жизни повелителя Ниппо и повелителя Тайсэйина^[7]. В те времена служившие им люди выполняли свои обязанности самоотверженно. Высшие сословия искали себе верных слуг, а представители низших сословий старались быть полезными своим господам. Между верхами и низами существовало согласие, и клан поддерживал свое могущество.

Повелитель Ниппо проливал кровь в битвах, ему приходилось сталкиваться с отчаянными ситуациями, несколько раз он был готов совершить сэппуку^[8], однако благодаря его беспримерным усилиям и везению клан выстоял. Повелитель Тайсэйин тоже был на грани самоубийства, но, отличившись в сражениях, упрочил свое положение в клане и сумел стать его первым правителем. Не жалея трудов, он усилил систему управления, укрепил стратегически важные пункты и сделал много другого. Будучи благочестивым человеком, он сказал: «Я не могу с пренебрежением относиться к деятельности повелителя Ниппо, усилиями которого создавался наш клан. Мой долг обеспечить клану мир и процветание для будущих поколений. В мирное время мир вокруг нас постепенно становится расточительным и сумасбродным; люди будут забывать о суровых военных временах и тратить все больше в своем стремлении к роскоши. Высшие и низшие слои будут нищать, покрывая себя позором в глазах людей, проживающих в нашей провинции и за ее пределами, и жилища их разрушатся. Старики умирают, а молодежь волнует, только как бы не отстать от времени. Надеюсь, записанные мною наставления сохранятся для будущих поколений. Если они будут переданы моему наследнику, новый глава клана сможет понять, что происходило раньше». Поэтому повелитель Ниппо провел жизнь в окружении бумаг, записывая свои мысли.