Вот он! Огромный пятиметровый воплоскур! Привлеченный грохотом взрывов и криков Морган.

– М…м…– пыталась я выдавить из себя хоть что-то, но выходило плохо. От ужаса мои голосовые связки завязались в узлы. Подруга же не видела того, что творилось у нее за спиной. Продолжала стыдить меня, гневно обличая.

Глава 59

– А это что у тебя тут? – сцапала Морган зеркальце, вырвав его из лап паучат. – Полюбоваться на себя хочешь перед смертью? А вот фиг тебе! Сама на себя полюбуюсь!

Морган поднесла старинный артефакт к лицу и…

– И-и-и… – заорала громко, бледнея на глазах.

– Морган! – только и успела воскликнуть я.

Но бездыханное тело подруги, мешком свалившееся к моим ногам этого уже не услышало. Мне же хоть было и жаль глупую зарвавшуюся девчонку, но в данную минуту меня больше всего волновал огромный пятиметровый воплоскур, глядевший на меня пятью черными глазами не мигая.

– Мамочки… – прошептала я, чувствуя как холодный пот ручьем струится вдоль впадин позвоночника.

Живность моя ползала по мне радостно попискивая. То ли своего узнали, то ли не знаю уж чего…

Зеркало с притихшим призраком валялось невдалеке от бездыханного тела подруги. Я закрыла глаза. Крепко закрыла. Да, я трусиха. Да, страшно. А вам не страшно бы было в такой ситуации?

– Мама! – с торжественным возгласом Мохнатка спрыгнула с меня. Ее примеру последовали остальные паучата.

Я приоткрыла один глаз.

Огромный паук застыл около паучат, а затем бросился поднимать их высоко над землей, качать, баюкать, прижимать к себе…

Неужто и правда Мохнаточка моя и Блошки мать свою родную обнаружили?!

– Мама! Мама! – твердили они на разный писк.

– Ты кто? – раздался басистый утробный голос прямо из чрева мамаши-паука.

– Я… это… – сглотнула я нервно, – тоже их мама!

Ну а что? Кто их кормил, поил, выпестовал? Кто, рискуя жизнью вернул их в горы, в материнское лоно, так сказать? Так что да, я – мать. И самая настоящая.

– Хм? – мамаша повернулась к Мохнаточке, как к самой старшей.

– Да! – пискнул паучонок. – Это – мама, – указала она на меня своей лапкой, – и это – Мама! – повернулась к своей родительнице.

– Хм… – снова произнес паук, но уже менее уверенно.

А потом, оставив паучьи нежности с детенышами, в один миг самка воплоскура приблизилась ко мне. Боги мои! Ну и чудище… Гигантское, черное, мохнатое. А глаза настолько темные, что в них красными и синими всполохами вспыхивают молнии, кружатся вихри.

Чувствуя, как ноги мои холодеют, я снова трусливо прикрыла глаза от страха. Сейчас сожрет…

Но! Ничего не произошло. В какой-то момент паук дернул на себя мои руки, освобождая меня из оков.

– Пошли! – раздалось гулкое и утробное.

Кое-как передвигая ногами, я быстро подобрала зеркальце и двинулась вслед за воссоединившимся семейством вглубь пещеры. Ну а что еще делать? Не оставаться же в завале рядом с телом предательницы?

***

Если то место куда меня привела мама Мохнатки и было паучьим гнездом, то очень маленьким, гнездышком, так сказать.

– Прак-ти-ка? – гулко по слогам произнесла паучья мамаша трудное слово.

Я кивнула, глядя на то, как мои питомцы вовсю облюбовывают приготовленный с материнской заботой уголок для них – подстилку из соломы, гамаки из паутин, батуты, и много всего интересного для полноценного развития паучат.

Дети остались в пещере, а мы двинулись дальше. Я обернулась взглянуть на своих питомцев, возможно в последний раз в жизни. И снова ком в горле застрял. Успела уже к ним привыкнуть, прикипеть всей душой.

– Можно попрощаться? – обратилась я к пауку.

– Да. – не стало вредничать животное.

Я подбежала к паучатам, осторожно взяла каждого на руки, погладила по мохнатым теплым пузикам, а Мохнаточку, дочку свою названную, даже поцеловала меж глазок.

– Будьте хорошими детками! – попросила я их, – Слушайте маму, и не балуйтесь!

Малыши закивали головками, ну точно как утята и принялись дальше осваивать новую интересную комнату. Я шла за пауком, незаметно стирая слезы. Да, трудно мне давалось это расставание. Но, с другой стороны, паучатам лучше тут. Не просто лучше, а жизненно необходимо. В естественной среде обитания, рядом с найденной мамой. Там может быть, глядишь и отец с охоты подтянется. А в городе что? Воплоскуры под строжайшим запретом. Им не выжить там, а потому плакать и скучать по ним не нужно. Наоборот лучше порадоваться за малышей и завести себе другую живность, менее экзотичную.

За раздумьями я и не заметила, как паучиха привела меня в логово. Другое и несомненно большее, чем ее собственное жилище. Оно освещалось лишь светом полной луны, и из тонувшей темени на нас начали наступать другие пауки, такие же огромные и мохнатые, как мать Блошек.

Если до этого мне было страшно, то теперь я просто была готова взвыть от ужаса. Как в обморок не упала, не знаю. Но руки и ноги отнялись со страху. В горле пересохло, а сердце казалось остановилось от дикого необузданного страха.

Пауки обступали нас со всех сторон, но блошиная мать обороняла меня, не подпускала своих сородичей слишком близко. А потом я стала различать еле слышный писк, больше похожий на ультразвук. Наверно это воплоскуры так общались между собой. Судя по всему они вели активные переговоры с матерью. И не трудно было догадаться, каковой на самом деле была тема их дебатов. Я. Собственной персоной.

Повизжав друг на друга, паучье войско расступилось пропуская блошиную мать, и меня с нею заодно, вперед. Я неуверенно прошла вслед за проводницей, каждое мгновение ожидая атаки или нападения, но ничего подобного не происходило. Пауки просто шли за нами, даже не думая нападать.

А потом мы вышли в еще одну пещеру, где стоял промозглый ледяной холод. Там, около сводчатой стены, задрав беззащитно мощные лапы вверх, валялся на спине огромный, и кажется мертвый, паук.

– Что это? – пробормотала я в раздумье.

– Дурак! – сообщила мне мамаша моих блох. – Забирай и иди. Скажи своим, что ты убила. Пусть к нам год не суются. А потом мы еще дурака убьем. И еще. А вы, не лезьте в горы. Не тревожьте нас!

В крайней степени недоумения я взирала на весь этот творившийся вокруг меня сюр. Это что же получается? Воплоскуры на мировую идут? Двойную выгоду себе нашли? Избавляются от дураков, отдавая их нам в качестве трофея, чтобы мы наиболее разумных не трогали? А они умней нас, определенно!

Не знаю, что скажет на это господин ректор, потому что меня волнует по сути только его мнение по данному вопросу, но сейчас меня тревожит другое. Воплоскуры правда думают, что я взвалю на плечи их пятиметрового сородича и с гиканьем потащу его в лагерь четверокурсников?!

Я уставилась на паучью мать, и та со вздохом взвалила на себя бездыханную тушу, кивком показывая мне следовать дальше.

Глава 60

– Ты завалила воплоскура, Дейзи! – не то с восхищением, не то с ужасом в голосе крикнул Кристиан, едва заметив меня в первых занявшихся лучах рассвета около кустов малинника. – И почему я не удивлен?!

– Правда что ли, не удивлен? – хмыкнула я.

Я так устала за все эти дни, и особенно за последнюю ночь, полную сюра и удивительных событий, что сил на эмоции просто не осталось. Я была выжата полностью. Морально и физически.

– Не подходите к ней, господин Ротенбергский! – разбитым тенором предупредил моего ректора Жуковски.

– Это с какой стати? – мой ректор, кажется был таким же уставшим, как и я, поэтому эмоций у него тоже было на донышке.

– С такой, что паук может быть жив, а эта нуворишка в сговоре с ним…

– С какой это стати вы так печесь обо мне? – буркнул Кристиан, игнорируя все предупреждения и направляясь прямиком к нам с воплоскуром.

– С той самой, что мне теперь известно, кто именно тайный бастард его величества.

– Я что ли? – недобро хмыкнул на эту тираду Кристиан.

Четверокурсники притихли. Дамиан вытянул вперед шею, точно селезень, чтобы ничего не пропустить.

– Да, господин Ротенбергский! Король сообщил мне эту новость прямо перед практикой и именно поэтому я обязан оберегать вас…

Дальше мы не слушали. Кристиан просто очутился рядом, поднял меня на руки, крепко прижал к себе, и сминая губы, прошептал прямо в них:

– Я хочу консумировать наш брак, Дейзи! Ты станешь моей женой? – неистово целовал он меня, растерянную, подавленную, уставшую. Прямо у всех на глазах целовал, жадно и властно, не обращая внимания ни на кого.