– Да нет… Просто мы с детьми бесились, и один меня случайно затылком ударил, – виртуозно сочиняла я на ходу, на удивление быстро вживаясь в образ многодетной матери. – Такое бывает!

– А почему кольцо не носишь? – подозрительно прищурился Лёша.

– Продала, – пожала я плечами. – Времена тяжелые, а детей кормить надо.

– Блять… – Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, переваривая полученную информацию. Кажется, всерьёз расстроился.

А я до боли прикусила изнутри щёку, чтобы не заржать в голос.

– Ладно. Я тогда пойду, – вздохнул Лёша, открыв глаза и ударив себя ладонями по коленям.

– Ага, иди, – улыбнулась я, больше не в силах сдерживаться.

Но он этого уже не заметил. Вышел из машины, хлопнув дверцей, и направился к своему BMW. Заведя двигатель, с пробуксовкой сорвался с места и вскоре скрылся за поворотом.

Я смотрела ему вслед, прислушиваясь к своим эмоциям. Внутреннее безудержное веселье от собственной шутки сменялось чем-то… не очень хорошим.

И вдруг меня накрыло осознанием – а ведь всё, это конец. Теперь Алексей точно потерял ко мне всякий интерес.

Но я же этого и добивалась, не так ли?

Меньше всего на свете я хотела связываться с бандитом, хватило мне в моей жизни и алкоголика. Ещё больше экстрима я просто не вынесу. Да и как Лене потом в глаза смотреть?

Только несмотря на все доводы рассудка, на душе стало очень тоскливо. И я никак не могла с этим совладать.

Глава 7

Алина

– Спасибо, что пришли! – Лена стояла в дверях, провожая последних гостей – семью Моревых с дочкой Машей.

Я устало прислонилась к косяку кухни, наблюдая, как сестра вымученно улыбается, держа на руках сонную Юляшку. Девочка, утомленная праздником, уже почти спала, положив голову на Ленино плечо.

Когда дверь за последними гостями закрылась, сестра повернулась ко мне:

– Ну, вот и всё, – вздохнула она. – Пойду уложу малую.

Праздник прошел шумно – дом гремел детскими голосами, смехом, топотом маленьких ножек по деревянному полу. Все эти часы я была на автопилоте – резала салаты, раскладывала по тарелкам торт, помогала детям с шарами и прочими игрушками. А внутри ощущала странную пустоту…

Неужели всё из-за него? Из-за какого-то бандита, которого я видела в жизни два раза?

Пока Лена укладывала Юляшку, я начала убирать со стола. Два часа назад здесь громоздились вазочки с салатиками, блюда с бутербродами, нарезки овощей, колбасы и сыра, теперь же остались только крошки, пустые стаканы да перепачканные тарелки.

Переносила посуду на кухню, очищая от остатков еды и составляя в аккуратные стопки на столе, чтобы потом помыть. Обертки от конфет, огрызки от яблок, зубочистки от бутербродов отправлялись в мусорное ведро.

Через несколько минут вернулась Лена.

– Уснула, как только голову положила на подушку, – сообщила она, качнув головой в сторону спальни. – В обнимку с твоей Барби, весь вечер её из рук не выпускала. Ещё раз спасибо тебе, Алин, порадовала ребёнка.

– Да не за что, – улыбнулась я. – Я помою посуду?

Лена только махнула рукой:

– Ты и так помогла. Потом я сама всё помою. Давай лучше посидим с тобой ещё немножко.

Кухня в доме сестры была тесной и уютной. Старенький буфет, доставшийся ещё от свекрови, сервант с тремя фарфоровыми слониками, между которыми примостилась пыльная фотография мужа Лены, Серёжи. И громадная русская печь, которая занимала почти половину пространства кухни.

Я села на стул у обеденного стола, наблюдая, как сестра достает из шкафчика початую бутылку водки и две рюмки. Лена была старше меня на пять лет, но она сильно сдала после смерти мужа и выглядела сейчас на все сорок. А между тем, ей недавно только тридцать стукнуло.

– Выпьем? – спросила она, поднимая бровь.

– Лен, я за рулем, – покачала я головой.

– У тебя же вроде завтра выходной? Останешься у нас, – отмахнулась сестра.

Я вздохнула. Пить не хотелось страшно, тем более противную водку. Но отказать сестре я не могла. Тем более в день рождения её дочери.

– Ладно, уговорила, – кивнула я. – Только не наливай много.

Лена на секунду прикрыла веки в знак согласия и наполнила рюмки ровно наполовину. Она уже была хорошая – выпивала ещё за столом с гостями. И как обычно, не могла остановиться до тех пор, пока не срубит сон. Но я понимала – день рождения дочери всегда давался ей тяжело. Потому что Серёжи не было с ними вот уже три года.

– Ну, давай, за Юленьку нашу, – подняла она рюмку.

Мы чокнулись, и сестра лихо опрокинула содержимое рюмки в рот. Я последовала её примеру, поморщившись от горького вкуса. Водка обожгла горло, спустилась в желудок горячей струей, и по телу пошло знакомое тепло.

– Закусывай, закусывай! – Лена придвинула ко мне тарелку с остатками нарезанной ломтиками варёной картошки.

После второй рюмки мне ударило в голову и стало хорошо. А Лена так и вообще поплыла. Еле сидела, подперев щёку кулаком.

– Давай-ка я всё-таки быстро перемою посуду, – предложила я, понимая, что сестра уже просто не в состоянии это делать. А на завтра оставлять точно не вариант. Всё засохнет, и потом замучаешься отмывать.

– Ай, делай что хочешь, – недовольно поморщилась она, снова разливая по рюмкам водку.

– Ты поешь пока что-нибудь, я быстро, – улыбнулась я ей.

В углу кухни стояла большая металлическая фляга, я зачерпнула из неё воду ковшом и налила в два таза – для мытья и для ополаскивания.

Лена опрокинула ещё одну рюмку без меня, а потом встала и, пошатываясь, решила помочь мне с посудой. Процесс сразу пошёл быстрее, даже пьяная, сестра всё делала чётко. Я терла губкой тряпкой тарелки, погружая в мыльную воду, а Лена споласкивала их и вытирала полотенцем, ставя на сушку.

– Помнишь, как мы с тобой у бабушки так же вместе посуду мыли? – вдруг спросила сестра. – В детстве, на каникулах?

– Помню, – кивнула я. – А потом бежали к речке купаться.

– И ты боялась пиявок, – пьяно рассмеялась Лена. – Орала на весь берег, если хоть что-то касалось твоей ноги в воде.

– Неправда! – усмехнулась я и шутливо толкнула её плечом. – Я боялась только щук, когда ты пугала меня, что они в воде за ноги хватают!

Мы обе засмеялись, и на душе стало немного легче. Но потом Лена снова загрустила.

Закончив с посудой, мы вернулись за стол. Выпили ещё по одной.

Мне стало совсем хорошо. А Лене, наоборот, плохо. Глаза у неё заблестели, и я поняла, что сестра вот-вот расплачется.

– Знаешь, – произнесла она, глядя на сервант, где стояла фотография Сергея, – иногда я ловлю дочкин взгляд. Она смотрит на этот снимок и хмурится, будто пытается что-то вспомнить. А ведь ей было всего три годика, когда Серёжи не стало.

Я судорожно вздохнула, не представляя, что говорить в такие моменты. Сестра до сих пор не примирилась со смертью мужа, и я понятия не имела, какими словами облегчить её боль.

– И понимаешь, что самое страшное? – продолжила она. – То, что она растёт без отца из-за меня. Дочь никогда не узнает, каким он был – добрым, заботливым, как он смеялся, как пел ей колыбельные своим грубым голосом…

– Брось, Лена, ты ни в чём не виновата, – хмуро посмотрела я на неё.

– Ну ведь это я настояла, чтобы он пошёл на эту работу. Как будто не прожили бы без этого! – Лена всхлипнула и стёрла слезу рукой.

– Ты не виновата, – повторила я, строго глядя ей в глаза. – Ты не могла знать, что так произойдёт.

– Да как же, знала я, что это опасно, не дура ведь! – всплеснула руками она, чуть не опрокинув стоящую на краю стола тарелку с хлебом.

– Лен, в наше время всё опасно. Даже порой просто по улице пройти.

Она тяжело вздохнула и махнула на меня рукой. Мол, я её не понимаю. Но на самом деле я понимала. По крайней мере, мне так казалось…

– И всё-таки это не ты его убила. Не на тебе этот грех, сестрёнка. И ты никогда ему такого не желала. Так что прекращай себя изводить. Хотя бы ради Юльки…

Лена подняла на меня злой пьяный взгляд. Её глаза слезились, капилляры в белках полопались. Моё сердце сжималось от жалости к сестре и собственной беспомощности. Было очень тяжело оттого, что я ничем не могла ей помочь.

– Тварей, которые его убили, я ненавижу, чтоб они сдохли! – прошипела она. – И всё их бандитское отродье! Пусть горят в аду!

Я накрыла руку сестры своей и легонько сжала, чувствуя, как в горле назревает ком.

Серёжа работал дальнобойщиком. Где-то под Тверью на него напали, фуру угнали, а его самого нашли в канаве с перерезанным горлом.

Милиция, конечно, так никого и не поймала до сих пор. Хотя все прекрасно знали, что это дело рук промышляющей в том районе ОПГ.

– Я так жалею, что он не видит, как она растёт, – всхлипнула Лена, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – А как Юлька-то на него похожа стала! Ты заметила? Те же глаза, тот же упрямый подбородок…

– Да, – кивнула я, сжимая её руку крепче. – Очень похожа.

– А ещё мне так тяжело одной, – продолжала сестра. – Ты не представляешь, Алин. Дом старый, всё время что-то сыпется. То крыша потечёт, то печь начинает дымить… Приходится постоянно то одного соседа просить помочь, то другого, как будто у них своих дел не хватает. Знаешь, как мне неудобно перед ними, Алин? Будто попрошайка какая-то…

Я слушала сестру и думала о Лёше. Вспоминала, как он привёз в больницу этого порезанного Кирпича…

И думала, что он ведь тоже наверняка состоит в какой-нибудь ОПГ, не иначе.

Всё указывало на то, включая мою интуицию. От этого парня волнами исходили сигналы опасности. Я точно знала – он не ангел. И вполне вероятно, на его руках тоже есть чья-то кровь…

Мне вдруг стало мерзко. Сначала от этой мысли, а потом – от самой себя. Как я могла заигрывать с человеком из того мира, который принёс моей сестре столько горя? Как могла мечтать о нём, думать о его руках, глазах, запахе?

– Лен, не плачь, – встала я и обняла сестру за плечи, прижавшись к ней щекой. – Всё будет хорошо. Я всегда помогу тебе чем смогу. Ты же знаешь.

– Знаю, – шмыгнула носом Лена. – Прости меня, Алинка, за эту истерику… Просто иногда накатывает.

– Давай-ка уже ложиться спать, моя хорошая. Идём.

Я помогла ей встать и проводила до спальни. Лена, как и её дочь, уснула почти мгновенно, даже толком не раздевшись.

Я стянула с её ног шерстяные носки и укрыла краем одеяла, а потом вернулась на кухню. Убрала остатки еды со стола, закрыла форточку и потом тоже пошла спать.

Утро началось рано. В шесть я уже была на ногах – привычка после больничных дежурств. Растопила печь, поставила чайник.

Лена пришла на кухню бледная, с опухшими от вчерашних слёз глазами.

– Утра, – буркнула она, садясь за стол. – Голова трещит.

– Сейчас заварю чай, – ответила я, доставая жестяную банку с заваркой. – Как спала?

– Как убитая, – потёрла виски сестра. – Спасибо, что вчера возилась со мной. Знаю, я невыносима, когда напьюсь.

– Да брось, – отмахнулась я. – Всё нормально было.

После завтрака сестра ушла кормить кур, а я взялась за уборку. Протёрла пол влажной тряпкой, смахнула пыль с буфета, подоконников и этажерки с книгами.

Дом Лены был старым, построенным ещё при Сергеевых родителях. Деревянные крашеные полы выцвели до светло-рыжего оттенка, стены, оклеенные старыми обоями, кое-где вздувались от сырости.

Но несмотря на всю эту ветхость, в доме было уютно. Кружевные салфетки на комоде, горшки с геранью на подоконниках, вязаные коврики на полу – всё это создавало особую атмосферу. Мне было хорошо у Лены. Даже лучше, чем в своей квартире…

Вскоре проснулась Юляшка и выбежала на кухню в обнимку со своей новой куклой.

– Тётя Алина! – радостно завопила она, бросаясь мне на шею. – Смотри, как я Барби одела!

На кукле красовалось незамысловатое платьице, смастерённое из носового платка.