Галка прижала свою голову ко мне, рубашка сразу прилипла. Мне жарко. От того, что Галка горячая или потому, что Павел обнимает Киру? Ему жены мало? Сидел бы рядом, на бревне.

Что со мной? Почему хочется его ударить?

Кира

Отзвучало «Утомленное солнце», и Паша повел меня к нашим, но я, освободив руку и кивнув ему, что сама дойду, стала пробиваться через толпу. Тут в меня вцепилась Галка и потащила в сторону. Я оглянулась, хотела увидеть Ингмара, но не различила его среди толпы. А подруга тянула и тянула. Откуда в пигалице столько сил? Наконец, заведя меня за щит с изображением поезда, следующего до станции Коммунизм, она запрыгала на месте от переизбытка чувств.

– Кирюха, я счастлива! Он признался, что я ему нравлюсь и обещал встретиться после танцев! И даже позволил положить голову на плечо. Кирка! Его сердце та–а–ак стучало!

Галкины слова ударили словно хлыстом.

Почему так случилось? Я же видела, как он смотрит! Или Ингмар смотрел не на меня?

«Всего лишь на купальник», – мелькнула догадка. В животе что–то скрутилось в болезненный узел. А Галя кинулась обнимать меня, грозя задушить. В своем счастье она не различила мою кислую физиономию, продолжая тормошить и смеяться.

– Я пойду домой, Галь. А ты оставайся. Мне надо. У меня болит… живот.

Подруга не стала отговаривать, ее же ждал Инга. Пообещав всем объяснить, что у меня разболелся зуб, она убежала на танцплощадку. А я села на песок и опустила голову. Непрошеные слезы наполнили глаза. Вытерла их ладонью. Черт, рука в песке. Размазала грязь по лицу!

Как страшно расставаться с иллюзиями! Больно понимать, что парень, который нравится, любит другую! Как мог стать настолько дорогим человек, если знала его всего один день? Да, один день! До этого я помнила друга мальчишкой, который учил плавать и ловить рыбу, позволял играть со своей собакой, нес на спине, когда крючком распорола себе ногу, и кровь текла так, что его майка, использованная вместо повязки, набрякла, и идти не было никакой возможности. Непроизвольно пощупала этот шрам выше колена.

Стало неприятно осознавать, что сижу здесь, за щитом, в красивом платье, вся в песке, с грязным лицом. А если кто–то пройдет мимо?

Я нехотя поднялась и побрела к морю умыться. В босоножках было неудобно ступать по песку, поэтому сбросила их. Задирая платье, не желая намочить подол, я вошла в воду. Волна обрушила вихрь песчинок, но тут же откатилась. Чтобы умыть лицо пришлось продвинуться еще на пару шагов. Я балансировала руками, боясь упасть и окончательно опозориться.

По частоте задаваемых вопросов стало понятно, что ответ Галке не нужен. Расправившись, наконец, с платьем и перестав крутиться, она наклонилась ко мне.

– Потрогай мои волосы! Потрогай – потрогай!

Я осторожно взяла прядку. Поморщилась. Волосы были жесткие и липкие.

– Что ты с ними сделала?

– Это сладкая вода. Ложка сахарного песка на стакан кипятка. Локоны будут держаться долго. Так наши девочки в школе делают. Или на пиво можно накручивать, но, правда, потом им вся голова воняет. Главное – волосы не трогать. Красиво, да?

Я согласилась. Главное – их не трогать.

Галчонок заразила меня своим энтузиазмом, и мы пошли выбирать мне наряд. Я надела голубое в белый горошек платье. Вплела ленты и уложила косы в «корзинку». Повертелась перед мутным зеркалом. Ба одобрительно посмотрела на меня. Она заставила нас выпить по стакану молока и только потом отпустила на танцы.

Смеясь и передразнивая друг друга, взявшись за руки, мы побежали в сторону моря.

Глава 3

В парке Чаир распускаются розы,

В парке Чаир расцветает миндаль,

Снятся твои золотистые косы,

Снится весёлая звонкая даль.

«В парке Чаир распускаются розы»

Автор текста: Арский П. Композитор: Листов К.

Ингмар

Куда она подевалась? Павел уже возле жены, помогает встать. У дерева почти никого нет, там только близнецы заигрывают с какой–то блондинкой. Наверное, на выходные приехала.

Заиграли вальс–бостон и народ хлынул на площадку.

Я искал Киру среди танцующих. Меня хлопали по плечу, что–то говорили, но видя мою рассеянность невнимание, отставали.

«Вот какой рассеянный с улицы Бассейной»…

А Киры нигде нет.

Появилась Галка, тоже озирается. Смотрит в мою сторону, машет рукой. Радуется чему–то.

Черт, опять идет ко мне? Прятаться, быстро! Она отказов не понимает.

Я, пригнувшись за спинами танцующих, поспешил в сторону моря. В беседке услышал голоса, звук гитары, смех. Нет, там взрослые и нет никого в светлом платье.

Я оглянулся. Меня словно кто–то окликнул. По пустынному пляжу к кромке воды брела Кира. Безвольно висящие руки, опущенная голова. Всхлипывает. Кто–то обидел?

А Кира сняла босоножки и шагнула к кромке воды. Еще пара шагов и волна собьет ее с ног. Дурочка! Забыла, как опасно ночью море?

Кира

Черная волна подошла незаметно и окатила меня по пояс, чуть не опрокинув.

Отлично! Мало того, что лицо грязное, еще и платье хоть отжимай! Как пройду по улицам поселка? Да и ба ругаться будет.

Вдруг сзади меня обхватили чьи–то руки и потащили к берегу. Крепкий захват не давал вздохнуть. Еще соленые брызги ударили в лицо.

От испуга я вскрикнула и стала вырываться, дрыгая ногами. Попыталась пнуть.

– Пусти, гад!

Следующая волна свалила, накрыла с головой и потащила по камешкам. Захлебываясь, барахтаясь, запутываясь в чужих руках, ногах, я попыталась встать, но еще одна волна предательски ударила сзади, и я оглушенной рыбкой полетела на берег.

Рядом тут же повалился парень.

– Дура, – сказал он, отплевываясь и пытаясь восстановить дыхание, – жить надоело?

Это был Ингмар. Рубашка расстегнулась, выправилась из штанов, скрутилась за спиной и держалась только на рукавах. Да, красавец…

Посмотрела на себя. Мокрое платье задралось, обнажив ноги до трусов. Я постаралась натянуть ткань, но она плохо расправлялась.

Я застонала от бессилия.

– Я только умыться хотела, – лепетала, пытаясь найти конец подола.

Инга хмыкнул:

– Здорово получилось.

Он, чертыхаясь, медленно поднялся и протянул руку.

Когда он придирчиво осматривал меня, вертя туда–сюда, я согнулась в три погибели, стараясь стать как можно меньше. Платье было испорчено, своими попытками прикрыться я окончательно разорвала его и теперь ощущала себя голой.

От стыда готова была расплакаться, но тут почувствовала – на плечи мне набросили что–то мокрое.

Это Ингмар снял рубашку и старательно расправлял, чтобы могла просунуть руки.

– Пойдем в обход, – сказал он, наклонившись за моими босоножками. Помог надеть и застегнул. Вздохнув, взял меня за руку и повел в другую сторону от танцплощадки. В темноту, подальше от людей.

– Куда мы идем? – хоть и было мне стыдно, в груди все сладко обмирало. Он и я. Идем, держась за руки. Хоть бы никогда эта дорога не кончилась…

– Мы зайдем в поселок с другой стороны, там ближе к твоему дому и меньше людей.

– Через старую мельницу?

– Да. Почему ты плакала? Тебя кто–то обидел?

– Нет. Песок в глаза попал, – почти не соврала я.

Мельница чернела на фоне звездного неба, ее руки–крылья покачивались от порывов ветра, который, благодаря рельефу местности, здесь дул постоянно. Шелестела вода в реке, тянуло сыростью.

– А ты слышал сказку про мельника? – чтобы убить напряженное молчание, произнесла я. Мой голос дрожал. То ли от холода, то ли от близости Инги.

– Это который ведьмаком был?

– Угу. Мне бабушка в детстве рассказывала. Не хотела, чтобы я на мельницу ходила. Я верила.

Ингмар покачал головой.

– Глупости. Твоя бабушка не хотела, чтобы ты в речке купалась. Здесь омуты могут закрутить. Враз на дно уйдешь. Меня однажды чуть не унесло, еле выплыл. Спасибо близнецам, помогли.

Опять помолчали. Через некоторое время Ингмар произнес:

– Ладно, рассказываю свою сказку. Я давно слышал, уже позабыл.

– Сто лет назад жил был ведьмак, который дружил с чертом, – с готовностью начала я. – И помогали они друг другу в делах черных, на крови и душах людских замешанных. Для этого заманивали грибников–ягодников в глухой лес пением чудесным. А как приближались те к месту, откуда голос красивый слышался, раздавался гром и появлялся ведьмак, который накрывал бедняг густым туманом. Больше их никто не видел, ни живыми, ни мертвыми. Только один маленький мальчик смог убежать, потому как глухим был и чарам не поддавался. Дома рассказал он о колдовстве, творимом в лесу. Вся деревня, вооружившись вилами и косами, пошла ведьмака изводить. Шли они, шли и вышли на большую поляну. Глядь, а им навстречу шар–молния летит. Все замерли, даже дышать боялись, но один мужик не выдержал, ткнул ее вилами. Вспыхнул шар ярким пламенем, громыхнул громом страшным и накрыл людей туманом. А когда ветер туман развеял, на поляне никого не оказалось, только деревья, огнем опаленные. Рассказали эту историю мальчик глухой да его мама царю. Они одни в живых остались, потому как отстали от разгневанных жителей. Послал царь войско свое. Весь лес пожгли, а ведьмака так и не нашли. Шли годы, мальчик вырос, стал купцом зажиточным. И повез он как–то свой урожай на мельницу, а там новый мельник. Зерно мелется, а мельник вокруг купца ходит, да недобро так на него поглядывает. А купец вгляделся, да обомлел! Это же ведьмак пропавший! Захотел он из мельницы выскочить, а тут гром страшный бабахнул, все ворота–двери ветром захлопнуло, да густой туман на мельницу опустился. Сбежался народ посмотреть, что так громыхнуло, но в мельницу попасть, как ни бились, не смогли не смогли. А как туман развеялся, ворота сами открылись. Вошли мужики, кто посмелее, а внутри никого нет. Жернова работают, мука сыплется и ни души! Только хохот далекий эхом разносится! Испугались крестьяне, заколотили мельницу крест на крест и стороной ее обходить стали. А кто близко подходил, слышался им хохот ужасный, да пение жалобное. Никак ведьмак с чертом развлекаются! Не зря в народе говорят, что мельники завсегда с чертом дружат.

Рубашка почти высохла, но платье и мокрые косы на спине неприятно холодило кожу, и я начала дрожать.

Обхватила себя руками, но это не помогало: вот уже и зубы выстукивать дробь.

Ингмар посмотрел на меня, покачал головой и, взяв за руку, повел к мельнице.

Я не поняла, поэтому спросила:

– Зачем?

– Ты должна снять с себя платье и отжать волосы, – спокойно объяснил парень.

«Чего мне бояться? Сказки все про черта с мельником. Да и Ингмар рядом», – так я успокаивая себя, когда зашла в помещение. Пахло мышами и прелым сеном. Ингмар исчез в темноте, зашуршал коробком со спичками, чиркнул, и тут же вспыхнуло слабое пламя свечи, осветившее его лицо.

Нереальное зрелище.

Я забыла, как дышать.

Хотела убежать и не могла сделать ни одного шага.

– Мы здесь часто бываем, рыбачим, – Ингмар старался на меня не смотреть. Его голос был нарочито беззаботным. – Иногда остаемся с ночевкой, поэтому держим всякие заначки. Раздевайся, вот мой дождевик и полотенце, оно небольшое, но другого нет.

Он сунул мне в руки сверток. Поставив рядом свечу, вышел на улицу.

Я прислушалась к удаляющимся шагам и начала стаскивать с себя мокрые вещи. Было неприятно. Косы ледяными змеями ударили по голой спине. Дрожа уже всем телом, я быстро–быстро отжала волосы, намотала на голову полотенце и надела плащ. Трусы снимать не стала. Вот еще! Переживу. Взяв свечу и подняв с пола рубашку, двинулась к выходу.

Ингмар сидел у порога и смотрел на черную воду. Свеча от ветра сразу потухла.

Инга поднялся и, натягивая мокрую рубашку на себя, спросил:

– Так лучше? – он дождался моего кивка. – Согрелась?

– Нет пока.