Цветы в море (страница 4)

Страница 4

Переработка «Цветов» была безусловно плодотворной. Слова о том, что она «не имела никакого влияния на литературную жизнь», звучат не очень убедительно, если вспомнить большое число статей о Цзэн Пу, появившихся в тридцатых – начале сороковых годов, обращение драматурга Ся Яня и других писателей к подлинной биографии Сай Цзиньхуа, попытки ряда литераторов продолжить роман до шестидесятой главы. В наши дни «Цветы в море зла» также не утратили актуальности и своими достоинствами превосходят многие китайские сочинения. Недаром Цзэн Пу получил заслуженное признание не только в Китае, но и далеко за его пределами.

В. Семанов

Глава первая. Волны, ринувшись на сушу, в одно мгновение затопляют остров Радость рабов. Автора просят описать судьбу цветка свободы, отразив ее в событиях тридцати лет

Забыты песни рек и гор,
страна удручена,
Рыдают чистые сердца,
не находя исхода.
Увы! Срединная земля
уже обречена,
Растоптана, умерщвлена
былых времен свобода!
Любимцы Золотых дворцов!
Мудрейшие мужи!
С красавицами, что живут
в веселых заведеньях,
Вы углубились в Южный сад,
и там, в немой тиши,
Проходят многие часы
в любовных развлеченьях.

А вы, неверные послы,
на дальний Запад мчась,
Вдали от родины своей
забыли долг священный
И, тайно преступив закон,
признали вражью власть,
Продав себя и не стыдясь,
увы, такой измены!

* * *

В море зла окунулась страна!
За великие прегрешенья
Предыдущего перерожденья
Наказание терпит она!
На дорогах драконы
Вступают в ночные сраженья [6],
Вы ж, вельможи, средь белого дня
Веселитесь за кубком вина!..

Мир трепещущих душ
Лишь забвеньем и страхом объят,
Всполошились в испуге
Тигровые стражи у трона,
Распахнулись врата
Императорских тайных палат,
Входят в них иностранцы —
Словно входят в Китай покоренный!

Поражения в тысячах дел!
Не скрывая упрека,
С горькой грустью на варваров
Смотрит Небесное око [7],
Скорбно думают люди:
«Печален отчизны удел!»

А Богини свободы цветок улетел,
Подгоняемый ветром с востока…

Вы, конечно, захотите узнать, кто такая Богиня свободы? При какой династии она была канонизирована? Где стоит ее изваяние? Рассказывать об этом пришлось бы слишком долго. Поэтому сначала я поведаю вам о стране рабства, которая обладала лишь самой примитивной свободой. Она находилась за пределами пяти великих океанов земного шара, куда не проникли еще ни Колумб, ни Магеллан. Там простиралось огромное море, называвшееся Морем зла, и среди этого моря затерялся остров Радость рабов [8]. Он находился под тридцатью градусами северной широты и ста десятью градусами восточной долготы. Его горы и реки были прекрасны, цветы и деревья ласкали взгляд красотой. Но уже долгое время небо стояло низко над островом, сквозь темные тучи никогда не проглядывало солнце, воздух здесь был тяжелым. Подумайте, если обитателям этого острова не хватало даже свежего воздуха, без которого не может обойтись ни один человек, то как мало у них было свободы! Они жили хуже собак, но за жизнь цеплялись. Отсюда и родилась у них потребность почитать сильных, заискивать перед иностранцами и из рода в род передавать суеверные легенды о грехах и возмездии.

По умению приспосабливаться жителей острова можно было сравнить только с Фэн Дао [9] и Цянь Цяньи [10], а по ловкости – с Ян Сюном [11] и Чэнь Цзыаном [12]. Стоит ли удивляться, что цари их деспотичностью походили на Циньшихуана [13], Юлия Цезаря, Чингисхана, Людовика Четырнадцатого, а тупостью – на Янди [14], Ли Юя [15], Чарльза Первого и Людовика Шестнадцатого?

Издревле этот остров не имел никаких сношений с соседними странами, поэтому в других государствах даже не знали его названия. С самой глубокой древности не дышали здесь вольным воздухом. Жители считали, что обладать едой, жильем, ученой степенью, женой и детьми – это и есть высшая радость свободы. Но недаром в старину говорилось: «Лучше смерть, чем неволя». Настал смертный час и для населения, которое вдоволь насладилось своей примитивной, рабской свободой. Пятьдесят лет тому назад (примерно в середине XIX века) вокруг острова Радость рабов неожиданно поднялись огромные волны. Остров был потрясен до самого основания, море уже готовилось захлестнуть его.

Но народ по-прежнему жил словно в полусне. Люди целыми днями плясали и веселились, предаваясь разврату. Они играли на лютнях под названием «свобода», пили «вольное вино» и любовались на цветы, которые тоже назывались «цветами свободы». Год за годом неудержимо текло время, лунные затмения сменяли солнечные. И вот наконец в 1904 году рухнуло небо, раскололась земля, раздался оглушительный треск, и Радость рабов погрузился в пучину Моря зла.

Можете ли вы себе представить, что остров Радость рабов находился совсем близко от Китая? На севере он граничил с Песчаным морем, на востоке – с Желтым морем, на западе – с Синим морем и на юге – с Южно-Китайским морем [16]. Едва о гибели острова стало известно, как в первом китайском порту, открытом для торговли [17], Шанхае, где жили представители различных стран мира, все в один голос заявили, что это редчайшее явление. Дни наполнились сплошными дебатами и поисками причин исчезновения острова. Было истерто до основания несколько дюжин перьев, изведен не один фунт бумаги и чернил для того, чтобы описать сие знаменательное событие. Некий юноша по прозванию Ревнитель свободы специально приехал в Шанхай, желая получить достоверные сведения об острове Радость рабов. Однако к кому обратиться с расспросами, он себе не представлял.

Когда он прогуливался по улице, в глазах у него рябило от множества прохожих. Здесь были и жирные компрадоры, связанные с иностранными фирмами, и ловкие сторонники реформ, способные украсть даже солнце, и щеголяющие в европейских костюмах субъекты с обрезанными косами [18], выдающие себя за революционеров, и корреспонденты газет, с языка которых всегда готов сорваться поток лжи. Казалось, их абсолютно ничто не тревожило. Они преспокойно играли в кости, забавлялись гетерами, распивали чай в «Жилище покоя» и слушали певичек в «Гнезде небесного блаженства». Вокруг сновали экипажи, запряженные роскошными лошадьми, вино лилось рекой, а дым разврата поднимался до небес. Словом, жизнь била ключом, и Ревнитель свободы удивился, как слабо эти люди реагировали на трагическое событие. Несколько дней он провел как во сне. Но однажды, когда он сидел в зале одного из ресторанов, туда вбежал какой-то человек с искаженным от ужаса лицом и закричал:

– Беда! Беда! Между Японией и Россией началась война! Три восточные провинции [19] под угрозой.

Один из посетителей презрительно усмехнулся:

– Разве только три? По-моему, все восемнадцать давно уже потеряны.

Заслышав эти слова, Ревнитель свободы вздрогнул и подумал, как быстро все переменилось в такой совсем недавно спокойной стране. Он машинально встал и направился к выходу. Оказавшись на улице, он долго шел, не зная куда. Неожиданно взору его представилась обширная равнина. Горы вокруг отливали золотистым цветом, вода в реке казалась прозрачной, как ароматная роса; несколько десятков богатых зданий утопали среди пышных деревьев. Это был благодатный край, и его чудесные картины, словно вышитые шелком на парче, не могли не вызвать восторга. Но кругом было пусто и тихо – ни души.

Сердце юноши дрогнуло: ему показалось, будто он когда-то уже бывал здесь. Он бродил взад и вперед, не в силах расстаться с этим волшебным местом, и вдруг заметил невдалеке маленькую хижину. Повинуясь какому-то безотчетному влечению, Ревнитель свободы приблизился ко входу и уже совсем готов был переступить порог, как путь ему неожиданно преградила занавеска из нитей жемчуга. Юноша заглянул через нее внутрь и увидел посреди хижины нечто похожее на вазу с цветком необыкновенной красоты. «Уж не цветок ли это из красной яшмы, который, по преданию, принадлежал суйскому императору Янди? – подумал он. – Или, может быть, это цветок с яшмового деревца престолонаследника Чэня [20]…»

От цветка исходила весенняя свежесть; неземной аромат пробивался сквозь занавеску.

«Поглядеть бы вблизи!..» – мелькнула мысль у Ревнителя свободы.

Он набрался храбрости, откинул занавеску и шагнул вперед. Никакого цветка не было. Перед ним стояла женщина неописуемой красоты с высоким лбом, тонкими изогнутыми бровями, персиковыми щеками и вишневым ротиком! Юноша в смущении попятился, но красавица позвала его:

– Сын свободы! Ты, кажется, хотел разузнать о необыкновенном случае с островом Радость рабов?

Заслышав название острова, Ревнитель свободы сразу вспомнил, зачем он приехал в Шанхай. Глубоко склонившись перед женщиной, он спросил:

– А вы знаете что-нибудь об этом острове?

Красавица рассмеялась:

– Ты, наверное, сошел с ума! Ведь острова Радость рабов никогда не существовало!

– Неужели? – изумился Ревнитель свободы.

Женщина снова улыбнулась.

– Вообще-то на свете много мест, которые можно назвать островами Радость рабов!

С этими словами она вынула свиток бумаги и подала его пришельцу. Еще не понимая, что все это должно означать, Ревнитель свободы развернул свиток. Перед ним было интереснейшее историческое сочинение. Пробежав его глазами, юноша задумался: у него возникло чувство, будто и в Китае происходят такие же удивительные события. Многое из написанного он запомнил сразу, но, опасаясь, что со временем все это сотрется из памяти, решил записать содержание свитка. Он уже принялся за работу, как вдруг с досадой отбросил кисть и воскликнул:

– Я совсем перестал соображать. Ведь мой друг по прозванию Больной из Восточной Азии [21] гордо называет себя королем прозы, он занимается переводами и сочинениями романов. Я расскажу ему содержание прочитанного, а он напишет на основе этого роман. Таким образом мне удастся сберечь немало кистей и туши!

Он взял листок, который успел исписать, вышел из хижины и направился прямо в «Лес прозы» [22]. Отыскав там своего друга, он рассказал все, что с ним приключилось, и попросил опубликовать эту удивительную историю.

По мере того как Ревнитель свободы говорил, Больной из Восточной Азии записывал. Так получилась книга, в которой отразились многие кровавые события, происшедшие за тридцать лет, и выражалась надежда, что четыреста миллионов соплеменников [23] вступят на Берег пробуждения. Что же было в этой книге? Не сочтите за труд, прочитайте – вам обо всем расскажут последующие главы.

Глава вторая. Лу Жэньсян посещает роскошный пир в Сучжоу. Цзинь Вэньцин, возвращаясь домой, остается погостить в Шанхае

Как известно, Великая Цинская династия вступила на престол по воле Неба и распространила свою власть на все уголки страны. Она действовала испытанными методами, подражая национальным китайским династиям, а поэтому, как говорится, и ветер ей благоприятствовал, и дождь приходил в указанный срок. Государство наслаждалось миром, а народ – спокойствием. Просвещенные государи сменяли один другого непрерывной чередой. Воистину народу было за что воспевать заслуги и добродетель монархов, ибо они походили на солнце, дающее тепло, и облака, посылающие дождь. Только при императоре Сяньфэне [24] вспыхнуло восстание в Цзиньтяне [25], которое на известное время возмутило спокойствие страны. Однако династия, как всегда, оперлась на своих преданных генералов, вышедших из цзюйжэней, цзиньши и академиков [26]; пятнадцать лет они трудились в поте лица, срубили несколько десятков тысяч голов и стерли с лица земли всех бунтовщиков.

[6] Имеются в виду патриотические народные восстания.
[7] Намек на иностранную агрессию, которая получила в Китае особый размах со времени опиумных войн, то есть с середины XIX века.
[8] Подразумевается Китай.
[9] Фэн Дао – литератор и государственный деятель IX–X вв., который пережил пять императоров и при всех занимал высокие посты.
[10] Цянь Цянъи – поэт и чиновник XVI–XVII вв., перешедший на службу к маньчжурам.
[11] Ян Сюн – поэт I в. до н. э. – I в. н. э., усердно воспевавший императора.
[12] Чэнъ Цзыан – поэт VII в., долгое время оставался безвестным, но затем сумел распространить свои сочинения, пригласив на пир видных литераторов.
[13] Циньшихуан – император III в. до н. э., известный своим деспотизмом.
[14] Янди – император VII в., отличавшийся развратом и тупостью.
[15] Ли Юй – император X в.; известен также как поэт.
[16] Перечисленные моря (так в древности назывались не только моря, но и пограничные провинции) являются окраинами Китая: Песчаное море (Ханьхай) – древнее название пустыни Гоби; Синее море (Цинхай) – озеро Кукунор.
[17] До XIX в. феодальное маньчжурское правительство, опасавшееся за свое господство, проводило политику искусственной изоляции страны от внешнего мира. В дальнейшем под давлением вооруженных сил интервентов (Англии, США, Франции, Германии и др.) оно было вынуждено открыть некоторые порты, в частности Шанхай, для внешней торговли.
[18] Мятежники; во время маньчжурской династии Цин (1644–1911) всему мужскому населению Китая в знак подчинения маньчжурам полагалось носить косы.
[19] Старое название Северо-Восточного Китая.
[20] Официальное имя Чэнь Шубао, сына императора Сюаньди (I в. до н. э.).
[21] Дунъя бинфу – псевдоним Цзэн Пу.
[22] Издательство, основанное Цзэн Пу.
[23] Приблизительная численность населения Китая на рубеже XIX и XX вв.
[24] Император Сяньфэн правил с 1851 по 1862 г.
[25] Деревня на юге Китая, где началось великое тайпинское восстание (1851–1864 гг.).
[26] Ученые степени в феодальном Китае присуждались на специальных государственных экзаменах. Выдержав уездные и областные экзамены, претендент получал степень сюцая, выдержав провинциальные – степень цзюйжэня, а для получения степени цзиньши нужно было выдержать дополнительно к этому столичные и дворцовые экзамены. Ученые степени давали преимущественное право для службы в академии «Лес кистей» и занятия чиновных должностей.