«…Современная западная живопись несет в себе резкие черты упадничества модернистской живописи вместе с преодолением границ ее самокритичного аскетизма и примитивизма, делает всевозможные бесконечные попытки воссоединить живопись с миром быта. Одновременно с последними горячими обсуждениями постмодернизма западная живопись пытается идти в ногу со временем. И в Корее количество любителей постмодернизма постоянно растет и привлекает к себе все больше внимания…»

Купив билет, она стояла перед входом в галерею, слушая доносившееся до нее объяснение. «Ну войду я туда, а что потом? – размышляя так, она быстро охладела в своем желании и рассердилась на себя. – И что ты будешь делать, если не пойдешь на выставку?» – промелькнуло у нее в голове. Желание посетить галерею быстро испарилось, а ничего нового не появилось.

Толпа молодежи – по виду студенты художественных училищ – вышла из лифта и прошла мимо. Мужчина – студенты называли его учителем – был единственным представителем сильного пола: остальные все девочки. Учитель оказался так высок, что значительно возвышался над девчонками, смотря на них с приличной высоты. Девочки шумно переговаривались, у всех были ухоженные волосы, розовые щеки и блестящие живые глаза. Смеясь, перешептываясь, щекоча друг друга за бока, они быстро оживили вход галереи и быстро, как морской отлив, исчезли.

В этот момент Ынсо, зараженная студенческой радостью, тоже захотела пройтись вместе с ними по галерее, но тут же желание пропало, она положила билет перед кассой, снова села в лифт и вышла на улицу.

«Куда бы пойти?» – Она растерянно постояла среди машин, зданий и людской толчеи и бездумно пошла туда, где было меньше народу. Ынсо то шла, то останавливалась среди назойливого шума и сосала палец, иногда посматривая вверх, на небо.

Время на часах приближалось к девяти вечера. Разглядывая витрины какого-то магазина посуды, она решила сделать хоть что-нибудь и купила пару чайных чашек, отливающих зеленым цветом, и это было все, что она сделала за весь день.

А когда опустилась ночь и Ынсо больше не могла идти, она села на скамью под деревом, чтобы передохнуть. Ноги сильно распухли, щиколотки ломило, она сняла туфли, поставила на них ноги и какое-то время сидела, отдыхая. Ночная улица постепенно наполнилась такой плотной толпой, что люди задевали друг друга плечами. Неизвестная даль уносила за собой смеющиеся пары или тройки людей. «Где я?» – Ынсо осмотрела неизвестную улицу. Небольшая закусочная, кафе, булочная, магазин одежды, магазин пластинок и многое другое – все это пестрело желтыми, красными, синими огнями рекламы и ослепляло, но совершенно ни о чем не говорило ей. Она не знала, даже примерно, где находится.

Ынсо подняла валявшуюся у ног газету. В газетной статье прочла, что сейчас было время для выпуска молодняка лосося на волю.

«Лосось?» – повторила она про себя.

Там говорилось, что лосось покидает речку, где он родился, и уходит в море, и идет до самой Аляски, потом разворачивается и снова возвращается в родные места для продолжения рода. Читая, Ынсо продолжала сосать палец. Вдруг в молоденьком, только что пробившемся из почки, листике дерева ей почудился глаз рыбы. «Лососи возвращались из трудного путешествия, метали икру и умирали. – Ынсо продолжала читать. – Надо позаботиться о здоровье рожденных в пресных водах мальков, чтобы потом снова выпустить их на свободу… Выпуская очень маленьких мальков из пресной воды в соленую морскую, необходимо учитывать, что, развиваясь, мальки долгое время еще остаются у побережья, и, прежде чем выйти в открытое море, их число значительно уменьшается, отчасти из-за морских животных, живущих в зоне прилива и пожирающих их. Мальков лосося выпускают в морскую воду только тогда, когда их вес достигает 0,6 или 1 грамма».

Число 0,6 грамма было ново для Ынсо, и она стала вглядываться в фотографию малька лосося, только что вылупившегося из икринки, но на фото он не показался ей слишком маленьким. Лосось, выпущенный в море весом всего в 0,6 грамма, растет и в дальнейшем добирается до далекой Аляски и той же дорогой возвращается домой. «Правда ли, что лосось, будучи 0,6 грамма, покидает дом?»

Она еще немного в задумчивости посидела на скамье. Около дерева остановилось такси, и из него вышли две женщины, и оно освободилось. Чтобы успеть сесть в машину, Ынсо торопливо попыталась натянуть туфли, но ноги так распухли, что пришлось стоптать пятку.

Когда Ынсо вернулась домой, увидела, что перед дверью в ее дом стоял горшок с цветком орхидеи. Она присела на корточки возле подарка и принялась его рассматривать. В цветке лежала согнутая квадратиком записка.

«Я был в горах. Там и выкопал этот цветок. Наверное, это желтая орхидея. Каждые десять дней ставь горшок в воду, погружая его на две трети. Через десять минут вынимай, сливая лишнюю воду. Так он хорошо будет расти. Просто попробуй, вырастет без особых хлопот. Сэ».

Ынсо перевернула записку. Больше не было ни слова, ни намека на то, когда он приходил и когда ушел. Раньше Сэ писал ей из армии, если бывал в увольнительной, то обязательно ходил в горы за орхидеями. Так часто напоминал об этом, что она уже начинала думать, что Сэ раньше был продавцом орхидей – так часто поднимался в горы, чтобы выкопать орхидеи. Даже после демобилизации он часто ходил в горы и приносил цветы. Однажды вернулся укушенный змеей. Как-то раз Ынсо тоже ходила в горы вместе с ним. Это было до наступления весны – горы еще не начали зеленеть, и ей бросился в глаза зеленый листок орхидеи. Он выглядел как-то виновато, видимо оттого, что зеленел один среди умершей прошлогодней травы.

– А я раздавила твой гранат, – пробурчала себе под нос Ынсо так, словно рядом с ней был Сэ. Она совсем забыла, что сидит перед цветком и надо войти в дом.

Сэ был очень аккуратен при выкапывании орхидей. На достаточном расстоянии от цветка он сначала отгребал землю, затем, чтобы не задеть корни, выкапывал его, а вырытую ямку засыпал и еще притаптывал ногой. Видимо, Сэ чувствовал себя виноватым перед природой, поэтому на обратном пути, спускаясь с гор, собирал разбросанный по тропинке мусор.

Сидя перед цветком Сэ, Ынсо вспомнила о зеленых чашках. Наверное, она забыла их на скамье под деревом, когда поторопилась сесть в такси. Они так понравились ей, но по своей рассеянности она заметилаих отсутствие только сейчас.

Утром она открыла окна и увидела, что площадка перед домом внизу вся мокрая. Очевидно, что ее не поливали специально. По небу, сливаясь друг с другом, плыли белые облака, которых так давно не было видно весенним утром. Дул слабый ветер, в воздухе пахло свежестью, и было ясно: ночью прошел небольшой дождь.

Когда проходит ночь, наступает утро, как сейчас. За одну ночь при пожаре в горах лес превратился в пепел. За такую же ночь она раздавила гранат, и к ней приходил нежданный призрачный гость. А уже следующей у нее от слез опухли глаза, но независимо от того, что произошло, наступило утро и оно уже стоит у порога. В деревне Исырочжи таким вот утром под карнизом какого-нибудь дома в гнезде сидят ласточки, высиживая яйца. А еще цветут адамовы деревья. «Где ты сейчас в это утро? Что делаешь? Как же нам повезло, что неизменно наступает утро». Если бы утро то приходило, то не приходило, на что бы мы могли надеяться, чем смогли бы утешиться ночью?

Настал новый день, и снова надо идти на работу, но Ынсо уже опаздывала. Надо по крайней мере к одиннадцати часам передать сценарий на проверку. Сейчас уже десять. Чтобы добраться до телерадиостанции, если не будет пробок, потребуется минут сорок. Еще написать введение перед началом передачи. Еще выделить время, чтобы его прочел продюсер Ким и внес свою правку.

Ынсо посмотрела на телефон. Мысль о том, что может позвонить Ван, настойчиво задерживала выход из дома. «Ты не позвонишь, но, если вдруг ты все-таки позвонишь, насколько прекраснее станет это весеннее утро!»

Ынсо посмотрела вниз – дождевые капли падали на землю одна за другой с цветочных лепестков промокшей магнолии, которые усеяли всю площадку белым покрывалом. Она невольно закрыла глаза.

Весенние цветы так трогательны! Еще и листья не распустились, а сочные соцветия расцвели, завораживая взгляды и замедляя шаги прохожих. Такая живость, такое очарование!

Ынсо грустно улыбнулась.

Очарование магнолии с легкостью проникло сквозь сложную паутину, опутавшую ее мысли и чувства. Казалось, что это весеннее пробуждение никогда не прекратится. «Да, именно это надо взять для начала передачи». – Незаметно для себя она переключилась на работу.

Около магнолии стояли три машины: белая, серебряная и синяя.

«Какая же машина у моей соседки, которая так неожиданно постучала ко мне в дверь на рассвете?» – Ынсо стала рассматривать машины, вспоминая слова ночной незнакомки: «Проезжала по мосту над рекой Ханган – и ни одной машины! Может, поэтому возникло то сильнейшее желание броситься через перила в воду… Проезжая по мосту, я с трудом сдерживала себя от этого, поэтому невероятно устала… Честное слово, в такие минуты ни за что на свете не хочу оставаться одна…» – голос странной соседки продолжал звучать в ее ушах. Чтобы успокоиться, Ынсо погладила себя по груди.

Квартиры в доме, в котором она жила, были небольшими – по десять, по пятнадцать пхёнов, и в них жил один человек. Если ночью выглянуть вниз на площадку перед домом, она будет вся плотно заставлена машинами.

Ушла ли женщина в парикмахерскую? Даже если и ушла, она сказала, что ее салон в доме напротив моста, – вряд ли на такое малое расстояние поедет на машине. Ынсо предположила, что среди этих трех машин именно синяя принадлежит соседке, потому что этот автомобиль всегда был припаркован на одном и том же месте.

Каждый день, когда Ынсо смотрела вниз и видела синюю машину, она хотела узнать, чья она и кто так мало выезжает и постоянно держит машину на парковке. Ей было очень любопытно. Только сейчас она поняла, что это была машина той женщины.

«Пока она в парикмахерской, машина будет стоять. Но зачем же тогда она купила машину? Если работать парикмахером, то целый день надо быть там, а работа находится на таком расстоянии от дома, что можно дойти и пешком за десять минут. Неужели она и вправду купила машину для того, чтобы иногда кататься по скоростной автомагистрали?»

Ынсо перевела взгляд с машин, стоящих под магнолиями, на композицию из маленьких колокольчиков на своем окне и, дотронувшись, всколыхнула их. Раздался еле уловимый мягкий звон.

«Если бы мы жили, издавая такие тихие звуки, было бы так хорошо!»

Это был подарок Сэ в честь начала весны. Когда он дарил его, добавил, что этот звук может проникнуть до середины самого плотного кочана капусты.

Ынсо вновь притронулась к издающей слабый перезвон композиции и остановила ее звучание. Песня колокольчиков тут же прекратилась.

«Магнолия, а знаешь ли ты?»

Вперемешку с распустившимися цветами магнолии, как будто готовыми взлететь ввысь, взмахнув, словно крыльями, своими ярко-белыми лепестками, виднелись местами крупные набухшие бутоны. Белизна цветов ослепляла. Ынсо смежила веки и снова подняла: «Это вовсе не цветы, а белоснежные облака, которые плывут по небу и цепляются за ветки, а потом с порывом ветра рвутся, и их белые кусочки остаются на цветущих магнолиях». В глазах Ынсо, ослепленных белизной магнолий, блеснули слезинки.

Но это мгновение весны скоро пройдет. Чистейшие лепестки магнолий, распустившиеся весенним ясным утром, скоро пожелтеют и с легкостью опадут. Это случится потом, но сейчас они так прекрасны.

Телефон молчал.

Ынсо открыла шкаф, оделась в ту же одежду, что и вчера. Положила в сумку сценарий и другие рабочие материалы, нажав на кнопку, настроила телефонный автоответчик на запись, посмотрела на место, где был раздавлен гранат, надела туфли, сняла с гвоздя над обувным шкафом ключи и закрыла за собой дверь.

Ису, ты спишь?

– Ура! Ты приехала!