1. Чего ждать, ожидая прощения

Это было в январе 2006 года. А мне кажется, что только вчера. Мой отчим вернулся домой и нашел мою маму, которой было 54 года, без сознания. Он сразу же повез ее в больницу. Они жили в Делавэре, я в Мэриленде, а моя старшая сестра в Миссисипи. Мы, ее единственные дети, немедленно поспешили к ней. Поначалу нам казалось, что мама идет на поправку. Мама пережила несколько операций, находилась на диализе и могла лишь тихо беседовать с нами. Я как сейчас вижу, как она смеется над шуткой старшей дочери, а мы сидим рядом с ее больничной кроватью.

Но прогресс оказался лишь кажущимся. К сентябрю мама оказалась в хосписе. Я не представляла, что это такое, поэтому продолжала питать надежды, хотя сестра велела мне захватить с собой в эту поездку костюм. Ту ночь я провела вместе с ней: заснула, глядя церемонию вручения премий MTV, а проснулась рядом с ее холодным телом. Мама ушла. Я была потрясена, но все же как-то сумела дрожащими руками набрать номер сестры и сообщить ей печальное известие. Хотя за долгие месяцы и годы я научилась скрывать и подавлять горе, но в этот момент мне было очень тяжело. Ощущение утраты еще более усилилось тем, что мы с сестрой вскоре узнали об отчиме.

В последние месяцы жизни мамы отчим совершил немыслимый поступок. Пока мама лежала на больничной кровати, борясь за жизнь, он привел в их дом другую женщину. И это был не случайный секс. Она поселилась вместе с ним. Мы с сестрой были в ярости. Как он мог проявить такое неуважение к нашей матери и нашей семье?! Как он мог предать ее в тот момент, когда она нуждалась в нем сильнее всего? Как он мог любить другую женщину, когда маме была нужна каждая крупица его любви?

В день маминых похорон отчим тихо подошел ко мне и попросил прощения. Я отказала. Я сказала, что эти проблемы ему придется решать с моей умершей мамой и со своим Богом. Больше я с ним не разговаривала. А вот сестра долгие годы с ним общалась.

Недавно я получила несколько сообщений от родственников. Они писали, что отчим просит мой телефон, и спрашивали, можно ли дать ему номер. От этих сообщений кровь во мне вскипела. Я думала, что мой гнев прошел давным-давно, но оказалось, что это не так. Я отказалась давать свой телефон, и сестра осудила меня за нежелание поговорить с ним – ведь прошло уже более десяти лет.

– Ты знаешь, что должна простить, – сказала она.

Мне кажется, что многие родственники согласились бы с ней. Она сумела избавиться от гнева и наладить отношения с отчимом. Я же продолжала на него злиться и не желала общаться.

Как ни странно, но я считаю, что я простила его. Конечно, не так, как моя сестра. Именно поэтому ей так трудно понять мое прощение – ведь ее представление о прощении весьма традиционно, хотя и очень ограниченно. Для многих простить значит примириться и избавиться от гнева. Все, выходящее за рамки этой парадигмы, прощением не считается. И так думает не только моя сестра. Такое представление о прощении доминирует в нашем обществе. Если вы спросите, что значит «простить», многие скажут: «Избавиться от гнева и негативного отношения». Для того чтобы понимать прощение глубже, необходимо знать, как широко распространен ограниченный подход к нему в нашем обществе. Я твердо уверена, что вы сможете избавиться от этого ограниченного взгляда и заменить его новым, который поможет расширить и улучшить ожидания от прощения и друг от друга.

Узкое представление

Чтобы понять то, что я называю «узким представлением» о прощении, вспомните, как Девон Франклин, голливудский продюсер таких фильмов, как «Стремление к счастью», рассказывает, как он простил своего отца1. Отец Франклина умер рано: он вел нездоровый образ жизни и был настоящим алкоголиком. Смерть отца опустошила Франклина и наполнила его душу гневом. Вскоре он стал направлять свой гнев на других людей. Он вспоминает: чтобы простить отца, ему пришлось избавиться от гнева. Франклин признается:

– Это было нелегко, потому что порой гнев успокаивает, избавляет от подавленности и горечи, порожденных непрощением.

Поняв, что может произойти, если он не простит, Франклин вспоминает:

– Когда я коплю обиду, то именно мне приходится нести на своих плечах ее груз2.

Мы видим тесную связь прощения и сочувствия в действиях папы римского Иоанна Павла II. В 1981 году в него стреляли на площади Святого Петра, и он простил своего неудавшегося убийцу, не пожелав относиться к нему с презрением. Того человека осудили на пожизненное заключение. Впоследствии папа Иоанн Павел II посетил заключенного, утешил и сказал, что «искренне простил» его3. В 2000 году террориста помиловали – по просьбе папы.

Точно так же Мартин Лютер Кинг простил Изолу Карри. Эта 42-летняя женщина в 1958 году ударила его ножом. Лезвие почти пересекло аорту. Врачи полагали, что, если Кинг хоть раз чихнет, смерть неминуема. Кинг не отнесся к той женщине с презрением и злобой. Он ответил добротой и щедростью:

– Я не испытываю дурных чувств к миссис Изоле Карри и знаю, что люди сделают все, что в их силах, чтобы она получила помощь, необходимую ей, чтобы стать свободным и конструктивным членом общества4.

Сходное отношение к прощению и ненависти мы часто видим в реакции родственников жертв насильственных преступлений. Когда в 80-е годы серийного убийцу из Грин-Ривер наконец-то поймали и осудили за убийство 49 женщин, родственники жертв получили возможность выступить в суде. Отец 16-летней жертвы Линды Рул зачитал заявление, в котором изложил свое представление о прощении как об отказе от ненависти.

– Мистер Риджуэй, – сказал Роберт Рул, – здесь собрались люди, которые вас ненавидят. Я не являюсь одним из них. Я прощаю вас за то, что вы сделали. Вы прощены, сэр.

Как и для Бетани Миддлтон-Браун, сестры одной из жертв Дилана Руфа, прощение для него означало отказ от ненависти к преступнику.

Хотя эти истории во многом отличаются, они указывают на сходное и распространенное представление о прощении. Эти примеры вдохновляют, потому что жертвы ответили на зло любовью. В таком представлении прощение – это вопрос эмоций и отношений. Простить – значит избавиться от негативных эмоций, таких как гнев и ненависть, и заменить их более позитивными, сочувствием и любовью. Прощение драгоценно, потому что эмоции влияют на наше поведение. Позитивный настрой заставляет отказаться от требования возмещения и перейти к сочувственным и примирительным действиям.

В результате многие считают, что прощение всегда связано с такими эмоциями, отношениями и действиями. Мы рассчитываем, что тот, кто прощает, избавляется от гнева. А если этого не происходит, значит, он не простил. Мы ожидаем, что простивший будет испытывать сочувствие к своему обидчику. А если нет, значит, он простил неискренне. (И мы ожидаем, что простившая падчерица примирится с отчимом. А если этого не произошло, значит, она не «отпустила» свой гнев.)

Такое представление о прощении весьма популярно у философов, которые часто утверждают, что прощение требует отказа от негативного отношения, хотя и расходятся во мнении, от какого именно отношения нужно отказаться. Чаще всего требуется отказ от гнева, презрения и ненависти. Уверена, многие из вас испытывали хотя бы одно из таких чувств.

Прощение Бетани Миддлтон-Браун и Девона Франклина совпадает с самым распространенным вариантом узкого представления о прощении: отказ от гнева. Философы, придерживающиеся такого мнения (назовем их искоренителями гнева), считают, что прощение – это отказ от мстительных чувств, гнева и обиды. Прощение – это то, какие чувства я испытываю к тебе, а не то, как я обращаюсь с тобой. Когда человек обижает нас, он показывает, что мы не важны. Обида – это реакция, которая обозначает, что мы не готовы мириться с таким отношением5. Чтобы простить, в понимании искоренителей гнева, нужно преодолеть обиду и более не испытывать подобных чувств по отношению к обидчику.

Когда жертва преодолевает обиду, это не означает, что она признает, что она не важна. Не означает это и то, что подобный сигнал ее более не огорчает. Это всего лишь означает, что жертва не испытывает гнева по отношению к обидчику, не живет прошлым и не считает необходимым причинять ему боль. Некоторые искоренители гнева считают (хотя не требуют и не считают возможным абсолютно всегда), что жертва может преодолеть обиду, когда обидчик даст ей моральный повод сделать это. Таким поводом может стать признание обиды и отказ от сигнала, посланного негативным поступком.

Другие философы (назовем их модераторами гнева) считают, что гневом нужно управлять, а не отказываться от него через прощение. Для модераторов гнева прощение – это отказ от подчинения гневу. Можно представить, каково это – полностью подчиниться гневу. Это значит испытывать гнев так часто, что он начинает мешать важным действиям, постоянно думать о своей обиде, проецировать негативные чувства на других людей или совершать мстительные и саморазрушительные поступки. Почему же не избавиться от гнева полностью? Модераторы гнева считают, что определенный гнев (тот, что выражает ненависть к пороку и любовь к добродетели) играет важную, позитивную роль в жизни человека. Это способ выражения уважения к себе и противодействия обиде и подавлению. Гнев мотивирует нас на социальные перемены. Порочный, несдерживаемый гнев порождает жажду мести, но гнев добродетельный не таков. Если мы и должны что-то отпустить через прощение, так это несдерживаемый гнев.

Есть и такие философы, которые считают, что мы должны избавиться не только от гнева, но и от презрения, как это сделали Мартин Лютер Кинг и папа Иоанн Павел II. Назовем их искоренителями презрения. Они считают, что, если жертва отказалась от обиды, но все еще испытывает презрение к обидчику, прощение нельзя считать полным. Обида – это всего лишь отношение к обидчику. Презрение же, по словам одного современного философа, это «пренебрежительное и оскорбительное отношение, выражающее неуважение к объекту»6. Презирая человека, мы считаем его хуже себя и не признаем его человеческой ценности. Обида – это не единственная эмоция, которую нужно преодолеть через прощение. Напротив, презрение и обида отдаляют нас друг от друга. Вот почему, как считают искоренители презрения, чтобы простить, нужно преодолеть и презрение, и обиду.

Последняя группа искоренителей следует примеру Бетани Миддлтон-Браун и Роберта Рула. Они считают, что прощение требует полного отказа от ненависти. Для искоренителей ненависти прощение – это отказ от обиды и ненависти7. Они считают, что жертва, прощая, не отказывается от своего мнения. Она просто его пересматривает. Прощение происходит, когда жертва решает увидеть обидчика в новом свете. Джин Хэмптон в книге «Прощение и милосердие» пишет, что прощение происходит, когда жертва решает «смыть… аморальные… черты характера при оценке обидчика… и начинает видеть [обидчика] все еще достойным, а не абсолютно испорченным человеком»8. Отказ от ненависти прокладывает путь к трансформации отношений.

Согласно манифесту Руфа, он испытывал презрение к чернокожим и рассчитывал, что его поступок вызовет расовую войну. Хотя он считал чернокожих неполноценными, родственники жертв не испытывали к нему аналогичных чувств. В суде звучали слова «покаяние», «я молюсь за вашу душу», «пусть Господь смилостивится над вами». Так, некоторые жертвы были готовы отказаться от ненависти и считали подобное отношение необходимым условием прощения.