Анита не разделяла его убежденности.

– К чему экивоки? Если им известна разгадка, сообщили бы ее, и дело с концом.

– В том-то и загвоздка, что она им неизвестна, – развивал свою мысль Максимов, которого уносило на крыльях дедукции все выше и выше. – В их распоряжении имеются подсказки, но не хватает ума докопаться до истины. Они хотят, чтобы мы сделали это за них и выложили ответ на блюдечке.

– Кому?

– Ну… – Он замялся. – Судя по всему, они ребята ушлые, найдут возможность дознаться о наших выводах.

– Нет. – Анита вышла из амбара. На улице властвовал мрак, где-то в лесу выли волки. – Если бы они желали воспользоваться нашими услугами, то передали бы все подсказки сразу. Тебе не кажется, что с каждой новой подсказкой мы все больше запутываемся? Рисунки, крупа, теперь еще иероглифы и языческий обряд… Понятия не имею, как все это сложить воедино.

Они неспешно шли к дому в темноте. Алекс держал ее за руку. Он перестал говорить, выжидая. Анита чувствовала, что он все еще уповает на ее догадливость. Ей и самой было досадно, что попалась энигма, которая поставила ее в тупик. Такого прежде не случалось. Но если рассудить по совести, было ли время сесть и обдумать все как следует? Весь день что-то происходило, новые обстоятельства сыпались как из рога изобилия, не давая возможности сопоставить их и свести в цельную картину.

Анита положила себе этой ночью не спать, выпить пять чашек кофею, а коли понадобится, то и больше, но к утру непременно отыскать решение. Иначе Мэри с Алексом в ней разочаруются.

Дома она первым делом пошла к Марье Антоновне и выложила ей перипетии вечерних событий, касавшихся найденной таблички и поимки Ахмата с поличным. Графиня ойкала, всплескивала руками, а после приказала привести к ней слугу покойного мужа и приступила к нему с вопросами. Ахмат, сохраняя флегматичность, пересказал ей все, что уже слышали Анита с Алексом, и не добавил ничего нового. Он поклялся, что не замышлял зла против хозяйки и ее друзей.

Марья Антоновна думала, как с ним поступить, Анита и Алекс ей не мешали. Зато Вероника просунулась в гостиную со словами:

– Анна Сергевна, Лексей Петрович, убогие пришли.

Анита посмотрела на ходики, они показывали без четверти полночь. Какие убогие в столь неурочный час?

– Нищие, – пояснила Вероника. – Богомолки али кто, не ведаю.

– Спроси, чего им надо, – проронил Максимов, занятый совсем другими соображениями. – Дай хлеба, и пусть идут, куда шли.

– Спрашивала – молчат. Мычат, руками машут… Глухонемые.

Каким ветром занесло в лежащую на отшибе Медведевку глухонемых нищих? Анита отвлеклась от дощечки с непереводимыми значками и подошла к горничной.

– Где они, твои богомолки? Показывай.

– Во дворе ждут. Я гнала, не уходят…

Анита вместе с Вероникой вышла на крыльцо. В свете, сочившемся из окон, она различила четыре невысокие тоненькие фигурки, замотанные в лохмотья. Это были женщины, чей возраст едва ли поддавался определению по причине не только плохой освещенности и повязанных на головы старушечьих платков, но и обилия грязи на лицах. Они не мылись, наверное, целую вечность и походили на кочегаров или на трубочистов, отработавших полную смену.

– Кто вы и зачем пришли? – обратилась к ним Анита.

Они вразнобой залопотали, их худощавые руки мельтешили в воздухе.

– Говорю ж, убогие, – вздохнула Вероника. – Ни бельмеса не разумеют и сказать не могут.

Анита пожалела, что не выучила язык жестов, каковой служит для общения людей, лишенных слуха и речи. Но тут из дома вышли Алекс, Марья Антоновна и с ними Ахмат. Последний стал сворачивать из пальцев загогулины и показывать нищенкам. Те радостно закивали и принялись в ответ выстраивать из замурзанных тонких пальчиков изощренные комбинации.

Анита обернулась к госпоже Госкиной:

– Он знает язык глухонемых?

Графиня сказала, что никогда ранее не слышала об этом, однако Ахмат не впервые удивляет ее, демонстрируя самые неожиданные навыки.

– Их отправила человека, – проскрежетал тот, вдоволь наобщавшись с бродяжками на беззвучном диалекте.

– Спасибо, что не дьявол, – хмыкнул Максимов. – Где они его встретили?

Оказалось, паломницы-калеки совершают пешее путешествие из Пскова в Троице-Сергиеву лавру. Путь их лежал через городок Торопец, где к ним подошла по-купечески одетая барыня, дала три рубля и наказала идти в Медведевку. Они должны были отыскать усадьбу господ Максимовых и передать им послание. Купчиха ручалась, что за это хозяева усадьбы накормят богомолок досыта и приютят на две-три ночи, чтобы те могли отдохнуть и набраться сил.

– Нет, ну как вам это нравится! – вскричал Алекс. – Наши подсказчики уже решают за нас.

– Они непоследовательны, – заметила Анита. – Впервые направили к нам посредников совершенно открыто, без каких-либо трюков и хитростей.

– Это можно только приветствовать. – Марья Антоновна протянула руку к паломницам. – Где ваша бумага? Давайте! – И, видя их замешательство, кивнула Ахмату: – Переведи!

Он зашевелил пальцами. Анита с нарастающим вниманием следила за его движениями. Нищенки наперебой замычали, их рукава захлопали, будто птичьи крылья.

– Бумага нет, – прокаркал Ахмат. – Они показывай.

– Что показывай? – переспросил Максимов, начиная терять терпение.

У него сложилось впечатление, что эти нищебродки заявились сюда, чтобы потешиться.

Но перепачканные мордашки странниц оставались серьезными. Ахмат разъяснил Алексу и остальным непонятливым, что купчиха не передавала никакой грамоты. Послание состояло в несложной пантомиме, которой она обучила нищенок при встрече. Ее-то они и собирались показать.

– Издеваются! – вскипел Максимов и со свирепой миной двинулся к посетительницам.

Анита остановила его:

– Не горячись… Пусть показывают.

Получив отмашку от Ахмата, богомолки выстроились в шеренгу и поочередно выполнили следующие физические упражнения: первая присела и развела руки, вторая отвесила земной поклон, третья до хруста в позвонках покрутила головой вправо-влево, а четвертая подпрыгнула и, приземлившись, застыла на расставленных под углом ногах, обутых в потрепанные чуни.

– Становится все забавнее! – весело проговорила Анита. – А нельзя ли еще разок?

Богомолки охотно повторили гимнастические экзерсисы. Максимов смотрел на них, как на ненормальных.

– Это все? А вы ничего не напутали?

Через толмача Ахмата они заверили господ: показали в точности все, чему их обучила купчиха в Торопце, и робко поинтересовались, будет ли обещанная награда.

– Гнать бы вас в три шеи… – процедил Алекс.

Анита была настроена человеколюбиво.

– Вероника, отведи их в людскую, дай чего-нибудь поесть, а Ерофей пусть принесет побольше сена. Не на голом же полу спать.

– Надо ли их привечать, Анна Сергевна? – засомневалась служанка. – Вон какие извазюканные. Что твои чушки.

– Не спорь. Делай что сказано.

Вероника с недовольным видом увела паломниц на постой. Куда-то пропал и Ахмат – возможно, пошел в конюшню. Он уже никого не интересовал, происшествие в амбаре померкло перед новой загадкой.

Анита, Алекс и графиня вернулись в гостиную. Уже пробило двенадцать, но никто и не думал ложиться спать. Максимов достал из буфета самый вместительный стакан – граненый, петровский – и доверху наполнил его наливкой. Как на духу сознался:

– Считайте меня простофилей, но это за пределами моих мыслительных способностей. В жизни не попадалось ничего сложнее!

– Ты так думаешь? – Анита подошла к столу, на котором были разложены по порядку листок бумаги, привезенный Марьей Антоновной, полученная днем шифрованная записка, ларчик с крупами и дощечка с клинописью. – А по-моему, все проще некуда.

Она помедлила с минуту, затем взяла шифровку, скомкала и забросила в зев камина.

– Что вы делаете! – ужаснулась графиня, но Анита пропустила ее возглас мимо ушей и швырнула в пламя изрезанную дощечку, а за нею ларчик с гречей, рисом и пшеном.

– Анна, ты в своем уме?.. – ошеломленно промолвил Максимов. – Подсказки…

– Не жалей, они нам не пригодятся. Идемте!

Анита вышла из гостиной. В сенях гремела ведрами Вероника.

– Божьи люди, а ведут себя как арапы! – посетовала она. – Предложила им воды, чтоб умыться, а они ни в какую. Неужто эдакими чумазыми в святую Лавру придут?

– Умыться? – Анита выдернула у нее из рук ведро. – А это идея!

Не говоря более ни слова, она прошествовала в людскую. Перед закрытой дверью задержалась, знаком велев сопровождавшим соблюдать тишину. Приникла глазом к щелке и увидела богомолок, которые, сдвинувшись тесным кружком, что-то бойко обсуждали. Да-да! Словно по молитве апостола или по мановению волшебной палочки, к ним возвратились и слух, и умение говорить. Жаль только, что речь была иноземная, Анита не разбирала ни единой фразы. Постояв немного, она сочла, что терять время неблагоразумно, распахнула дверь и с ведром в руке вошла в людскую. При ее внезапном появлении замарашки, как по команде, умолкли и приняли смиренный вид.

Анита не стала с ними миндальничать и, качнув ведро, окатила всех четверых холодной водой. С визгом, перемежаемым чужестранной бранью, они разбежались кто куда. Платки на головах сбились, а со щек стали медленно сползать черные пятна, нарисованные, по всей видимости, сажей. В людской горели три лучины, их света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть преображенные лица гостий. Перед Анитой и ее спутниками предстали не безобразные старухи, а премиленькие девицы весьма привлекательной, хоть и не славянской, наружности.

– Кто это? – опешила Марья Антоновна. – Похожи на афганок…

– Афганки и есть, – заверила Анита. – Хотя допускаю, что в гареме вашего супруга были и индианки, и персиянки… да мало ли кто!

– В гареме Наджиба?!

– Видите ли… В Петербург он приехал не отроком, а на Востоке семьей обзаводятся рано, тем более особы ханских кровей. Скорее всего, своих жен он бросил в Кабуле при поспешном бегстве и не чаял их больше увидеть. Принял решение начать личную жизнь с чистого листа. Но они нашли его, и в этом им помог, без сомнения, Ахмат. Думаю, что и кучер, подстроивший несчастный случай во время катания на санях, тоже имел отношение к их компании.

Девицы размазывали грязь по сусалам и молча прислушивались к тому, что говорила Анита. В Россию они прибыли, конечно же, не вчера, и не вся русская речь звучала для них тарабарщиной. Впрочем, выбранная ими тактика – притвориться глухонемыми, чтобы не выдать себя, – указывала на то, что языком чужой страны они овладели не вполне.

– Вы хотели меня убить? – в ажитации продребезжала госпожа Госкина. – Я и не догадывалась, что у Наджиба были жены… он присягал мне, что я у него одна-единственная!

Девицы угрюмо молчали, а Анита продолжала:

– Они не простили ему ни измены, ни повторной женитьбы, ни смены религии. Но к вам вряд ли имели претензии. Их задачей было заполучить наследство Наджиба, на которое они, согласитесь, имели определенные права. Пытались проникнуть в ваш особняк, их спугнули. По крайней мере, они ничего там не нашли, кроме той записки, которую вы потом привезли мне. Уверена, мало что в ней поняли, однако догадались: она может указать вам место, где находятся драгоценности. Они полагали, что Наджиб спрятал их где-то в особняке, поэтому были чрезвычайно рады, когда вы отправились в поездку. Ахмат донес им, что вы едете не так далеко, в соседнюю губернию. Они поставили себе цель задержать вас здесь по возможности дольше. Не поверю, чтобы у такого видного сановника, как Наджиб, гарем состоял всего из четырех жен. Наверняка многие из них остались в Петербурге и совершили или готовятся совершить новый налет на ваш дом…

– Негодяйки! – вырвалось из уст Марьи Антоновны, и она опалила четверку фальшивых богомолок огненным взором.