Хватаюсь за рюкзак, но Серый тут же вырывает его у меня из рук и бросает тому третьему, Костяну, который отбрасывает его в дальний угол коридора. Там был мой мобильник, единственный шанс сообщить хоть кому-то, обратиться за помощью. Бакирову нужно позвонить. Это первая и единственно правильная мысль. Почему-то я понимаю, что, кроме него, мне никто не поможет, хотя… а если это он сказал этим парням прийти сюда? Если он знает обо всем и хочет так меня за танцы проучить… От одной только мысли об этом в кровь просачивается яд. Больно. Я больше не знаю, кому верить, они все… все против меня.

– Что вам нужно?

– Ты. Ну чего ты ломаешься, как целка? Иди сюда, проведем время хорошо, может быть, даже ласково… – басит Савелий, снова подходя ближе. В его глазах черти плескаются, он смотрит на меня с неприкрытым восхищением и одновременно похотью.

– Тронете меня хоть пальцем – останетесь без мозгов, вам ясно?! – голос дрожит, но я выпрямляю спину. Они просто играют со мной, ничего не будет, так, припугнут, может быть. Они ничего не могут мне сделать. Ничего.

– Ух, какая боевая телочка! Я так и думал, что ты такая, киса. Бакиров других не любит.

Савелий осматривает меня сально, облизывается и при этом поправляет рукой пах, вызывая у меня спазм тошноты и дикий животный страх.

– Сереж, пожалуйста, выпусти меня! Я… заплачу тебе, сколько скажешь! Умоляю, это не шутки, мне надо домой!

Оборачиваюсь к Серому. Его я хотя бы немного знаю, и раньше он казался мне скользким, но нормальным. Не способным на… такое.

– Ты подставила меня тогда с той зарплатой, заюнь. Я помочь тебе хотел, я просто хотел заработать, а ты слила меня по полной! Бакиров меня тогда в шею выгнал, как щенка беспризорного. Я голодал даже. А теперь хочу справедливости! Платить надо за грешки, Линок. Я никогда не забываю тех, кто меня подставил.

– Ты сволочь… Как платить?! У меня нет ничего, даже квартиры больше! – выпаливаю, слыша, как на пределе дрожит мой голос, хотя знаю прекрасно, что, если реветь начну, станет только хуже. Они мою слабость увидят, и тогда мне вообще не выбраться отсюда живой.

– Есть. Твое тело. Им будешь платить. Савка, бабло давай! Я куклу не за бесплатно привел.

– На.

В руки Серому летит пачка денег, которую он быстро прячет в карман, а я леденею от понимания того, что прямо сейчас Серый меня просто продал этим двум упырям!

***

– Сюда иди.

Мне кажется это страшным сном, который стал реальностью. Пока Серый у двери стоит, ко мне подходит этот странный Савелий и тянет свои лапы. Как только я начинаю отбиваться, отталкивать его и кричать, он зажимает мне рот рукой, с легкостью подхватывает меня за талию и буквально затаскивает в одну из комнат.

Тот второй парень, Костя, идет следом, и что самое ужасное – я не вижу ни капли жалости в их глазах! Ее просто нет. Они как дикие шакалы, голодные, жестокие, похотливые! Они молодые, но все равно намного сильнее меня.

– Нет! Нет, пусти, не смейте!

Эти звери с легкостью заваливают меня на кровать, и, как только рука Савелия убирается с моего горла, я ору что есть сил. Громко, просто на разрыв, отчего тут же больно получаю сильный удар по лицу. С размаху.

Во рту чувствую противный металлический привкус. Он разбил мне губу, и теперь кровь попадает на язык и, кажется, струится по подбородку. Перед глазами темнеет, меня никогда не били, со мной никогда не обходились так жестоко, и страх мгновенно подкатывает к горлу острыми спазмами.

– А-а-а-а! Пусти! Не-е-ет!

– Сука! Заткнись!

– Нет, не-е-ет, умоляю, не надо, не надо!

В проеме двери замечаю Серого. Он сложил руки на груди и поглядывает на меня, слегка опустив голову. Словно ему самому неприятно все это, но и остановить этот ад он не может, а точнее, не хочет.

– Хватит, перестаньте! Вы же не звери, мне больно! Нет, нет, Боже! ПОМОГИТЕ!!!

Я была слишком наивной и глупой, когда там, у подъезда, говорила Бакирову, что очень сильная и любому смогу дать отпор. Он тогда дурочкой меня назвал и был прав. Абсолютно. Мои силы ничто по сравнению с силой любого из этих парней. И справиться я не могу ни с одним из них, совершенно, как бы сильно ни старалась их оттолкнуть, я слишком слабая.

В какой-то момент я понимаю, что мне трудно шевелиться. Они меня буквально заламывают и с силой вдавливают в матрац. Когда я начинаю вырываться, Савелий садится на меня, тянется рукой, закрывая рот, пока тот второй зверь Костя держит мои руки, которыми я пытаюсь их оттолкнуть от себя.

Это страшное чувство слабости, тотальной беспомощности и уязвимости при насилии, и сейчас я им просто захлебываюсь, проклиная себя за дурость.

Я сама, сами виновата, никто меня силой не тащил, я просто… поверила Серому, которого еще считала человеком с сердцем, но нет. Там только гнилая оболочка, и сейчас эта оболочка тоже смотрит, как они издеваются надо мной, творя, что только захочется. Дура! Какая же я дура!

– Не надо, не-ет, не трогайте! – кричу до хрипоты, задыхаясь от слез, срывая голос, раздирая легкие.

– Серый, дай ремень! Заебала уже брыкаться. Костя, вяжи ее!

– На.

– Не-ет, нет, боже, не-ет!

– Линка, спокойно, хуже будет. Пацаны, полегче… Мы так не договаривались! – где-то на фоне басит испуганный голос Серого, тогда как я неугомонно брыкаюсь и пытаюсь вырваться, но они такие сильные… мамочка, я ничего не могу сделать против них! Ничего!

– Что, Серый, страшно стало?! Зассал – вали на хуй отсюда, только ты уже с нами, понял? Так что заткнись и не мешай! Стой на стреме.

Мне дико больно. Они сдавливают мои руки и ноги, касаются волос, трогают меня, как звери… везде. Лапают мои бедра, живот, больно сжимают грудь, наверняка оставляя синяки.

Я же задыхаюсь, оставаться спокойной не получается, ведь я вижу, что они не просто пугают меня. Они словно играют со мной, забавляются, и игры эти жестокие, звериные, похотливые, безумные…

Я не понимаю, в какой момент меня накрывает истерика. Такая дикая, громкая, бесконтрольная, и я начинаю… нет, не плакать, я начинаю просто кричать в голос, что есть сил, безостановочно, страшно, до хрипоты.

Даже когда эти подонки мне рот заклеивают скотчем, из горла вырываются судорожные крики, и слезы постоянно катятся по вискам, делая волосы мокрыми.

Через секунду чувствую, как они переворачивают меня на живот и связывают мои запястья ремнем. Так жестко, больно, что двигать руками я больше не могу. После этого Савелий обратно меня переворачивает, смотря на меня с каким-то диким наслаждением. Будто ему это нравится, и даже больше, будто он получает от этого какое-то больное удовольствие.

Я думаю, что ноги тоже свяжут, но нет, они их просто держат, разведя шире, провоцируя у меня очередной крик ужаса.

Этот второй зверь Костя почти не говорит, но вместо этого он меня держит за колени. Больно, точно до синяков, пока Савелий, не церемонясь, разрывает на мне платье. Одним махом он распарывает материю, оголяя меня до белья, и отбрасывает платье, как ненужные тряпки, на пол.

– Ого-го какая! Настоящий бриллиант!

Савелий смотрит на меня с восхищением, тогда как мне физически больно от этого скользкого мерзкого взгляда. Как я ни пытаюсь повернуться на бок, они мне не дают, и через миг эта сволочь тянет руки к моему бюстгальтеру, раздирая его пополам, оголяя мою грудь.

Нежные полушария тут же обдувает холодным воздухом, и я громко вскрикиваю, когда в следующее мгновенье Костя берет бутылку водки и начинает меня ею поливать. По лицу и волосам, по груди, по животу, промежности, бедрам.

Вскрикиваю, когда Савелий опять садится на меня сверху и я отчетливо ощущаю его возбужденный член через штаны. Он упирается им мне куда-то в бедро, пока я кричу, но из-за скотча получается какое-то хрипение, визг, истеричное мычание.

– Класс, епта, ты пиздец какая классная! Ну что, сучка Бакирова, а давай поиграем? Как он тебя ебет, скажи, как тебе нравится? Мы сделаем лучше. В два ствола всегда больше кайфа. М-м-м… какая ты сладкая.

Мычу судорожно, когда этот урод наклоняется и слизывает слезы с моих щек вперемешку с водкой.

Кажется, это и есть ад. Не знаю, за какие грехи, но это точно он.

Я начинаю гореть, когда чувствую грубые пальцы этого ублюдка Савелия на своей груди. Он самый жестокий из них, он меня развязно лапает, бьет по соскам, намеренно делает больно, пока тот второй поливает меня водкой.

Холодной, вонючей, заставляющей уже молиться о гибели, но нет. Кажется, я их игрушка на сегодня, и они не спешат меня так легко убить. Они хотят меня мучить и делают это с каким-то больным жутким наслаждением!

Боже, я никогда так не плакала. Я думала, что уже самое страшное пережила, но нет. То, что сейчас творят со мной эти сволочи… я даже описать не могу, и я снова громко вскрикиваю, когда Савелий бьет меня по лицу с размаху, когда я начинаю закрывать глаза, чтобы не смотреть на него. На них.

– Глаза открой, сука! Не отворачивайся! На меня смотреть, да блядь!

Я снова громко вскрикиваю, разрывая связки. Из легких буквально какой-то вой вырывается, и тогда я слышу какой-то шум.

Словно в дверь кто-то ломится, будто ее ногами пинают со всей дури. Она трещит, я слышу какой-то оглушительный звон, словно выстрел, а еще… мужские голоса. Много громких грубых голосов, а после уже и крики.

Глава 35

Я услышал ее крики. Сдавленные, но очень сильные даже через дверь, и начал ломиться в нее как ненормальный. Как раз в этот момент по ступенькам поднялись Тоха и Хаммер.

Дверь не поддавалась, истошные крики Ангела продолжались, и тогда я просто достал ствол и выстрелил в замок. Была еще цепочка, но ее я вырвал с мясом, толкнув дверь плечом. Я знал, что Серый скользкий, но не думал, что он такая мразь. Я замечаю его у порога комнаты, он округляет глаза, как только видит нас. Троих.

– Бакир… ты че?

– Сука!!!

Я вырубаю его с одного удара, иду на крики, а после просто застываю на пороге комнаты. Блядь, я думал, что уже видел все дерьмо на свете, но такого не видел и никогда бы не хотел увидеть.

Ангел. Она лежит на кровати. Голая, в одних только простых белых трусах, с заклеенным ртом. На ней какой-то хуй полуголый сидит, тогда как второй такой же держит ее ноги. Они ошарашенно смотрят на нас, испуганно, как, блядь, щенки сучьи, и вот тогда у меня срывает чеку на хуй.

– Скоты…

– Мы не…

– Сюда иди, щенок!

Я хватаю этого щенка за горло и отрываю его от Ангела, укладываю на пол, а после начинаю просто лупить по его башке, брюху, яйцам. Везде, куда попадаю.

– Сука, сдохни! – Удар, второй, третий, четвертый. – Сука! Сука! Сука!

Что-то под кулаком хрустит, тварь уже даже не дергается, но мне, честно говоря, похуй. Я хочу, чтобы он сдох, сейчас, немедленно, чтобы он просто, сука, сгнил за то, что посмел ее тронуть. Мой цветок, мою девочку, мое неприкосновенное и самое ценное на свете, которое я сам себе даже трогать не разрешал, блядь!

В глазах красная пелена, кулаки не разжимаются, а злость пульсирует ядом в башке. Мне хочется орать за то, что тронули ее, мне хочется отрезать им хуи вместе с яйцами и затолкать им в пасть по самую глотку!

Второго Тоха укладывает, но легче мне не становится. Еще ни разу в жизни я так остервенело не жаждал чьей-то смерти, притом в муках. Мне хотелось их просто разорвать на куски, сломать им кости и повесить их на собственных кишках.

Сначала этот урод пытается отбиться и как-то дергается, но после его вырубает, и безвольной тряпкой он лежит у меня под ногами.

– Бакир, хорош, ты его убьешь на хрен! Твою мать, не здесь!

Кто-то с силой оттаскивает меня от него. Кажется, Тоха.