Сам беру стул и сажусь напротив. Что-то, мне кажется, херовая была идея не поехать в больницу. У нее, похоже, сотрясение, и притом нехилое. Ангел спокойно сидит на диване и вот вроде на меня смотрит, уже даже не ревет, но взгляд ее страшный. Такой вымученный, полный горя, отчаяния и беды. Черт возьми.

– Тебя не тошнит?

– Нет, – отвечает односложно, тихо, сорванным охрипшим голосом. Кричала она, видать. Сильно. Кулаки сами собой сжимаются. И так хочется вернуться, чтобы тех тварей добить самому.

Ее красивые яркие зеленые глаза снова наполняются слезами, и я подрываюсь, чтобы не видеть их. Херово дело, вот прям совсем.

Иду на кухню. Беру бутылку коньяка и стакан. По пути хватаю аптечку и возвращаюсь. Девочка так и сидит на диване. Не шевелится даже. Смотрит в одну точку. Дышит хрипло, тяжело. Похоже на шок. Твою мать.

– На, выпей это.

Плескаю ей коньяка на два пальца. Для нее хватит вполне. Надо истерику эту тихую заканчивать уже.

Даю ей стакан, но она не реагирует, поэтому хватаю ее руку, своей придавливаю за голову и к губам подношу. Нижняя губа разбита, кровь в уголке уже запеклась.

– Пей, Ангел. Одним глотком. Давай!

Буквально вливаю в нее этот коньяк, малая сразу же закашливается, и наконец ее взгляд становится осмысленным.

– Вы что?! Боже, жжет!

– Тихо, дыши. Пройдет сейчас.

Судя по реакции, Ангел первый раз пробовала спиртное. Ее лицо тут же немного краснеет, в глазах появляется блеск, и она размыкает губы, жадно хватая воздух.

– Зачем вы?!

– Анестезия.

– У меня не болит ничего.

– От шока ты еще не чувствуешь.

– У меня нет… нет шока.

Щелкаю рукой перед ее лицом. Сидит и даже не моргает. Как статуя застыла. Дышит через раз.

– Ага. Я вижу.

Девочка все так же сидит солдатом предо мной, а я на колени ее белые смотрю, на слегка выглядывающие из-под моей куртки бедра и синяки, на них уже явно проступающие.

– Михаил Александрович, я домой хочу. Пожалуйста, – лепечет, вдруг взглянув мне в глаза, а я не могу смотреть на нее такую. Несчастную, убитую просто горем.

– Нельзя. Так, ложись. Давай снимай куртку.

– Что? Нет!

Ее взгляд тут же становится испуганным, и девочка пятится назад, но сзади только спинка дивана, и времени на уговоры у меня нет.

Глава 37

– Что? Нет!

– Тебя надо осмотреть, – Бакиров рычит, окидывая меня строгим взглядом, тогда как у меня волна дрожи по телу иголками разливается, страшно до дикости просто.

– Не надо меня осматривать!

Тут же с дивана подскакиваю, но перед глазами все враз расплывается, и я заваливаюсь вперед прямо в руки Михаила Александровича, который легко меня ловит и усаживает обратно на диван.

– Блядь, сиди уже, не дергайся! Ангел! – он гаркает на меня, и только тогда я замираю, снова кутаясь в его куртку.

– У меня ничего болит. Правда. Не хочу снимать куртку, не хочу…

– Я просто обработаю твои раны, ничего больше, поняла?

Смотрю на него с опаской. Он ведь тоже здоровый мужик и запросто меня скрутит одной левой. Хуже того, Бакиров не те парни молодые, он куда более опасный, однако и права на отказ у меня сейчас просто нет.

– Хорошо.

– Давай сюда куртку. Спокойно.

Он руку свою огромную ко мне протягивает, а я не могу эту куртку от себя отлепить, ведь под ней… нет ничего. Я голая, нет ни майки, ни лифчика даже. Одни только трусы.

– Н… нет.

– На. Этим прикройся.

Похоже, Бакиров замечает, что я жутко стесняюсь его, потому бросает мне небольшой плед, который я меняю на куртку.

– Иди сюда, девочка. Ближе.

Мужчина садится напротив, открывает аптечку и достает оттуда спирт, вату, какие-то мази.

Замираю, когда он меня за подбородок берет огромной лапой и немного крутит голову на свету, оценивая степень ударов. Недовольно сводит брови, смотрит так серьезно потемневшими глазами, что мурашки бегут по спине.

У меня же все лицо и голова болит, и даже подумать страшно, как я сейчас выгляжу.

– Очень все плохо, да?

– Нет. Пройдет.

– Аа-ай! – шиплю, когда в следующий миг Бакиров перекисью обрабатывает мою губу, а она просто жутко щиплет.

– Больно… ай, мне больно!

Хочу вырваться, но он не дает, крепко держа меня за предплечье огромной лапой.

– Цыть! Не дергайся уже.

Через минуту мужчина откладывает несколько грязных клочков бинтов, всех в крови, после чего выдавливает немного мази и смазывает ею мою разбитую губу, немного правую скулу и бровь.

– Так, убирай одеяло, до пояса мне все показывай.

– Что? Нет!

– Ангел, не беси меня!

Прожигает меня взглядом, рычит, а я лишь сильнее заворачиваюсь в одеяло.

– Я не могу! Пожалуйста…

Бакиров как-то тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, после чего мы встречаемся взглядами.

– Значит, так, девочка, или ты мне нормально даешь себя осмотреть, или сейчас я беру тебя за шкирку и тащу в травму. Там уже будут осматривать те, кто попадается. Без разбору.

Поджимаю губы. В чем-то Бакиров прав, однако как я могу показать себя ему… без маски, без одежды, да еще и всю в синяках.

Сглатываю, понимая, что выхода особо нет. У меня все тело болит, и действительно нужно его осмотреть.

– Ладно.

Осторожно опускаю плед, видя, как взгляд Бакирова при этом темнеет. Кажется, ему не нравится то, что он видит, и тогда я быстро прикрываю голую грудь руками.

– Не смотрите, раз не нравлюсь!

Мужчина как-то трудно вздыхает и поджимает губы.

– Не в том дело.

– А в чем?

– Ты вся в синяках, вот в чем! Ладно, это херня. По ребрам они тебя не били? По почкам, в живот?

По телу разливаются мурашки, когда Михаил Александрович грубыми пальцами по моим ребрам проводит, а после по спине, прощупывая каждый позвонок. После осторожно к животу прикасается, чуть надавливает, смотря на меня.

–Тут болит?

– Нет, – шепчу ему, пылая от стыда, ведь его прикосновения мне очень приятны. Михаил Александрович так близко, и вот вроде просто осматривает меня, а мне все равно приятно. Вся аж трепещу рядом с ним.

Чувствую, как горят щеки. Стыдно и почему-то сильно тянет живот. Не болит, а именно приятно тянет, когда он рядом и так прикасается ко мне.

– Они били меня больше всего по лицу и груди.

– Покажи где.

– Михаил Александрович!

– Ангел, мы договорились.

Сгорая от смущения, осторожно убираю руки, открывая мужчине вид на свою голую грудь. Да, она маленькая у меня, но довольно полная. Плотный первый размер, даже полтора скорее.

– Здесь.

Бакиров как-то напрягается, но быстро отводит взгляд, бросая мне мазь.

– На. Мазь нанеси.

– Спасибо.

Облегченно выдыхаю и беру мазь. Пока Бакиров отворачивается, быстренько обрабатываю синяк на груди и заново обматываюсь покрывалом, тут же согреваясь. А еще меня как-то в сон клонит и плакать хочется, и еще уткнуться в плечо Михаилу, но я этого не делаю. Я все еще не понимаю, если честно, почему он привез меня сюда.

– Михаил Александрович, что со мной будет теперь?

– Здесь пока побудешь, дальше решим.

– Почему вы помогаете мне? Я не понимаю, вы же прогнали меня.

Бакиров поднимается, окидывая меня строгим взглядом.

– Потом поговорим. Ложись, Ангел.

– Мне не хочется спать. Куда вы?! Не уходите, пожалуйста!

Почему-то за руку Бакирова хватаю, но тут же отпускаю, прихожу в себя. Нельзя же. Нельзя к нему вот так прикасаться. Поломойка-врунья этого не заслужила, и ему наверняка неприятно.

– Извините.

Бакиров как-то странно смотрит на меня, после чего поправляет мое одеяло.

– Не бойся ничего. Я рядом буду, маленькая. Давай просто полежи спокойно.

***

Я смотрел на нее, и мне хотелось орать в голос. Твари! Все тело Ангела было покрыто красными ссадинами с уже начавшими поступать синяками. Малая жутко стеснялась меня, но все же с трудом дала себя осмотреть.

Синяки были везде, но на бедрах особенно, а еще на груди. Когда на нее Ангел указала, я едва сдержался, чтобы не сорваться и не вернуться в ту квартиру. Мне хотелось отрубить головы тем сосункам и скормить собакам. Буквально.

Ее бледные пальцы дрожали, но плед она все же стянула. Сначала грудь прикрывала, но после опустила руки, как-то виновато отводя взгляд, дико смущаясь меня.

Я же постарался не глазеть на нее, однако не мог не отметить, что даже в таком состоянии Ангел очень красива. Нежная, хрупкая, юная. У нее молочная кожа, небольшая грудь с розовыми сосками и плоский живот. Девочка почти не дышала, когда я смотрел на нее, и смущать ее сильнее мне не хотелось.

Лицо ее я обработал, а грудь… она самостоятельно смазала мазью.

Суки! Они ее бы там убили. Места бы живого не осталось, и даже не посмотрели, что она работает у меня, работала, точнее.

Совсем скоро я замечаю, что Ангела повело от алкоголя. Она краснеет и буквально начинает засыпать на ходу, что мне и нужно. Успокоить ее, расслабить, сделать так, чтоб перестала содрогаться от истерики.

Как она за руку меня хватает. Крепко, а после распахивает губы и резко убирает ладонь, словно обжегшись об меня. Странная, но я понимаю, что она сейчас не в адеквате, тем более после коньяка, и хоть было его там всего две капли, кажется, ей этого хватило.

Ангел еще что-то лепечет про то, что не хочет спать, однако, как только я на подушку ее укладываю, она сразу же отключается, а я быстро принимаю входящий вызов.

– Да, Тоха.

– Вы добрались, Бакир? Как там малая?

– Доехали. Спит.

– В больнице?

– Нет. На дачу к себе забрал. Не успели они ее… – Горло сжимается. – Не успели поиметь. Избили только, поиздевались, суки. Что у вас там?

– Тут, похоже, задница, братан. Соседи ментов вызвали, нам пришлось свалить. Серого забрали в травму. Остальные в реанимацию сразу попали. Один тяжелый. Твой пациент.

– И? Мне их должно быть жаль, издеваешься?!

– Да нет, не в том дело. Тот Савелий, которого ты уложил, так и не пришел в себя. Только что док отзвонился. Он в кому упал.

– Мне похуй! На малой места живого нет! Если очнется, я эту суку и так добью. Они уже трупы, Тоха. Все трое.

– Да понятно, но щенки эти не просто решили ее поиметь. Серый им тупо Линку продал. За бабло он ее привез этим хуям, чтоб они с ней поигрались, ну и чтоб тебе отомстить, что выгнал его. Признался уже, Хаммер его все же дожал. Бедренная кость больно ломается.

– Тварь. Пусть молится, чтоб сдохнуть в больнице!

– Это еще не все. Савелий этот не зря нарисовался. Видать, приказ папочки тебя взбесить исполнял.

– О чем ты?

– Бакир, его фамилия Тураев. Савелий Тураев.

– Что, блядь?!

Сжимаю трубку до хруста. Не дай бог этот щенок имеет к нему отношение хоть какое, задавлю голыми руками.

– Это сын Тура. Единственный и особо ебанутый. А дружок его – братец двоюродный Костя. Брат, они точно знали, на кого шли, что Лина твоя протеже, и не побоялись, специально над ней хотели поиздеваться, чтобы тебя вывести, а теперь и папочка знает, почему его сынуля под аппаратами лежит и чья это работа.

– Блядь… Сука! Сука!

– Сидите пока на даче, про нее никто не знает. Я постараюсь разрулить. Вещи Лины забрал, платье порванное выкинул, но рюкзак еще был. Завезу скоро.

Глава 38

Я просыпаюсь как-то резко, подскочив на кровати, но, открыв глаза, понимаю, что я вовсе не на кровати и даже не в своей квартире. Картинки недавнего ада проносятся перед глазами, и я вспоминаю, что моя квартира сгорела, а я осталась без дома.

Как только поднимаюсь, кривлюсь от острой боли. Губа жжет, а все тело… будто танком переехали. Болит каждая мышца, но хуже внутри. У меня нет теперь документов и вещей, нет фотографий и сбережений, которые я откладывала на учебу последние полтора года работы у Бакирова. У меня теперь нет ничего… даже своей обуви.