– Выходной у нее. В город она уехала. Все… Отвяньте от человека.

Юля шумно вздохнула и бухнулась на кровать. Панцирная сетка тихо взвизгнула.

– Та-а-ак, – ухмыльнулся Иван Павлович. – Ну и где же этот Антон, чтоб его? В Желтом корпусе, я так полагаю?

– Ага, – подтвердила Варя. – Он в одной комнате с длинноволосыми живет. Которые грузчиками на кухне работают.

– Погодите-ка! – перебил ее Семен Ильич. – Так это ведь тот самый Антон…

– Да он, он! – директор поджал губы. – Антон Шайгин. Ну и что?

– Ничего, – развел руками физрук. – Просто он же…

– За мной! – рявкнул Иван Павлович и поспешил по коридору к выходу из корпуса.

3

Оставив Леночку и Варю с Юлей, директор и физрук вышли на улицу. Утро понемногу раскочегаривалось. Небо голубело сквозь ветви кленов и лип, рыжие лучи пронзали сочную листву, а трава источала свежие летние ароматы. Вереницы детей тянулись по дорожкам в сторону летней эстрады, где готовились к общелагерному празднику Дню Нептуна, запланированному на двенадцать часов. По радио играли современные хиты. Под речитатив певицы, передающей привет ромашкам, директор и физрук пересекли лужайку с воткнутым в землю деревянным щитом с надписью «По газону не ходить!» и двинулись по главной аллее в сторону южных ворот. Стекла директорских очков-хамелеонов еще больше потемнели.

Через пять минут Иван Павлович и Семен Ильич зашли в сумрачный, пропахший хлоркой коридор Желтого корпуса. Еще издалека они заметили распахнутую дверь в конце коридора и поспешили к ней.

В комнате царил разгром. Кровать с голой панцирной сеткой лежала на боку. Недалеко от нее валялся загнувшийся полосатый матрас с содранной простыней. Две другие кровати без покрывал стояли, неровно прижавшись друг к дружке, а в углу у окна разевал пасть старый пустой чемодан. В другом углу лежали разбитый вдребезги двухкассетник «Россия» и несколько раздавленных кассет; повсюду валялись одежда, листы с нотами и книги. Посреди этого бедлама стояли два парня – высокий худой Димон и малорослый коренастый Вован, оба длинноволосые, в драных джинсах и стоптанных белых кроссовках.

– Та-а-ак, – протянул директор, снимая очки. – И что тут у нас произошло?

Димон и Вован заявили, что сами «не в курсах», поскольку не видели Шайгина со вчерашнего вечера. Оказалось, что нынешней ночью он в комнате не появлялся, а погром, видимо, был учинен утром с пяти до восьми, когда приятели работали на кухне.

– Веселенькое дело! – воскликнул Семен Ильич.

– Так-так, и где же нам его найти? – нахмурился Иван Павлович.

Коренастый Вован шмыгнул носом и буркнул что-то неразборчивое. Длинный Димон почесал худую шею и выдал:

– На чердаке кинотеатра его можно выцепить по-любому. Он обычно там зависает.

Через десять минут директор и физрук стояли у здания кинотеатра, по совместительству служившего актовым залом, у пожарной лестницы. Иван Павлович задрал голову, прищурившись на небо. Он снял очки, спрятал их в карман и двинулся вслед за Семеном Ильичом: тот уже громыхал кроссовками по ржавым ступеням.

Добравшись до верхней площадки, они остановились у маленькой двери, обитой листовым железом. В воздухе витал отчетливый аромат гари, а над крышей поднимались клубы жидкого дыма. Физрук переглянулся с директором, взялся за ручку двери и решительно дернул ее на себя.

Из образовавшегося проема тотчас хлынул густой дым. Стаей черных бабочек навстречу выпорхнул ворох клочков жженой бумаги. Они закружились в воздухе, оседая на одежде и запутываясь в волосах. Иван Павлович охнул и отступил. Семен Ильич кашлянул, вглядываясь в мутную полутьму. Когда дым немного рассеялся, директор и физрук шагнули в проем, щурясь и прикрывая рты носовыми платками.

Через минуту из задымленного полумрака появился человек. Он сидел на стуле, положив локти на колени и обратив к вошедшим макушку с неровным пробором. Длинные, почти до плеч, волосы болтались влажными космами, кисти рук свисали вниз, а босые ноги с закатанными штанинами были забрызганы грязью. Белая рубашка, вымазанная сажей, как будто светилась в единственном луче солнца, пробивавшемся из слухового окна. Шелковый пионерский галстук, обхватывавший шею вожатого, пламенел, как огонь. Концы его подрагивали на сквозняке.

Перед сидящим стоял эмалированный таз, в котором скручиваясь и потрескивая, дотлевал ворох обугленных листов, испуская последние струйки дыма. Рядом валялись обложка книги, выпотрошенная общая тетрадь и серебристая флейта, облепленная комками желтой засохшей грязи.

– Антон? – осторожно позвал физрук, вытирая слезы. – Эй… вожатый!

Семен Ильич развернул вожатого к свету и тотчас отпрянул. Директор попятился, ударился головой о балку и тотчас вылетел из каморки на площадку, где раскашлялся, тряся пухлыми щеками. Семен Ильич выбрался следом, жадно глотая свежий воздух и вытирая слезящиеся глаза.

– Дрянь какая-то… – пробормотал он. – Просто дрянь.

Иван Павлович не сказал ничего.

4

– Да что с ним такое?! – воскликнул директор, всплеснув руками. – Пьяный он, что ли?

Иван Павлович развернулся на каблуках. Круглая физиономия директора рдела, как раскаленный металлический блин, волосы топорщились клочьями, а слипшиеся брови и усы свисали, словно поникшая трава.

С вожатым бились уже полтора часа. За все это время он не произнес ни слова. Ни крики, ни обливание водой, ни остальные попытки привести его в чувство, включая две оплеухи, которые отвесил ему в сердцах самолично директор «Белочки», не принесли желаемых результатов.

Вожатый Антон Шайгин сидел на стуле, откинувшись назад и вытянув ноги-ходули с грязными босыми ступнями. Его длинные руки свисали плетьми. Обращенное к потолку лицо, измазанное сажей, напоминало трагическую маску: оно застыло в одном выражении боли и страдания, почти не двигаясь. Губы вожатого, стертые до крови, опухли и потрескались. Из приоткрытого рта вырывались тихие звуки: молодой человек дышал в одном ритме – короткий вдох, медленный долгий выдох. Пионерский галстук слегка колыхался на груди. Могло показаться, что Антон просто спит в такой неудобной позе, если бы не приподнятые веки, под которыми виднелись белки с сеткой лопнувших сосудов.

Вызванная из медблока фельдшерица ослабила узел галстука на шее пациента, посветила ему в зрачки, померила давление, стукнула молоточком по предплечьям и коленям, похлопала по щекам и развела руками: «А я что могу сделать? Вызывайте “Скорую”». Ее выпроводили за ненадобностью.

В кабинете директора и так было многолюдно. У стола по стойке «смирно» стояла раскрасневшаяся и растрепанная Леночка, неразлучная со своими орудиями труда – блокнотом и ручкой. Старшая вожатая то и дело поглядывала на Варю, словно просила ее о чем-то. Администратор стояла, привалившись к стене с пакетиком «Кукурузки» в руках, и сохраняла все тот же индифферентный настрой. В углу на пуфике сидела прелестная Юля, умытая, с дневным макияжем, с забранными в хвост волосами, в которых еще заметней проступали рыжие подпалины. Засунув обе руки под гладкие ляжки, заключенные в короткие шорты, она то поджимала губы, то снова вытягивала их вперед, словно выполняя некое мимическое упражнение.

Досрочно вызванная с выходного воспитательница десятого отряда Лидия Георгиевна Ахметова стояла у двери, прижимая к себе черную замшевую сумку. Отсутствующий взгляд женщины был направлен на ручку старого полированного шкафа. По обе стороны от окна расположились замдиректора по воспитательной работе Симченко-старший и воспитатель первого отряда Симченко-младший. В одинаковых камуфляжных костюмах, с одинаковыми, стриженными почти под ноль головами, со сходными хмурыми выражениями на лицах и в скопированных друг у друга позах они сейчас больше походили не на сына и отца, а на братьев: первый выглядел значительно моложе своего возраста, а второй – гораздо старше.

Собравшиеся то и дело сводили взгляды на неподвижной фигуре на стуле, которая была похожа на сломанную куклу, невесть как оказавшуюся в кабинете директора.

Иван Павлович прошелся туда-сюда и остановился у своего стола.

– Значит, говорите, прятки? – Он глянул на Леночку. – В город пошли? За сластями? – Глаза директора вперились в лицо Вари. – А с этим тогда что? – Иван Павлович ткнул пальцем в Шайгина. – Он где был?

Люди в кабинете молчали. Никто не хотел озвучивать новые версии, тем более что все наиболее вероятные варианты были перебраны.

– Может, они в поход отправились? – осмелилась выдвинуть предположение Лидия Георгиевна, отрывая взгляд от ручки шкафа. – Я когда в «Березке» работала, у нас был аналогичный случай. В индейцев детишки играли. Вырядились в какие-то лохмотья и бродили по чаще. А потом, как проголодались, обратно вернулись.

– Как у вас все просто получается, Лидия Георгиевна! – воскликнул Иван Павлович, описав рукой круг в воздухе. – Индейцы! Ковбойцы! Сами ушли, сами пришли. Выходит, нам сидеть и ждать, когда они вернутся. Так?

– Ну нет, – замялась Лидия Георгиевна. – Надо, наверное, что-то делать…

– Вот именно! – буркнул Иван Павлович. – Как-то, что-то, каким-то образом. А толком никто ничего сказать не может. И этот вожатый еще, чтоб ему пусто было…

– А я предупрежда-а-ал, – прикрыв глаза, протянул Симченко-старший. – Этот Шайгин – мутный тип. Не место ему в лагере. Надо было сразу выгнать его. После того случая…

– Во-во! Пральна! – подхватил Симченко-младший. – Я б таких пионеров…

Он глянул на Шайгина выпученными глазами и с силой впечатал кулак в свою же раскрытую ладонь, из-за чего в кабинете прозвучал неприятный влажный шлепок.

– Только не надо этого сейчас, ладно? – Иван Павлович опустил голову и поднял руки, растопырив пальцы. – Не о том нужно думать!

– Не надо так не надо, – согласился Симченко-старший и поправил ремень.

Директор «Белочки» крякнул и отвернулся к окну. Снаружи бушевал знойный июльский день, почти истративший всю первую половину. Аллеи лагеря пустовали. По приказу директора отряды сидели по корпусам под присмотром вожатых и воспитателей. Праздник Нептуна, к которому готовились чуть ли не с начала смены, был отменен. Только дежурный в красной пилотке и с красной повязкой на руке изредка переходил пустующий плац с флагштоками и тут же скрывался за деревьями. Зря играло лучами солнце на безоблачном небе, одаряя мир теплом и светом. Напрасно зеленела трава на лужайке у косогора, где старшие отряды должны были разыгрывать товарищеский матч за звание лучшей команды лагеря. Тщетно блестела вода, зазывая купаться в вычищенном накануне бассейне. Почти триста воспитанников «Белочки» сидели в душных палатах, укрываясь от неизвестной опасности.

Лишь Семен Ильич с группой вожатых прочесывал березняк у западной границы лагеря, куда старшие отряды иногда убегали покурить и поиграть в карты. Вся территория «Белочки» уже была осмотрена: зашли в каждый корпус, осмотрели каждое помещение, заглянули во все щели – в подвалы, на чердаки, в кусты, в заброшенные строения – и даже проверили мусорные баки на заднем дворе столовой. Леночка же пробежала по лагерю и опросила народонаселение «Белочки». Вернувшись, она сообщила следующее.

Вчера вечером сразу после ужина десятый отряд, как и положено по режиму, вернулся из столовой в Синий корпус. К тому времени воспитательница Лидия Георгиевна уже отбыла в город на выходной, полагающийся ей по графику. Антон сказал напарнице, что сам займет детей, присмотрит за ними до отбоя и уложит их спать, намекая девушке, что на остаток дня она может быть свободна. Обрадованная Юля прямо из столовой двинула в вожатскую, где и провела весь вечер за приготовлением декораций ко Дню Нептуна. Вернувшись за полночь, Юля, не заглядывая в палаты, пошла к себе в комнату, где благополучно проспала до утра, пока ее не разбудила группа во главе с директором лагеря.