Сейчас… его короткий взгляд на дочь, жадное движение кадыка, сжатые в нитку губы – и на душе отравой разливается искушение поверить, что даже богам бывает больно.

Глава 3. Мы прошлое

Встреча с Рауде выбивает меня из колеи. Когда приезжаем с дочкой в номер отеля, который снял для нас Гриша, не хочется ни обедать, ни разговаривать, ни отдыхать. Лишь ради Вики заставляю себя сесть за стол и съесть за компанию ароматный сырник с кленовым сиропом.

– Из ресторана внизу. Только доставили. – Няня дочери смотрит на меня с тревогой.

– Марина, я потом поем. Аппетита что-то нет.

– Ты не приболела?

Марина со мной почти с самого рождения Вики, и, хотя она старше на двадцать лет, мы уже давно на «ты».

– Я думала, что переболела, – выделяю голосом приставку «пере». – А оказалось… не до конца.

– Он?! – Глаза няни становятся круглыми.

Наверное, мои были такими же, когда увидела на сцене свое прошлое.

– Леонас Рауде. Новый председатель жюри вместо Фомина. На все пять дней, – выдаю на одном дыхании.

– Постой… – Марина садится рядом. – Он и ты… Вы виделись?

Не в силах ответить я киваю.

– Там, на сцене? – Ее лицо бледнеет.

Вновь киваю.

– А Вика… – Она поворачивается к моей перепачканной сиропом сладкой девочке.

– Мы там дядю встретили. Красивого! Он сказал мне «здравствуй», – вместо меня отвечает Вика и улыбается так счастливо, словно поговорила с Дедом Морозом.

– Твою ж… – Марина прижимает ладонь к груди. – Где мой корвалол?

– Корвалол не поможет. – Закрыв глаза, я вспоминаю эту встречу.

Раньше и не догадывалась, насколько дочь похожа на своего отца. Природа отдала Вике все самое лучшее, что было у Леонаса. Его глаза, ресницы, губы и пробивной характер.

– Только не говори, что он все понял.

– Марин, они как две капли… Даже хмурятся одинаково, – вырывается у меня с нервным смешком.

– Но если информация дойдет до Григория… – Не договорив, Марина со стуком закрывает рот.

У нас нет тайн друг от друга. Няня в курсе главного условия в соглашении с Катковым – Рауде ничего не должен знать о Вике до окончания пятилетнего контракта.

В прошлом у меня не было выбора. Без агента не светило никакого будущего. Максимум – работа в барах и подработка уборщицей, как когда-то. Если бы не беременность, я бы рискнула. Но с ребенком под сердцем пришлось быстро взрослеть и брать от жизни то, что она предлагает.

– Срок контракта заканчивается через месяц. – Тру виски.

– Это много. Григорий точно пронюхает.

Марина подходит ко мне со спины и тепло обнимает.

– Знаешь, я больше не боюсь его штрафов. – Поворачиваюсь к окну. – Питер, он такой… Один раз я уже была здесь в безвыходной ситуации. Тогда оставалось собрать вещи и сбежать к маме. Но я выстояла. И сейчас тоже смогу. Несмотря на Рауде, Гришу и все, что случилось в этом городе.

* * *

Шесть лет назад

Санкт-Петербург

Города как люди. С женским названием – гостеприимные и открытые, с мужским – холодные и безразличные.

Питер невзлюбил меня с первой минуты.

Стоило сойти с поезда, кто-то толкнул мой чемодан в стену, и все содержимое вывалилось на грязный перрон.

Наверное, это был знак. Если бы я знала, что произойдет дальше, собрала бы вещи и купила обратный билет. К сожалению, с даром предвидения были проблемы, поэтому осознавать весь масштаб нелюбви пришлось на собственных шишках.

Первая досталась в университете…

Чтобы пробиться в деканат, приходится пройти сразу несколько испытаний. Вначале меня наотрез отказывается впускать охрана… Просит показать, что лежит в чемодане. Потом на лестнице останавливает какая-то важная дама. Десять минут она читает лекцию о том, что до первого сентября еще неделя и студентам нечего делать в учебном корпусе. Ну и на добивание уже у порога деканата местный профессор принимает меня за уборщицу и требует прямо сейчас вымести мусор из-под его стола.

На объяснения, кто я и зачем явилась, уходит еще десять минут. За это время удается выяснить, что с документами на перевод из Тюменского университета действительно все в порядке. Я зачислена на третий курс геологического факультета. Однако в сопроводительном письме заместителя декана почему-то нет ни строчки про общежитие, о котором мы договорились месяц назад.

– Мне жаль, – пожимает плечами секретарь. – Ничем не могу помочь.

– Но… Мне нужно где-то жить…

– Обратитесь в организационный отдел. Сейчас они вряд ли найдут свободное место, но вас поставят в очередь нуждающихся. Может, после зимней сессии что-нибудь освободится.

– После сессии?.. – Стискиваю зубы, чтобы не застонать.

– Такой регламент. – Секретарша достает из верхнего ящика стола целую коллекцию лаков для ногтей и кивает в сторону выхода.

* * *

Вторую шишку «подарили» родственники…

Когда я добираюсь до квартиры тетки, единственной родственницы на весь Питер, становится ясно, что проблемы с общежитием были цветочками.

– Уехали они! На юг вчера укатили. До конца месяца не жди, – второй раз повторяет соседка, худощавая дама лет пятидесяти.

– Но как? Мама звонила им позавчера… Тетя согласилась, что я поживу у них неделю или месяц.

Оглядываюсь на дверь теткиной квартиры, пустой трешки с красивым номером «99».

– Вопрос не ко мне, милочка! – Соседка демонстративно зыркает на часы. – О чем вы там договаривались, как и с кем… Нет их, и все!

– А может быть, они ключи где-нибудь здесь оставили?

Бросив многострадальный чемодан, я спешу к квартире. В надежде увидеть ключи поднимаю коврик. Молясь про себя: «Ну пожалуйста!» – ощупываю холодные металлические откосы.

Результат печальный. Ключей нет, зато на безымянном пальце теперь кровоточащий порез.

– Никто в здравом уме не станет оставлять ключ без присмотра или давать его чужому человеку, – поцокав языком, произносит соседка.

«Откуда ты только взялась такая наивная?» – читается на ее лице.

– Мне больше не к кому идти…

Еще дома, в Тюмени, мы с мамой постарались предусмотреть любой форс-мажор. Я заранее договорилась с деканатом об общежитии, а мама связалась с двоюродной сестрой и попросила приютить меня на какое-то время.

Все просто обязано было быть хорошо! Но реальность, кажется, решила размазать тюменскую студентку о питерский асфальт.

– Если идти не к кому, значит, надо было сидеть в своей провинции и не дергаться! – без всякого намека на сочувствие сообщает соседка.

– Я в институте учусь. Перевелась. Лучшая студентка на курсе… – Не знаю, зачем это рассказываю. Наверно, чтобы отвлечься от желания разрыдаться.

– Вы тут все через одну лучшие, – закатывает глаза дамочка. – Как медом в Питере намазано. – Всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен, она шагает за порог квартиры.

– И что мне сейчас делать?..

Отчаяние прибивает к полу. Чтобы не рухнуть, сажусь на чемодан и обхватываю голову руками.

– Ты это… На улице думу думай, – взявшись за дверную ручку, бросает соседка. – У нас приличный дом. Бомжей отродясь не было. И не будет! – убежденно добавляет она и громко хлопает дверью.

От безнадеги опускаются руки. Я не знаю, что делать и куда идти.

Сил держаться хватает только до первого этажа. Когда выхожу на улицу, слезы подступают к горлу, и единственное, что я успеваю, – достать из кармана салфетку.

Словно волшебный ответ сверху, вместе с ней пальцы цепляют помятую записку от Валентины, соседки по вагону. Она всю дорогу рассказывала, какие в больших городах холодные люди. Тяжело вздыхала, слушая мой рассказ о переводе в питерский вуз и местных родственниках. А во время нашего последнего чаепития сунула в руки листок со своим номером телефона.

Тогда я не поняла смысла этого жеста. Питер казался сбывшейся мечтой. Но сейчас… Смахнув первые слезы, дрожащей рукой набираю заветные цифры.

– Алло. Кто звонит?

От глухого голоса Валентины по лицу расползается глупая улыбка. Случайная попутчица еще ничем не помогла, однако на душе уже легче. Хоть кто-то не чужой в этом городе.

– Это Ева. Мы ехали с вами в поезде из Тюмени. Вы дали мне свой номер, – тараторю я так быстро, будто у Валентины включен секундомер.

– Геолог! Ты, что ли? – ахает она.

– Эколог, – смущенно поправляю ее. – Я.

– Точно! Будущий спасатель наших лесов. Если к тому времени их окончательно не продадут или не спалят.

– Надеюсь, что нет.

– Надейся. Ну а звонишь ты чего? Хотя постой! Дай угадаю! Общаги нет, а тетка не открыла дверь.

– Она в отпуск уехала. С семьей, на месяц.

– Сказочница, мать ее. Ханс Кристиан Андерсен. В юбке.

– Не знаю… – Взглянув на окно теткиной квартиры, я замечаю то ли силуэт, то ли тень. – Неважно. Мне нужно какое-то жилье… Возможно, надолго. И работа.

– Боюсь, ни геологом, ни экологом я тебя нигде не устрою, – вздыхает Валентина. – Честно говоря, вообще не знаю, где они нужны.

– Я на все согласна! Могу еду готовить или за детьми смотреть. Что угодно!

– К нянькам здесь требования как к профессорам! С едой тоже проблем нет. Из любого ресторана доставят хоть бутерброд, хоть фуа-гра.

– А уборщицей? – хвастаюсь за последний вариант, как за спасательный круг.

Валентина еще в поезде хвалилась, что подрабатывает в каком-то агентстве, которое занимается уборкой. Тогда я особо не вслушивалась, теперь жалею.

– Уборщицей можно, – неохотно соглашается она. – Если руки испачкать не боишься, то этой работой я тебя точно смогу обеспечить.

– Я буду самой лучшей уборщицей. Клянусь!

Желудок урчит от голода, но я не обращаю внимания. У меня будет работа! И возможно, крыша над головой.

– Геолог-геолог… Эх! Ладно, адрес пришли. Чтобы не заблудилась, вышлю сейчас за тобой своего Толика. Он отвезет в один недорогой хостел на окраине, там у меня сестра работает. Пустит тебя, горемыку, без предоплаты.

– Спасибо-спасибо-спасибо! – Я готова прыгать от счастья. – А работа?

– Будет тебе работа. Завтра вместо меня выйдешь, у богача одного приберешься. Для первого раза самое то.

– Только один дом? – Сердце бьется так быстро, словно хочет вырваться из груди.

– Там такой домина… Работы часа на четыре, а то и больше. К счастью, хозяин вечно в разъездах. Приставать никто не станет. Спокойно уберешься и решишь, надо оно тебе дальше или нет.

Глава 4. Золушка

Когда после моего разговора с Валентиной звонит мама, решаю врать и об общежитии, и о тетке. Правда не сделает маму счастливее, а поводов для тревоги у нее хватает и так. После того как папа тяжело переболел воспалением легких, именно на маму легла вся работа по дому и забота о лежачей бабушке.

Ей пришлось одной обеспечивать семью. Чтобы свести концы с концами, мама крутилась как белка в колесе. В итоге похудела, осунулась и подхватила паническое расстройство.

– Все хорошо, – лгу я, боясь волновать самого родного человека. – Мне дали общежитие и обещали помочь с работой.

– Надеюсь, ничего тяжелого? Ты у меня такая миниатюрная. И болела в детстве часто.

Бросаю взгляд на витрину продуктового магазина. В отражении на меня смотрит тощая блондинка. Ни груди, ни попы, ни модельного роста. Только большие испуганные глаза, подпухший от слез нос и яркие искусанные губы.

– Буду раздавать флаеры в торговых центрах, – говорю я первое, что приходит в голову. Это уж точно нетяжело.

– Тогда хорошо, – с облегчением выдыхает мама. – Такая красавица, как ты, украсит любой магазин.

– Ты мне, как всегда, льстишь.

– Я тебя очень люблю, моя Евочка.

В трубке слышно, как маму кто-то зовет. Скорее всего, это бабушка.

– Я тебя тоже, – спешу закончить разговор. – Ну все, пока. Мне пора заселяться.