Не поднимаясь, мисс Мьюр отколола накладные длинные, пышные косы, ранее убранные в высокую прическу, стерла с лица румяна, вынула изо рта несколько жемчужных зубов, сняла платье – и предстала той, кем была на самом деле, а именно изможденной, потасканной и угрюмой женщиной тридцати лет отроду. Метаморфоза потрясла бы всякого, тем более что происходила не столько из-за удаления бутафории вроде накладных кос и прочего, сколько от смены выражения лица. В отсутствии свидетелей подвижные черты мисс Мьюр приняли естественную для нее озлобленную и усталую гримасу. Когда-то мисс Мьюр была прелестна, весела, нежна и невинна; но ничего из этого не осталось в унылой женщине, что, сидя на полу, возвращалась мыслями к несправедливости, некогда с нею свершенной, к утратам или разочарованиям, что омрачили ее жизнь. Так прошел час; мисс Мьюр, забывшись, то теребила один из немногих сохранившихся у нее локонов, то подносила к губам стакан, словно адский напиток согревал ее холодную кровь. Внезапно она приспустила сорочку и посмотрела на грудь, на жуткий шрам, который только‐только затянулся. Наконец мисс Мьюр встала и проковыляла к кровати с видом человека, страдающего от физической усталости и душевной боли.

Глава II
Хорошее начало

Когда назавтра мисс Мьюр покидала свою комнату, во всем доме подняться успели только горничные. Почти бесшумно девушка прошла в сад. Со стороны казалось, что интересуют ее исключительно цветы; на самом деле быстрый взгляд живо оценил и добротность старого дома, и живописность окрестностей.

«Недурно, – сказала про себя мисс Мьюр и, входя в парк, который граничил с садом, добавила: – Однако второй особняк может превзойти первый, а мне нужно самое лучшее».

Ускорив шаг, она вышла на широкую зеленую лужайку перед старинным особняком, в котором в одиночестве и роскоши жил сэр Джон Ковентри. Это было величественное здание, окруженное дубовой рощей, с прекрасным садом, за которым тщательно ухаживали, солнечными террасами, резными фронтонами, просторными комнатами, слугами в ливреях и другой всевозможной роскошью, присущей старинному семейному гнезду богатой и уважаемой семьи.

Чем дальше шла мисс Мьюр, тем ярче блестели ее глаза; поступь сама собою делалась увереннее, осанка горделивее; наконец губы раскрылись в улыбке. Она улыбалась как человек, довольный перспективами своего начинания, почти уверенный, что скоро исполнится заветная мечта. Внезапно мисс Мьюр полностью преобразилась, она сняла шляпу и всплеснула руками, не в силах сдержаться от девичьего восторга, словно говоря: «Да разве истинный любитель прекрасного останется равнодушен к такой прелести?» А скоро явилась причина стремительной метаморфозы – ею был бодрый и представительный джентльмен лет пятидесяти пяти. Он вышел в парк через калитку и, увидав юное создание, остановился, желая понаблюдать за ним. Впрочем, времени ему не дали. Едва джентльмен скользнул взглядом по незнакомке, как она, вздрогнув, произнесла смущенное «Ах!» и замерла, не зная, как поступить – заговорить или обратиться в бегство.

Галантный сэр Джон снял шляпу и со старомодной, очень ему шедшей учтивостью произнес:

– Прошу простить меня, юная леди, кажется, я вас напугал. Если позволите, я искуплю свою вину тем, что предложу вам совместную прогулку, во время которой вы сможете нарвать любых цветов, какие только вам приглянутся. Судя по всему, вы их обожаете, не стесняйтесь же, они все ваши.

Мисс Мьюр ответила с подкупающей девичьей робостью и безыскусностью:

– Благодарю вас, сэр! Однако извиняться надо не вам, а мне – ведь это я вторглась в чужой парк. Я никогда не решилась бы на такое, но мне сказали, что сэр Джон в отъезде, а взглянуть на его усадьбу было моей давней мечтой.

– И что же, вы удовлетворены? – с улыбкой спросил сэр Джон.

– Я больше чем удовлетворена – я очарована. Эта усадьба – прекраснейшая из всех, какие я видела на родине и за границей! – пылко ответила мисс Мьюр.

– Что ж, считайте, что Холл весьма польщен; хозяин его тоже был бы польщен, если бы слышал вас, – произнес джентльмен, как-то странно глядя на мисс Мьюр.

– Перед хозяином мне не следовало бы нахваливать Холл; по крайней мере, так свободно, как я нахваливаю его перед вами, сэр, – произнесла мисс Мьюр и отвела взгляд.

– Отчего же? – спросил сэр Джон; разговор явно занимал его.

– Мне следовало бы поостеречься. Не потому, что я боюсь сэра Джона; просто я так много слышала о его благородстве и прочих достоинствах, что прониклась к нему глубочайшим почтением. Если бы я стала хвалить Холл при сэре Джоне, он точно догадался бы, как сильно я восхищаюсь им, и…

– И, юная леди? Какое слово вы не решаетесь произнести?

– Это слово – «люблю». И я произнесу его. Сэр Джон – пожилой человек, но разве можно не любить добродетель и отвагу?

Солнечный свет падал на золотистые косы мисс Мьюр, на ее утонченное лицо и опущенные долу глаза. «Искренняя девушка, притом прехорошенькая», – решил сэр Джон. Не будучи тщеславным, он все же с удовольствием выслушал похвалы юной незнакомки, и желание выяснить, кто она такая, удвоилось в его душе. Начать расспросы сэру Джону не позволяло воспитание; смущать девушку истиной (очевидно, ей неизвестной) насчет себя самого сэр Джон не дерзал, а потому оставил оба открытия на волю случая. Когда же незнакомка засобиралась восвояси, он с галантным поклоном протянул ей букет цветов из оранжереи.

– От имени сэра Джона и в благодарность за лестное мнение о нем позвольте вручить вам эти цветы. Как человек, хорошо знающий сэра Джона, уверяю вас, что он не вполне заслуживает ваших похвал.

Мисс Мьюр на мгновение посмотрела на сэра Джона, но, быстро опустив ресницы, зарделась и проговорила, запинаясь:

– Простите меня… я не знала… вы слишком добры, сэр Джон.

Он рассмеялся, как мальчишка, и спросил, хитро улыбаясь:

– Почему вы величаете меня сэром Джоном? А может, я его садовник или дворецкий – откуда вам знать?

– Раньше я никогда вас не видела, а что до моих похвал – назвать их не вполне заслуженными мог только сам сэр Джон, – пролепетала мисс Мьюр, все еще не имея сил справиться со смущением.

– Ну что ж, выбросим этот эпизод из памяти, а в следующий раз, когда вы здесь окажетесь, мы будем представлены друг другу по всем правилам этикета. Белла всегда приводит в Холл своих подружек – знает, что я благоволю молодежи.

– Я вовсе не подружка мисс Ковентри. Я – ее гувернантка.

С этими словами мисс Мьюр сделала книксен. И тотчас неуловимая перемена произошла в сэре Джоне, точнее, в его манере обращения с незнакомкой. Немногие заметили бы эту перемену, однако она не укрылась от чуткой мисс Мьюр. Глубоко задетая, мисс Мьюр закусила губу, но уже через миг с удивительным для девушки ее положения достоинством, оттененным почтительностью, приняла букет (сэр Джон все еще протягивал его), поклонилась, отвечая на поклон, и поспешила прочь, оставив пожилого джентльмена недоумевать, где это миссис Ковентри сыскала такую привлекательную юную гувернантку.

«Начало положено, притом очень удачное», – подумала мисс Мьюр, приблизившись к дому.

По зеленой лужайке, огороженной заборчиком, гулял великолепный жеребец; заслышав шаги, он вскинул голову и взглянул на мисс Мьюр, словно ожидая приветствия. Повинуясь импульсу, мисс Мьюр сорвала пучок клевера и, скользнув за пределы ограды, протянула гордому животному. Очевидно, что конь не ожидал такого поступка от дамы, потому что встал на дыбы, словно желая прогнать незнакомку.

– Понимаю, – смеясь, произнесла мисс Мьюр. – Я тебе не хозяйка, вот ты и бунтуешь. Ничего, я тебя укрощу, прекрасный дикарь.

Мисс Мьюр уселась на траву, стала мурлыкать песенку и срывать маргаритки, словно не замечая, как совсем рядом с нею фыркает и приплясывает разыгравшийся жеребец. Тот подбирался все ближе, тянул ноздрями, косил удивленным глазом, но девушка продолжила невозмутимо петь и плести венок. Жеребец был избалован вниманием, наконец он приблизился настолько, что мог уже обнюхать маленькую ножку и пожевать край подола. Тогда мисс Мьюр снова предложила ему клевер, сопроводив угощение ласковыми, успокаивающими словами. Жеребец в итоге снизошел до мисс Мьюр, и она погладила его лоснящуюся шею и выхоленную гриву.

Картина была прелестная: хрупкая женская фигурка – и горячий конь, склонивший к тонкой ручке свою гордую голову. Эдвард Ковентри понял, что не может и дальше оставаться сторонним наблюдателем. Он перемахнул через изгородь, шагнул к мисс Мьюр, лицом и голосом выражая восхищение пополам с изумлением, выпалил:

– Доброе утро, мисс Мьюр. Если бы я собственными глазами не видел вашего уменья обращаться с лошадьми и вашей храбрости, я бы тревожился за вашу безопасность, ибо Гектор необуздан и своенравен – на его счету не один покалеченный грум.

– Доброе утро, мистер Ковентри. Прошу вас, не наговаривайте на это благородное создание, которое полностью оправдало мое к нему доверие. Ваши грумы просто не знали, как завоевать его сердце и усмирить нрав, не прибегая к грубой силе.

Говоря так, мисс Мьюр поднялась с земли. Теперь она стояла, одной рукой поглаживая шею Гектора, а другой придерживая подол юбки, в котором была собрана свежая травка, чтобы коню было удобнее есть.

– Определенно, вам известен некий секрет; теперь Гектор – ваш данник, а ведь до сего дня он признавал только своего хозяина, но никак не хозяйских друзей. Не желаете ли угостить Гектора хлебцем? Я всегда ношу ему хлеб по утрам, еще до завтрака – так у нас с ним заведено.

– То есть вы не ревнуете?

Мисс Мьюр подняла на Эдварда ясный и лучистый взор, и молодому человеку осталось только подивиться, как он вчера не заметил, до чего хороши глаза гувернантки.

– Ничуть. Ласкайте Гектора сколько вам угодно, ему это только на пользу. Он ведь одиночка – даже своих сородичей презирает, живет особняком. Совсем как его хозяин.

Последнее замечание словно не предназначалось для ушей мисс Мьюр.

– Особняком, мистер Ковентри? В такой-то любящей семье?

Лучистые глаза одарили одним-единственным сочувственным взглядом.

– С моей стороны и впрямь нехорошо так говорить. Беру свои слова обратно – ради Беллы. Просто младший сын всегда сам прокладывает себе дорогу в жизни, а мне такая возможность пока не представилась.

– Младший сын! Я думала… ах, простите…

И мисс Мьюр умолкла, вспомнив, что не имеет права на расспросы.

Эдвард улыбнулся и отвечал напрямую:

– Не смущайтесь меня. Вы, должно быть, решили, что я – наследник. За кого же тогда вы приняли вчера моего брата?

– Я подумала, это ваш гость, которого влечет в дом красота мисс Бьюфорт. Имени я не расслышала, а рассматривать этого джентльмена не посмела. Мое внимание было сосредоточено на вашей матушке, на вашей прелестной сестрице и на…

Здесь мисс Мьюр запнулась, но застенчивый взгляд, которым она одарила молодого человека, завершил фразу лучше, чем любые слова. Эдвард и в двадцать один год оставался пылким юношей, его смуглые щеки покраснели от смущения, оттого что он успел поймать взгляд мисс Мьюр, перед тем как девушка быстро опустила глаза.

– О да, Белла – замечательная девочка, ее нельзя не любить. Впрочем, вам придется с ней нелегко, потому что хоть она мила, но воспитание хромает. Мы ее упустили. Белла, видите ли, очень привязана к матушке, а та нездорова – вот мы и тянули с занятиями. Однако дальше оттягивать нельзя – будущей зимой мы начнем вывозить Беллу, а с ней еще работы непочатый край, не готова она к выходу в свет, – выпалил Эдвард, радуясь, что нашел безопасную тему для беседы.

– Я приложу все усилия. Кстати, мне давно пора быть с мисс Ковентри, а я вместо этого вкушаю радости деревенской жизни. Когда после долгой болезни вырвешься наконец из заточения, немудрено и позабыть о своих обязанностях – так прелестна летом английская деревня. Прошу, если такое со мной вновь случится, спустите меня с небес на землю, мистер Ковентри.

– Это имя принадлежит Джеральду, а я всего лишь мистер Нед, – пояснил Эдвард, вместе с мисс Мьюр повернув к дому.

Гектор трусил параллельно изгороди, пока мог, а напоследок протяжно и звонко заржал. Белла выбежала навстречу и приветствовала мисс Мьюр с небывалой сердечностью.

– Ах, какой очаровательный букет! А вот у меня не получается аранжировать цветы, и это ужасная досада, ведь мамочка их обожает, а сама выходить и любоваться клумбами не может. У вас прекрасный вкус, мисс Мьюр! – выпалила Белла.