На мгновение Джеральд онемел. После смерти отца он ни разу не слышал упреков, обвинения же, предъявленные ему за всю жизнь, мог счесть по пальцам. Таким образом, Джеральд испытывал принципиально новое чувство, а еще сама новизна усилила эффект. Теперь он ясно видел, что виноват, начал раскаиваться и восхищаться смелостью девушки, которая открыла ему глаза. Душа его была столь же благородна, сколь и горда, и поэтому, сделав над собой усилие, Джеральд произнес:

– Вы правы, мисс Мьюр. Я сам виноват, хотя попытался уладить дело, едва заметил, что Нед в опасности, – именно ради него я отправился в Лондон. Мои хлопоты были не напрасны: очень скоро Неда зачислят в полк, и с его отъездом проблема будет решена. Могу ли я сделать что-то еще?

– Увы, ситуация такова, что ваш брат уедет отсюда не с легким сердцем. Ему суждены страдания, которые, будем надеяться, выкуют из него мужчину, – печально сказала мисс Мьюр.

– Он скоро забудет вас, – начал Ковентри, поеживаясь при мысли о страданиях жизнелюбивого Неда.

– О да! Хвала небесам, мужчины способны забывать.

Мисс Мьюр сложила ладони, словно в молитве; тень скользнула по ее профилю. Нечто в интонациях, в чертах девушки растрогало Ковентри, навело на мысль о разбереженной давней ране и горьких воспоминаниях, которые пробудила новая любовь. Ковентри вообразил все это, ибо он был романтичным мужчиной, не знавшим любви, и скрывал свою истинную натуру под маской холодности и безразличия. Девушка, влюбленная в его друга (как он полагал) и любимая его братом, стала интересна и ему самому. Ковентри пожалел ее, захотел помочь ей и раскаялся в том, что до сих пор был к ней подозрителен, – словом, испытал весь спектр чувств, характерных для благородного человека, который напрасно был несправедлив к женщине. Бедное, лишенное крова создание, Джин Мьюр обрела в их доме покой – значит, она должна остаться. Белла к ней привязалась, матушка ею довольна; когда Нед уедет, некому будет подпадать под ее чары и восторгаться ее дарованиями. Эти мысли пронеслись в голове молодого человека, и заговорил он уже совсем другим тоном:

– Мисс Мьюр, благодарю за прямоту, которая, вероятно, причиняет вам боль. Со своей стороны, обещаю быть достойным вашего доверия. Вы проявили осмотрительность и великодушие, открывшись мне, ведь это деликатное дело крайне встревожило бы мою матушку; бог знает, какими могли бы быть последствия. Я сам поговорю с Недом и постараюсь залатать брешь своего затянувшегося пренебрежения. Знаю: вы мне поможете, так позвольте же просить вас остаться, ведь скоро Неда здесь не будет.

Глаза мисс Мьюр наполнились слезами, а в голосе вовсе не осталось холодности:

– Вы очень добры. Но я все-таки уеду; неблагоразумно здесь оставаться.

– Почему?

Мисс Мьюр зарделась, помедлила и отвечала твердым и чистым голосом, который составлял немалую долю ее привлекательности:

– Если бы я знала, что в семье Ковентри есть сыновья, я никогда не приехала бы в ваш дом. Леди Сидней сказала, что здесь только юная барышня. Когда я увидела сразу двоих джентльменов, я очень смутилась, потому что… потому что я очень невезучая… Невезенье мое состоит в том, что люди относятся ко мне лучше, чем я того заслуживаю… Я решила пробыть здесь месяц, ведь ваш брат говорил об отъезде, а вы помолвлены, но…

– Никакой помолвки не было.

Ковентри и сам не знал, зачем сказал это, слова просто сорвались с губ и возврату не подлежали. Джин Мьюр приняла их довольно странно: передернула плечами, как будто досадуя, и произнесла почти резко:

– Не было – значит, будет, потому что так правильно. Впрочем, это не мое дело. Мисс Бьюфорт хочет, чтобы я уехала, я же слишком горда, поэтому не останусь и не сделаюсь причиной развала счастливой семьи. Нет, я уеду, притом немедленно.

Мисс Мьюр порывисто обернулась, однако ее удержала рука, а голос внезапно появившегося Эдварда нежно вопросил:

– Куда это уедет моя Джин?

Бережное прикосновение и обращение по имени, казалось, уничтожили решимость и твердость мисс Мьюр. Приникнув к своему обожателю, уткнувшись личиком ему в грудь, она разрыдалась.

– Ради всего святого, не надо сцен! – раздраженно воскликнул Ковентри.

Ему достался свирепый взгляд: Эдвард мигом все понял, ведь у Ковентри в руке все еще было его письмо к Джин, и вдобавок юноша успел услышать последние слова своей возлюбленной.

– По какому такому праву ты прочел это, и кто позволил тебе вмешиваться в мои дела? – закипая, процедил Эдвард.

– Мисс Мьюр, – был ответ.

Ковентри отбросил письмо.

– И ты усугубляешь оскорбление тем, что велишь ей покинуть дом! – гневно выкрикнул Эдвард.

– Напротив, я умоляю ее остаться.

– Интересно зачем? Отвечай, черт возьми!

– Затем, что от нее много пользы; затем, что она здесь счастлива, и мне бы не хотелось, чтобы из-за твоего безрассудства эта девушка лишилась дома, в котором успела обжиться.

– Похвальная дальновидность пополам с заботливостью. Однако не утруждайся. Отныне я буду хлопотать и о счастье Джин, и о доме для нее.

– Дорогой мой мальчик, будь благоразумен. Ты затеял невозможное. Мисс Мьюр сама это понимает; она обратилась ко мне за советом, как лучше выйти из затруднительного положения, не беспокоя матушку. Я только что из Лондона – выхлопотал тебе назначение в полк, так что готовься к отъезду.

– А я не хочу уезжать. Месяц назад это было мое единственное желание, сейчас я ничего не приму от тебя. – Эдвард повернулся к брату спиной.

– Что за глупости! Ты должен покинуть дом. Все уже устроено, назад дороги нет. Тебе нужны перемены; служба в армии сделает тебя мужчиной. Мы, конечно, будем скучать, но в полку тебя ждет новая жизнь, и, поверь, военная служба лучше, чем тоскливое сидение дома с риском навлечь на себя неприятности.

– Вы уезжаете, Джин? – Эдвард не слушал брата – он склонялся над своей возлюбленной, которая продолжала всхлипывать у него на груди.

Мисс Мьюр не ответила. За нее это сделал Ковентри:

– Нет, она остается. Уехать должен ты.

– Значит, вы решили остаться? – с надеждой спросил Эдвард у мисс Мьюр.

– Я бы этого хотела, но…

Джин Мьюр запнулась и подняла глаза. Взгляд ее, скользнув по одному лицу, метнулся на другое, и она с решимостью добавила:

– Да, я должна уехать; неблагоразумно было бы оставаться в этом доме, даже когда его покинете вы.

Ни Эдвард, ни Джеральд не смогли бы объяснить, почему этот быстрый взгляд возымел такое действие. И все же каждым из братьев овладела неодолимая страсть доказать свое превосходство. Эдвард внезапно заподозрил, что его брат сам влюблен в мисс Мьюр и жаждет избавиться от соперника. Джеральду закралась мысль, что именно из-за него мисс Мьюр боится оставаться, и он вздумал продемонстрировать ей, что опасения беспочвенны. В равной степени чувствуя гнев, братья выказывали его по-разному: один из них словно взбеленился, другой стал холодно-язвителен.

– Вы правы, Джин, позвольте мне найти для вас более надежное пристанище, прежде чем я уеду в полк, – отчеканил Нед, его тон придавал каждому слову особый вес.

– А мне сдается, что здесь мисс Мьюр будет в полной безопасности, как только удалится главная и единственная угроза, – улыбаясь заявил Ковентри с незыблемым превосходством, усугубляя эффект от своих слов.

– Неужели? А по-моему, после моего отъезда в доме останется некто куда более коварный; это и бедняжка Люсия подтвердит.

– Я посоветовал бы тебе, Нед, тщательнее обдумывать свои слова, не то придется напомнить, что хозяин здесь я. Люсия здесь совершенно ни при чем, и будь добр, не впутывай ни ее, ни ее имя.

– Ты – хозяин дома, но я не слуга тебе. Ты не можешь мною командовать, не имеешь права ожидать от меня послушания или почтения, ибо не заслуживаешь ни того, ни другого. Джин, я тайно просил вас ехать со мной; теперь я прошу об этом открыто. Разделите мою судьбу. В присутствии брата я требую дать ответ!

Эдвард порывисто схватил мисс Мьюр за руку и с вызовом взглянул на Ковентри. Тот продолжал растягивать губы в улыбке, словно наблюдая за резвящимся младшим братишкой, но в глазах его уже промелькнула искра, и все лицо преобразилось от сдерживаемого бешенства, которое страшнее спонтанного проявления гнева. Мисс Мьюр выглядела испуганной; отшатнувшись от страстного юного обожателя, она подняла глаза на Ковентри, как бы желая, но не решаясь просить у него защиты.

– Говорите же! – выкрикнул Эдвард. – Не смотрите на моего брата! Ответьте прямо, от сердца – любите ли вы меня, смогли бы вы полюбить меня, Джин?

– Однажды я уже дала вам ответ. Зачем вы терзаете меня, зная, как тяжело, как больно мне будет ответить вам снова? – жалобно молвила мисс Мьюр, уклонившись от второй попытки Неда обнять ее и по-прежнему немо взывая к Ковентри.

– Вы всего лишь черкнули на бумаге пару строк, разве это ответ? Зато сейчас вы все для меня проясните, Джин. Я видел любовь в ваших глазах, улавливал ее в вашем голосе; стало быть, любовь живет в вашем сердце, просто вы боитесь это признать. Отбросьте страх; никто не разлучит нас. Ответьте мне, Джин, и пусть вашим ответом будет «Да».

Мисс Мьюр решительно отняла руку, еще на шаг приблизилась к Ковентри и заговорила медленно и отчетливо, даром что губы у бедняжки дрожали, а эффект, который могла возыметь речь, страшил ее саму.

– Хорошо, я отвечу вам, и отвечу прямо. Вы прочли любовь на моем лице… Любовь действительно живет в моем сердце, однако я не боюсь признать это. Жестокий, вы требуете правды; вот она: моя любовь – не к вам. Вы удовлетворены?

Отчаяние отразилось в глазах Эдварда. Он простер руку, моля о милосердии, но мисс Мьюр, вероятно, усмотрела в этом жесте агрессию и, боясь, что ее ударят, с жалобным криком прижалась к Ковентри. Рывок, перепуганное личико, спонтанное движение брата, который ощутил себя защитником, – все это было чересчур для Эдварда. В нем уже сцепились насмерть противоречивые чувства; обуянный слепой яростью, он схватил большие ножницы для обрезки, забытые садовником, и нанес бы своему брату роковой удар, если бы Джеральд не успел защититься, прикрывшись руками. Лезвие вонзилось в руку; вероятно, последовал бы второй удар, но мисс Мьюр с неожиданной отвагой и силой выбила ножницы и швырнула их в пруд, что был неподалеку. Джеральд осел на скамью, из раны текла кровь, а ее обилие говорило о том, что задета артерия. Эдвард стоял как громом пораженный; ярость иссякла, словно вся вылилась в удар, и теперь юношу захлестнули раскаяние и стыд. Джеральд поднял на него глаза, слабо улыбнулся и произнес без тени упрека или гнева:

– Не переживай, Нед. Прости меня и забудь обо всем. Подставь плечо и помоги добраться до спальни; незачем тревожить домашних. Да и рана пустяковая.

Однако губы Джеральда побелели еще прежде, чем он договорил, и силы его оставили. Эдвард бросился к брату, а мисс Мьюр, внезапно позабывшая страх, явила мужество и нехарактерную для молодой женщины сноровку в обращении с ранеными.

– Уложите его, мистер Эдвард, скорее! Дайте мне носовой платок и принесите воды, – распорядилась она со знанием дела.

Бедняга Нед повиновался и стал, едва дыша, наблюдать, как мисс Мьюр перевязывает руку Джеральда повыше раны, сооружает жгут из носового платка и рукояти хлыстика и тем самым останавливает фонтан крови.

– Наверное, доктор Скотт сейчас с вашей матушкой; ступайте и приведите его, – было второе распоряжение.

Эдвард бросился прочь, благодарный за любое задание, которое поможет избавиться от охватившего его ужаса, он отсутствовал всего несколько минут. В это время Ковентри наблюдал за мисс Мьюр: вот она опустилась перед ним на колени и смачивает ему виски одной рукой, пока другая надежно фиксирует повязку. Собранная, бледная, но уверенная в правильности своих действий, – такой была девушка в минуту опасности, ее глаза излучали непривычное сияние. Перехватив исполненный благодарного изумления взор Ковентри, мисс Мьюр ободрила его улыбкой, от которой ее лицо сделалось пленительным, и произнесла с нежностью, какой никогда прежде Ковентри от нее не удостаивался: