– Что одну школьницу, примерно твоего возраста, с длинными волосами, в такой же голубой форме… – Цзян Юйшу нахмурилась, рассеянно показывая на окно. – Ее будто кто-то утащил.

– А?.. – Глаза Тин расширились от удивления.

– Кошмар, да? – Сердце Юйшу до сих пор сжималось от пережитого ужаса. – Из-за этого я так торопилась. Думала, с тобой что-то стряслось…

– Что случилось потом?

– Потом я увидела тебя… – Цзян Юйшу ласково провела по щеке дочери. – Дурочка, если с тобой что-то произойдет, как я буду жить?

Цзян Тин опустила голову, медленно пережевывая помидор. На ее лице застыло задумчивое выражение.

– Разве со мной не все хорошо?

– Конечно, все хорошо! – Юйшу зевнула. – Весь день перелистывала расчетную книгу – вот в глазах и зарябило… Видимо, старею.

Цзян Тин не ответила. Набив рот рисом, она продолжала смотреть в свою тарелку.

* * *

Поужинав, Цзян Юйшу поторопила дочь, чтобы та шла делать домашнее задание; сама же принялась убирать со стола и мыть посуду. Затем, вернувшись за стол в гостиной, вновь принялась за работу. Спустя час опись для ООО «Даю юйми» была составлена. Цзян Юйшу вернулась на кухню налить себе воды – и обнаружила каплю, стекающую по оконному стеклу. Она открыла окно: в комнату сразу ворвался частый звук капель дождя и прохладный сырой воздух. Цзян Юйшу вздохнула его полной грудью, чувствуя, как нос заполняется сладковатым весенним запахом. Держа в руках стакан с лимонной водой, она еще какое-то время любовалась проливным дождем.

В сухой сезон дождь особенно ценен. Цзян Юйшу представляла, как быстро будут расти деревья и распускаться цветы. Подняв голову, она заметила, как на фоне черного неба дождевые капли превращаются в серебряные нити, обрушивающиеся нескончаемыми потоками на землю. Не допив воду, Цзян Юйшу вдруг вспомнила, что не закрыла окно в спальне, – и поспешила туда.

Цзян Тин сидела за столом, повернув голову, и тоже смотрела на дождь. Капли яростно барабанили по подоконнику, на котором уже образовался небольшой бассейн; на кровати, стоящей рядом с окном, были видны мокрые следы. Цзян Юйшу поспешно забралась на верхнюю койку и провела ладонью по ее поверхности; ближняя сторона простыни полностью намокла.

– Как можно быть такой невнимательной? – повернувшись, с укором произнесла Цзян Юйшу. – Льет как из ведра, а ты не догадалась закрыть окно?

– А? – Цзян Тин будто очнулась ото сна. – Я не заметила…

– О чем же ты думаешь, в конце концов?! – Цзян Юйшу схватила простыню и, скомкав, бросила ее на пол; затем достала из шкафа набор чистого постельного белья. – Перед сном поменяешь сама.

Пока она отчитывала дочь, ее взгляд скользнул по столу. Цзян Тин написала всего лишь каких-то пару строчек домашнего задания. Гнев сразу ударил в голову:

– Чем ты занималась больше часа? Написала только это?!

– Я…

– Читала повести или слушала музыку?

Цзян Юйшу принялась перебирать предметы на столе, но не нашла никаких других книг, кроме учебников, и плеера тоже. Недоумение породило еще большую ярость.

– Да что ты уставилась в одну точку, в конце-то концов?!

Цзян Тин ничего не ответила – лишь взяла ручку и сделала вид, словно что-то быстро пишет. У Цзян Юйшу уже не осталось сил продолжать отчитывать ее, поэтому, бросив резкое «поторапливайся», она вышла из спальни.

Бросив постельное белье в машинку, Цзян Юйшу села на диван, потирая пульсирующие болью виски. Она не понимала, что на нее вдруг нашло, – обычно редко что могло настолько вывести ее из себя. Подумав, Юйшу мысленно вернулась к «ложной тревоге» перед закатом. Она прекрасно помнила, как дочь, целая и невредимая, стояла перед ней. Словно украшение, которое потерялось, но нашлось снова.

На самом деле, она им действительно была…

Когда Юйшу ходила беременной, ее отношения с мужем были хороши как никогда. Он надеялся, что у них будет сын, Юйшу же хотела дочь. Причина была простой: она могла бы наряжать ее в платья, плести косы… Как же здорово – превращать дочь в настоящую принцессу! Однако на седьмом месяце, возвращаясь с работы, Цзян Юйшу поскользнулась. Врач сказал, что ребенка, возможно, не удастся сохранить, Сунь Вэймин, узнав, что у них будет дочь, тоже предложил ей сдаться. Но Цзян Юйшу не соглашалась – и настояла на своем.

Когда Цзян Тин только родилась, она весила всего два с половиной килограмма и выглядела будто котенок без шерсти. У нее не было даже сил плакать. В инкубаторе новорожденная Тин провела полмесяца – и после этого стало понятно, что ее крохотная жизнь спасена.

Так как дочь родилась раньше срока, она была очень хилой и часто болела. Эти несколько лет Цзян Юйшу тщательно следила за распорядком Тин и не разрешала себе быть невнимательной ни в чем. Она вкладывала в дочь все силы и душу – даже не замечала бурлящую страстью интрижку Сунь Вэймина.

В конце концов они, конечно, были вынуждены развестись. Цзян Юйшу не могла стерпеть физическую и психологическую измену мужа; решение же Сунь Вэймина определялось тем, что в животе той женщины находился мальчик. Однако он не отказался от выплаты алиментов. В то время Сунь Вэймина выдвинули на место секретаря заводского комитета, и в плане материального положения и социального статуса он был намного выше Цзян Юйшу. Но намеревался оставить дочь себе. И это были не просто разговоры.

Когда они обсуждали это в последний раз, Цзян Юйшу приставила ножницы к лицу Сунь Вэймина и сказала лишь одно:

– Мне нужна Тин-Тин.

Он застыл от испуга – и послушно подписал соглашение о разводе, оставляя при этом квартиру и дочь бывшей жене.

Вот так семья из трех человек превратилась в семью из двух, а Сунь Тин стала Цзян Тин. К счастью, она от природы была смышлена и послушна, привыкла проводить время с мамой. Уход отца из семьи совсем не расстроил ее, а к новому имени она быстро привыкла. На Новый год и другие праздники, особенно на дни рождения Цзян Тин, Сунь Вэймин брал ее праздновать с собой. Но затем он построил новую семью – с той женщиной у них родился сын, и после этого Вэймин не так часто виделся с дочерью. Похоже, для него и правда имело большое значение, какая фамилия у ребенка – Цзян или Сунь.

Но Цзян Тин не обращала на это внимание: приезжал отец повидать ее или не приезжал – все одно. Она была счастлива независимо от этого. Цзян Юйшу же была очень признательна дочери. Неважно, поступала Цзян Тин так в силу своего характера или же сознательно, но все равно она уменьшила то эмоциональное бремя, которое несла на себе мать. Сожаление от распавшейся семьи и постоянная нехватка средств для оптимистичной и смышленой Цзян Тин не являлись трудностями.

…От этих воспоминаний сердце Цзян Юйшу смягчилось. Она поднялась и направилась на кухню – там заварила кружку сухого молока и аккуратно поставила на стол Цзян Тин в комнате. Та сидела к ней спиной и, опустив голову, усердно писала домашнее задание. Цзян Юйшу погладила ее по голове, из-за чего ручка в руках Тин остановилась. Задрав подбородок и потершись макушкой о материнскую руку, она шутливо произнесла:

– Мяу…

Юйшу не смогла сдержать смех.

Дочь с матерью легли спать ровно в одиннадцать. Комната Цзян Тин моментально погрузилась в тишину. Цзян Юйшу же никак не могла заснуть. С одной стороны, ссадина на руке все еще саднила, с другой – беспокойство так и не покинуло ее сердце. Ей казалось, будто на нем лежит камень, и непонятно было, в какой угол его пристраивать. Вдобавок за окном продолжал лить дождь, отстукивая неровный ритм по подоконнику – кап-кап, тук-тук, – что заставляло ее нервничать еще больше.

И вот так Цзян Юйшу проворочалась до самого рассвета; лишь когда небо начало потихоньку светлеть, уснула неспокойным сном. А через некоторое время прозвенел будильник.

С тяжелой головой и ватными ногами Цзян Юйшу все-таки заставила себя сползти с кровати и приготовить дочери завтрак. Странно было то, что Цзян Тин, похоже, тоже плохо спала. Она отозвалась только на второй раз – и лишь тогда, с огромными кругами под глазами, неохотно поднялась. Цзян Юйшу заметила, как дочь с зубной щеткой во рту, замерев, смотрит в окно. Она была словно не в себе.

– На что ты смотришь? – Цзян Юйшу со стуком поставила тарелки на стол. – Быстрее! Опоздаешь ведь.

– Да… – Цзян Тин наконец-то очнулась и принялась поспешно чистить зубы. – Небо наконец-то просветлело.

И правда, непонятно когда, но проливной дождь прекратился. Сейчас можно было видеть, как пространство заполняется прекрасными рассветными лучами; воздух казался свежим и чистым, и в нем разносилось щебетание птиц.

У Цзян Юйшу не было возможности долго любоваться на картину после дождя. Она была занята тем, что подгоняла дочь: съела ли та завтрак, собрала ли портфель, умылась ли, нанесла ли легкий макияж… Когда Цзян Тин была готова, они наконец вместе вышли из дома.

Спустившись, Цзян Юйшу поняла, что забыла взять бухгалтерскую книгу. Не было времени ругать себя за невнимательность, поэтому она вновь поторопила дочь на автобус, а сама вернулась в квартиру. Когда же вышла вновь, уже с книгой, Цзян Тин и след простыл. Цзян Юйшу поторопилась к выходу из жилого комплекса. Завернув за угол, она увидела пустое пространство между двумя домами – и во рту у нее внезапно пересохло, будто кто-то схватил ее за горло. В тот же миг тот же камень снова навалился ей на сердце, сковывающее всю ночь чувство беспокойства накатило с новой силой – и заставило ее вновь задуматься. «Вчера вечером… меня подвело зрение, или девочку и правда кто-то утащил?»

Цзян Юйшу инстинктивно опустила голову. За дождливую ночь трава на небольшом газоне заметно подросла, и на ней повисли круглые жемчужины росы.

И там, в густой траве, лежал треснувший школьный пенал.

Глава 2
Дело об убийстве

Гу Хао стоял на кухне, глядя на фарфоровую тарелку, накрытую еще одной. Приподняв ее, увидел глазунью: та уже полностью остыла, на ее поверхности затвердело соевое масло – от его вида аппетит сразу пропал. Но Гу Хао все-таки соскреб глазунью и, отправив ее в рот, медленно прожевал. Желток еще был мягким, а вот белок затвердел, словно резина.

Послевкусие оказалось с примесью горечи, поэтому Гу Хао, наклонившись, набрал полный рот воды из-под крана и сплюнул. Повторил это несколько раз; наконец во рту стало посвежее. После того как он проглотил на завтрак простоявшую всю ночь пищу, его желудок запротестовал. Глазунья, казалось, полностью сохранившая свою форму, вреза́лась в желудок. Гу Хао выругался, поставил сковородку на плиту – и принялся готовить нормальный завтрак.

После того как тарелка лапши с мясной соломкой согрела желудок, неприятные ощущения подутихли. Гу Хао удовлетворенно вымыл и вытер посуду, затем постоял среди комнаты в раздумьях. И снова включил плиту, чтобы вскипятить воды. Пока та нагревалась, подготовил заварочный чайник и чайные листья, затем взял газету около входной двери и принялся вчитываться в нее, стоя у плиты. Спустя несколько минут чайник закипел. Гу Хао, отложив газету, выключил плиту и заварил чай.

Зажав газету под мышкой, с чашкой чая в руках, он вышел из квартиры. Подняв голову, глянул на 101-ю квартиру слева: темно-серая железная дверь прочно закрыта, из-за нее не доносится ни звука. Возможно, тот шумный мальчишка сейчас не дома…

Гу Хао продолжил свой путь.

Девушка напротив уже два дня не приходила поесть яичницы.

* * *

Около дома стояла беседка, сооруженная из бетона. Внутри были стол с длинной скамьей из того же материала. Гу Хао прошелся по мокрой дорожке из красного кирпича и, выбрав более-менее сухой участок скамьи, сел. Положил на стол газету, поставил чашку с чаем и достал сигареты с зажигалкой. Вот он, базовый набор пенсионера…