С криком «Йоху-у-у» отозвался Васятка, попеременно падающий то на Тимура, то на Артема. Я не упомянула, но, думаю, всем и так было очевидно, что он набрался больше всех. Видимо, не привык к интенсивным алкогольным нагрузкам. Ребята, подхватив его под руки, потащили к лестнице, чтобы транспортировать в каюту.

– Мне с ним спать, – жаловался Тимур, взывая к моему состраданию. – Веселая ночь в обнимку с унитазом ему обеспечена.

– Сейчас я принесу вам активированный уголь, – предложила Танечка, семеня следом. – И себе тоже…

– Нет, мне тут, снаружи, лучше, – брыкался Васятка. – У меня от этого бултыхания морская свинка делается.

– Морская свинка делается… – хихикал веселенький Славик, большой любитель коллекционировать чужие перлы. – Дарина, ты слышала? Надо записать!

Моя чуйка никогда не подводила: расходиться мы начали вовремя. Как раз принялся моросить мелкий дождь, поначалу ощущающийся как сырость, повышенная влажность воздуха. Подставив ладонь и увидев, как она намокла, я констатировала: первый вечер на теплоходе удачно подошел к концу.

Первый негритенок

Теплоход мерно покачивался, и я сама не заметила, как заснула. Проснулась резко, словно от толчка. В каюте было темно, лишь отблеск фонаря на палубе освещал ее. Сколько же я проспала? Перевернувшись на бок, вздрогнула: на соседней подушке спиной ко мне спал мужчина. Я проглотила комок в горле, от неожиданности, не подумав даже испугаться. И протянула руку, чтобы дотронуться до его волос, хотя и так знала: это Дубровский.

Он повернулся и сонно улыбнулся, я это даже не увидела, а почувствовала кончиками пальцев. Все еще не понимая, как он тут оказался, я трогала его лицо, в каждом миллиметре находя подтверждение, что это не сон. Глаза уже чуть привыкли к темноте, и я заметила, что выражение его лица скорее серьезное, вдумчивое, чем веселое. Я понимала, что он вернулся навсегда, хотя и не понимала, как именно он это проделал.

То, что меня ожидало, было так прекрасно, но я не верила, что это будет. И при этом понимала, что все логично, все так и должно быть, все правильно и иначе и быть не могло.

«Может быть, мы и сможем, может, у нас все-таки получится…»

Я попыталась мгновенно затоптать, потушить эту мысль, потому что высказать ее словами даже самой себе – значит, обречь, осветить пустоту и непримиримое противостояние.

Иначе вселенная, эта страна, этот город, эта река и этот отдельно взятый теплоход, и каюта не вынесли бы моего горя, доведись нам с Дубровским еще раз расстаться.

Он протянул руку и привлек меня к себе, а я вцепилась в его плечи, боясь хоть на секунду зажмурить глаза и потерять его из виду. Дубровский поцеловал меня в ямочку между ключицами, стал подниматься вверх по шее, но я, не выдержав пытки, впилась в его губы, обхватив лицо руками…

…Кап-кап…Я ощутила на своей коже капли воды, одна даже упала на лицо Дубровскому, и я поспешила смахнуть капельку, подняла голову вверх, чтобы понять, откуда сочится влага. Но тут мне капнуло в глаз, и я его… открыла. Стоп, выходит, до этого глаз у меня был закрыт? А как же…

Рукой я судорожно ощупала подушку рядом и сердце, выдержав пару секунд без стука, покатилось вниз на американских горках, ухая и подпрыгивая.

– Нет!

– Эй, с тобой все нормально? – тряс меня за плечи Славик. А это именно он стоял надо мной. С его дождевика капало и на меня, и на подушку.

– Ты что тут делаешь? – простонала я, досадуя на то, что настырный приятель вторгся даже в мой сон.

– Мы же договаривались встречать рассвет, – удивился Славик, и с него еще раз капнуло мне на руку. Я пощупала воду пальцем и, окончательно проснувшись, села. И поняла, что Славик настойчиво пытается встретить рассвет, хотя не поручилась бы, что рассвет будет рад встретиться со Славиком.

– Не стоит так буквально воспринимать слова выпивших людей, – буркнула я, натягивая свитер. – Уверена, кроме нас с тобой на палубу больше никто не выползет. Погоди, а где бабуля? Я вчера совсем о ней забыла…

– Она же пошла спать и каюты перепутала. Так и уснула в моей, я уж не стал ее тревожить. Кровати там две, лег напротив. Правда, она храпела, как медведь. А ты что, не заметила, что ее не было?

– Если честно, пока вчера всех уложили, пока убрались… Короче, я ввалилась в каюту без задних ног. Было темно, и, кажется, рядом кто-то тоже храпел. Я была уверена, что это бабуля.

– У тебя за стенкой Артем с Эллой. Наверное, кто-то из них и похрапывал. Ладно, бедося, вставай!

Конечно, вылезать из-под теплого одеяла и идти на палубу не хотелось. Зато хотелось плакать так отчаянно, что ни одна подушка в мире не вместила бы столько влаги. И я пошла плакать под дождем. Когда с неба низвергается водопад слез, твои собственные становятся как будто бы менее значительными.

– Так что ты там кричала во сне? – вспомнил вдруг Славик.

– Это был всего лишь злой, глупый и жестокий сон, – отрезала я. – Он никогда больше не появится.

Приятель нахмурился и вполне толково уточнил:

– Кто он?

– Наполеон. Все, отстань. Гляди, все еще моросит. Наверное, дождь всю ночь шел. Хоть бы эта погода не испортила нам все планы.

Река спала в объятиях тумана, словно молчаливая хранительница снов. Ее воды отражали мерцающие лучи рассвета, колыхая величественную красоту утра. Туман плавно обволакивал каждый уголок, придавая всему таинственность. Какая-то черная птица лениво взмыла в небо, оставляя за собой клубы перламутрового пара.

– Иванов тут? – запоздало вспомнила я виновника нашего торжества, оторвавшись от созерцания чудес природы.

– Да, слышал, как он садился. Я же попросил Юрца меня разбудить, когда будет остановка. Где-то через два часа после того, как все разошлись.

– Извини, что не подумала помочь, – сказала я. – Это все Соня виновата. Все время подливала мне шампанского, и я заснула, как убитая, только коснулась подушки.

– Да ничего! Ты же знаешь, я почти не пьянею, всегда бодрячком. Мне это ничего не стоило. Высунулся из каюты, даже помахал гостю. Спросил, не надо ли чего. Но у него только один чемодан на колесиках с собой был. Юрик ему помог подняться, каюту показал, поэтому Иванов сказал, чтобы я никого не будил.

– А Соня? – уточнила я.

– Не знаю, не видел ее, – пожал плечами Славик.

– Странно, она вроде собиралась встречать нашего миллионера. Может, к тому времени просто уснула?

– Она так назюзюкалась, что, скорее всего, отрубилась, – отмахнулся Славик и повертел головой по сторонам, приговаривая:

– Эх, я бы сейчас латте на пекановом молочке с сиропом папайи выпил.

Мы направились на среднюю палубу, и вот тут я заметила, что возле пластикового стула, что стоял под козырьком у мангала, кто-то лежит.

– Вот! А ты говорила, что никто не встанет в такую рань, – начал было Славик, но осекся.

– Кто-то реально приперся встречать рассвет лежа? – пробормотала я.

Через пару шагов вперед я узнала симпатичные резиновые сапожки Сони и охнула.

«Что она тут делает одна? В каком-то полулежачем состоянии… Ну, хоть под козырьком…»

Славик тоже уже понял, кто на палубе. Мы с приятелем взволнованно поднимались по лесенке, стараясь не поскользнуться на мокрых ступеньках.

– Осторожно, – пробормотала я машинально.

– Соня! – нарочито бодро позвал ее Славик, но никакого движения не последовало. – Эй, Соняяя!

– Что за…

Забыв про опасные ступеньки, я перешагнула сразу две и бегом направилась к подруге, на ходу понимая, что по позвоночнику у меня побежали крошечные тревожные мурашки. Сердце заколотилось быстрее обычного.

– Славик, чего она не отзы… Ох… – выдохнула я, потому что увидела залитую кровью норковую курточку. Казалось, Соня просто заснула, неестественно вывернув голову. И в этот момент я обрадовалась, что не могу видеть ее лицо, потому что лежала она на животе. Ветер подхватывал и трепал ее мокрые волосы.

Славик схватил ее посиневшую от холода руку и принялся искать пульс.

– Пресвятые джигурдинки… – сдавленно прохрипел он через какое-то время, показавшееся мне вечностью.

– Она что, мертвая? Что тут произошло?

– Первый негритенок… – зачем-то прошептал Славик.

Пока я стучала зубами и раздумывала, как поделикатнее заорать в предрассветной дымке, за нашими спинами раздались шаги. Кто-то, тяжело ступая, поднимался по лестнице на палубу.

Я резко обернулась, как будто ждала нападения, и инстинктивно прикрыла собой Славика. Тот, не растерявшись, схватил в руки шампур. Но то, что я увидела, превзошло мои самые смелые фантазии. Я почувствовала, как завибрировали колени, сотрясаемые барабанной сердечной дробью. И в этот момент был невероятно высок риск того, что трупов на теплоходе станет два.

На расстоянии вытянутой руки от меня стоял… Дубровский. Стоял и улыбался. Он явно хотел обратиться ко мне с речью, но тут увидел Славика, окровавленную Соню за моей спиной, и улыбка резко поползла вниз.

– Что здесь произошло? – хрипло спросил он. – Скажи мне, что это сделала не ты, а придурок Славка. Я его отмажу по невменяемости.

– Ты… Ты откуда… Ты в своем уме? – опешила я. Теперь было не ясно, что делать сначала: падать в обморок из-за Сони или выяснять, что тут делает Дубровский. Такого когнитивного резонанса мой мозг был не в силах вынести. Оттого подзавис.

Но времени «на подумать» мне не предоставили. Лестница снова заскрипела под чьим-то весом: на палубу, кутаясь в плед и сонно щурясь, поднимался Артем. То, что произошло дальше, окончательно ввело меня в ступор.

Вместо того чтобы удивиться новому человеку на борту, он кинулся обнимать Дубровского со словами:

– Сашка, а я уже решил, ты вообще соскочишь и не явишься! Сколько лет не виделись! Наконец-то собрались… Ты как, брат? Ох, и перебрали мы вчера в ожидании тебя…

– Я-то нормально… – пробормотал Дубровский, похлопав Артема по плечам, словно старого доброго приятеля.

– Вы знакомы? – не поняла я, а Артем глянул на меня без приязни:

– Дарина, с тобой все нормально?

– Со мной???

И только сейчас, заметив наши растерянные лица, Артем додумался спросить:

– А что тут происходит? Вы чего такие… странные?

Мы нехотя расступились, предоставляя ему обзор. Артем несколько раз поморгал, потом потер глаза тыльной стороной ладони, еще раз моргнул и вот тогда начал стремительно сереть:

– Это Соня? Черт… Там что, на шубе? Это кровища? Ее что, шампуром проткнули?

– Артем… – начала я и гаркнула на застывшего тушканчиком Славика, – убери уже этот шампур!

– Она живая? – хрипло пробормотал Артем и тут же вскрикнул: – Соня! Да сделайте вы хоть что-нибудь!

– Поздно. Пульса нет. Она не дышит, – отмер Славик.

– И ты так спокойно об этом говоришь…

– Извини, мы как раз собирались начать орать, но тут пришел он, – ткнул Славик пальцем в Дубровского.

– Вы… вы… Кто это сделал? – теперь Артем обращался почему-то ко мне. Как будто я и без того не хлебнула проблем. Все будто сговорились медленно думать, медленно говорить и еще медленнее действовать. Хотя это было не так уж удивительно в такой ситуации.

– Откуда я знаю? И ничего мы не спокойные, просто шок еще не прошел. Мы со Славиком поднялись сюда за минуту до вас. Точнее, сначала мы, потом вот он, – теперь пальцем в Дубровского ткнула я, еще не решив, как его называть, – а потом уже ты.

– Господи, скажите, что это какой-то розыгрыш? Нас снимает скрытая камера, да? Сейчас башка треснет… – заявил Артем, потирая виски и оглядываясь по сторонам с безумным видом.

Первым из анабиоза вышел, как ни странно, Славик.

– Не трогай здесь ничего! – завопил он, заметив, как Артем в растерянности потянулся к бутылке с виски, стоявшей на столике возле Сони.

– Это не розыгрыш? – еще раз уточнил Артем, а когда мы все покачали головами, вздохнул со всхлипом.

– Нет, мужики, вы как хотите, а мне надо выпить, – пробормотал он. – На хрен я вообще выперся из каюты?

– Кстати, да, – подал голос Дубровский. – Зачем вышел?