На демонологические представления народов Урала и Поволжья повлияли мозаичность местных религиозных верований, сочетание языческих традиций и мировые религии. В рассматриваемых культурах тюркских и финно-угорских этнических групп (а также русского населения) при всем многообразии выделяются и общие черты. Они обусловлены длительным взаимовлиянием народов, их соседством и общим историческим прошлым.

Читатель познакомится с «теневой» составляющей фольклорных традиций уральских и поволжских народов – представлениями о нечистой силе. Он увидит, сколь они многообразны и как изменчивы с течением веков. В качестве основных источников в книге использованы опубликованные фольклорные записи XIX – начала XXI века, собственные полевые записи автора, материалы из архива кафедры этнологии исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова и архива Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. В частности, привлечены архивные материалы советского финно-угроведа Веры Николаевны Белицер (1903–1983), специалиста по материальной культуре и обрядам народов Урала и Поволжья. Экспедиционные исследования проводились автором как индивидуально, так и в составе Поволжской этнологической экспедиции МГУ им. М. В. Ломоносова. В тексте приведены литературно обработанные фрагменты интервью. Все цитаты из полевых материалов анонимны и приводятся с разрешения информантов^[9]. Для удобства читателей впервые упоминаемые в тексте этнографические понятия даны курсивом. Мифологические термины народов Урало-Поволжья приведены в русской транскрипции без включения специальных символов других алфавитов. Названия мифологических персонажей указаны со строчной буквы в случае, если подразумевается множественная категория существ, и с прописной, если речь идет о конкретном, единственном в своем роде духе или божестве.

Разговор о нечистой силе и вера в духов

Для начала кратко охарактеризуем основной предмет нашего разговора – мир демонов и особенности бытования демонических образов в современной традиции. Демонология – это совокупность мифологических знаний об образах и о сверхъестественных явлениях, не имеющих божественного происхождения. В фольклористике для этой сферы существует понятие «низшая мифология», применимое в основном к образам злых демонов, духам-хозяевам, людям со сверхъестественными свойствами.

В фольклористике и этнолингвистике активно используется система описания мифологических персонажей по ряду характерных черт, первоначально разработанная на славянском материале. Ученые предлагают выделять такие признаки, как 1) наименования персонажа; 2) ипостаси (принятие разных обличий); 3) внешний облик; 4) атрибуты и спутники (например, гребень, меч); 5) взаимоотношения персонажей, наличие у них семьи, парность (духи-супруги), групповая или индивидуальная представленность; 6) генезис – способы возникновения персонажа (в результате «неправильной» смерти, колдовских действий и т. д.); 7) локусы – места появления и/или обитания; 8) время активности; 9) свойства и способности (например, оборотничество или способность сглаза); 10) особенности поведения; 11) функции (например, вредоносная деятельность или защита своего пространства); 12) объекты воздействия (люди, животные, растения, природные явления); 13) модусы – свойства образов, проявляющиеся только в определенных случаях; 14) формы и ситуации контактов с человеком; 15) основные фольклорные мотивы, которые связаны с деятельностью персонажа (например, мотивом можно считать ситуацию «дух леса проклинает деревню»); 16) характеристика фольклорных источников, в которых встречаются перечисленные признаки. Эта развернутая система описания частично использовалась автором книги в проведении опросов и описании фольклорных персонажей народов Урала и Поволжья.

Этнолингвист Л. Н. Виноградова предлагает свою классификацию мифологических персонажей на основе славянских фольклорно-этнографических данных. Как и любая подобная типология, она не универсальна и лишь отчасти применима к мифологическим системам других народов. В рамках этой классификации выделяют: 1) духов – хозяев домашнего пространства; 2) духов – хозяев природных локусов; 3) духов болезней; 4) духов – олицетворения несчастья, бед; 5) духов-обогатителей; 6) пугающих мифологических персонажей-устрашителей; 7) персонификации времени; 8) персонажей, вредящих роженицам и новорожденным; 9) духов-любовников; 10) духов – охранителей кладов. К ряду мифологических персонажей примыкают и живые люди: колдуны и ведьмы, двоедушники, одержимые и другие^[10]. Мы используем эту классификацию лишь частично, потому что не все выделенные категории уместно подробно рассматривать на материале Урало-Поволжского региона. В частности, в местных современных традициях почти не представлены персонификации несчастья. Во многих случаях разделение персонажей носит условный характер. Например, духи – хозяева локусов могут выступать и в роли устрашителей, и в роли обогатителей. Для носителей традиции не существует четких различий между персонажными группами, а типологизацией образов занимаются исследователи. Основу структуры книги составила следующая условная классификация:

1 глава посвящена обобщенным представлениям о нечистой силе;

2 глава – духам – хозяевам домашнего пространства;

3 глава – банным духам;

4 глава – мифологическим хозяевам и обитателям воды;

5 глава – духам лесного пространства;

6 глава – главным персонификациям зла, божествам-антагонистам;

7 глава – обитателям загробного мира и мифологическому восприятию смерти;

8 глава – возвращающимся с того света мертвецам;

9 глава – змееподобным чудовищам;

10 глава – мифическим великанам;

11 глава – духам природно-климатических явлений и стихий;

12 глава – духам-болезням и поселяющимся в человеке существам;

13 глава – людям, обладающим магическими способностями.

Теперь коротко о ремесле собирателя. Многое в изучении традиции зависит от конкретного информанта, с которым велась беседа. Рассказчик может путать имена персонажей или вовсе не использовать их, употреблять в речи обобщенные понятия, например «нечисть». Он сам интерпретирует события мистического характера, придает им определенный смысл. К примеру, в ходе разговора информант определяет принадлежность персонажа к ведьмам, чертям, лесным духам, а может и вообще сомневаться в демоническом происхождении описываемого или наблюдаемого образа. Все это осложняет задачу дифференцировать мифологических персонажей, а многие выводы, к которым приходит исследователь, продиктованы субъективной оценкой повествователя.

Очень часто рассказчик избегает называть демона по имени. Почему? Не только по причине сакральных запретов или из страха перед этими существами, но и в силу коммуникативных особенностей жанра мифологических рассказов. Вместо слов «черт», «лесной демон», «шайтан» он использует другие способы номинации. Например, вместо существительных он использует глаголы «пугает», «водит», «портит». Кто этим занимается? Часто рассказчик не знает и сам. Поэтому бывает так, что присутствие персонажа подразумевается, но сам он не назван. В других случаях вместо мифонима ^[11]мы можем услышать местоимения он, она, этот, тот, кто-то, подразумевающие мифологического персонажа. Повествователь может не задумываться о том, какая именно нечисть встретилась ему, описывая ее через внешние признаки: пол («мужик», «женщина»), возраст («ребенок», «старуха»), физические параметры («высокий», «темный»), одежда. «Видела женщину в белом с длинными волосами» – вне контекста даже не всегда понятно, что речь идет не об обычном живом человеке, а о мифологическом существе. Именно с такими речевыми формами мы наиболее часто встречаемся в экспедиционных интервью. Если же демонический персонаж или колдун способен превращаться в животных, то в тексте он, вероятнее всего, будет назван по своему временному обличью: собака, птица, лягушка. Бывает и обратная ситуация: человек описывает своего родственника, знакомого, называет его по имени собственному, и только в контексте всего рассказа становится понятно, что этот конкретный персонаж – вернувшийся с того света покойник или оборотившийся в человека демон. Раскрыть содержательную и образную часть нарратива ^[12]помогают уточняющие вопросы собирателя, знание им традиции, собственный опыт фольклорной коммуникации и исследовательская интуиция. При этом необходимо помнить, что подсказывание информанту ответов на вопросы, попытка навязать ему собственные знания о мифологии ведут к грубым неточностям в фиксации материала.

Очень важно при общении с информантами учитывать контекст беседы, обстоятельства, в которых происходит разговор. Случается, что рассказчик нервничает, расстроен, напуган, ведь разговоры о духах и покойниках могут напомнить ему не самые приятные моменты жизни. Важен и культурный опыт рассказчика: его образование, увлечения, степень религиозности могут повлиять на интерпретацию мистического опыта. Следует учитывать и другие факторы, формирующие мифологический рассказ: восприятие событий местными жителями, традиции рассказа фольклорных текстов, степень веры повествователя в описываемые события.

Основной источник, представленный в книге, – тексты несказочной или мифологической прозы, то есть разновидность фольклорных текстов, рассказываемые как достоверные события (в отличие, например, от сказок). Этот термин вполне применим к фольклорной традиции народов Урала и Поволжья. Исследователь мифологии славян Е. Левкиевская выделяет четыре основных типа мифологических рассказов: былички, поверья, дидактические высказывания (назидания, запреты) и обращения к мифологическим персонажам^[13]. Первые два типа рассказов будут часто встречаться на страницах этой книги. Под быличкой принято понимать сюжетный рассказ о сверхъестественных явлениях, о встрече человека с нечистой силой. Как правило, в такого рода устных рассказах присутствует герой, человек, который видит и слышит демона, вступает с ним во взаимодействие. Еще одна распространенная форма мифологического рассказа – поверье, «бессюжетное сообщение о верованиях, обычаях, ритуальных практиках»^[14]. Часто поверья начинаются со слов «говорят, что». Например, «у нас говорят, что за печкой живет дух дома» – типичная форма поверий. Рассказчик несказочной прозы может находиться в разных связях с мистическими событиями: быть непосредственным их участником, наблюдателем, пересказчиком.

Когда мы говорим с информантами об их опыте взаимодействия с нечистой силой, то сталкиваемся с рядом сложностей и противоречий. Например, собеседник может стесняться говорить о мифологических представлениях, считать это чем-то неважным и смешным, тем более в разговоре с учеными. Некоторые носители традиции, напротив, убеждены в реальности демонов и их силе, поэтому не хотят упоминать даже их имен. Современные рассказчики могут предлагать рациональные объяснения увиденному, сомневаться в его сверхъестественности. Поэтому фольклорные повествования могут быть фрагментарны, в них отсутствуют детали. Наша задача как этнографов и фольклористов – вызвать доверие респондента^[15], расположить его к себе, убедить в важности любой устной информации.