Потом постелила себе на диване и легла, открыв окно. Вечер был теплый, так бывает в нашем городе в конце апреля, но в мае запросто может и снег пойти.

Диван был старый, продавленный, мне в бока впивались пружины, и я долго не могла заснуть. Перед моим внутренним взором проходили отвратительные сцены…

Ну да, легко сказать – наплевать и забыть, как страшный сон. И как такое забудешь…

Артем в ярости кричал, что я сама во всем виновата, сто раз это повторил…

А дело было так. Я взяла отгул и поехала к бабушке.

То есть бабушки нет уже почти год, она умерла и квартиру свою оставила соседке тете Зине. Та ухаживала за ней, и вообще они дружили много лет. Ценного у бабушки не было ничего – старенькая мебель, кое-какая посуда…

Кое-что забрала моя мать, потому что мне, сами понимаете, взять вещи было некуда, своей жилплощади нет, а к Артему я взять ничего не могла, он не то чтобы не позволил, но часто напоминал мне, что квартира – его и чтобы я ее не захламляла.

В общем, тетя Зина позвонила мне и сказала, что ее сын женится и бабушкину квартиру они продают, поскольку молодым свое собственное жилье нужно.

Денег много не выручат, но на первый взнос хватит. Остались от бабушки какие-то книжки и огромный альбом с фотографиями, так что с этим делать?

А я про альбом совершенно забыла. И тут представила, что его выбросят на помойку, и сказала, что приеду и заберу. Только быстрее, сказала соседка.

Так что я взяла отгул и поехала.

Ночь с четверга на пятницу я провела в поезде, утром тетя Зина накормила меня завтраком и отвела в квартиру. Там, конечно, уже ничего от бабушки не осталось, но альбом лежал на видном месте возле двери. Я еще помогла тете Зине разобраться с книжками, кое-что мы отнесли в библиотеку, кое-что – к букинисту.

Потом пришел ее сын Женька, мы поболтали с ним о грядущей свадьбе, после чего я почувствовала, что пора мне уходить, потому что у них дел полно.

Женька работал на железной дороге, так что он мигом помог мне поменять билет. Я согласилась, потому что не улыбалось мне болтаться до вечера по городу, а потом ночь трястись в поезде. А так приеду хоть поздно, но зато в своей постели высплюсь. А там два выходных, успею в себя прийти.

Через их станцию проходил скорый поезд прямо до Петербурга, и Женька достал мне на него билет. И довез до вокзала, и в поезд посадил, за что ему спасибо.

Только лучше бы он этого не делал, потому что мне-то его заботы вышли боком. С Артемом мы договорились, что я приеду утром, и только в поезде я сообразила: нужно, чтобы он меня встретил, не хочу связываться с такси. Выслала ему три сообщения, но он не ответил, даже не прочитал.

Я подумала, что телефон глючит или же он закатился куда-то с приятелями и нарочно не отвечает, – все равно после того как выпил, он за руль не сядет. Поезд прибыл с небольшим опозданием, я еще порадовалась, что Артем меня не встречает, – он бы изворчался, потому что терпеть не может ждать.

Я взяла такси и спокойно доехала до дома, по дороге еще позвонила Артему, но телефон его был выключен.

Я подумала, что он уже спит, тихонько открыла дверь своим ключом, а когда вошла, то услышала из комнаты такие звуки, что не было у меня никакого сомнения в их природе. И все-таки я растерялась, потому что не сумела удержать в руках пакет с альбомом и он рухнул на пол с ужасающим грохотом.

Вот, дальше мне даже вспоминать не хочется. Не хочется вспоминать, как Артем выскочил в прихожую совершенно голый, как увидел меня и сначала растерялся.

– Ты что тут делаешь? – спросил он, очумело крутя головой, и я чуть было не ответила, что вообще-то я тут живу.

Это была бы неправда, поскольку с той минуты я в той квартире больше жить не собиралась.

Пока мы пялились друг на друга, из комнаты выглянула девица в простыне. Она напоминала бы привидение, если бы не была… ну как сказать, несколько тяжеловата для призрака. Привидения ведь сквозь стены проходят, а этой девице такое было бы трудновато.

Надо отдать ей должное, она не потеряла головы, не стала визжать.

– Что это? – спросила она Артема, не повышая голоса.

– Это… это соседка, – брякнул он с перепугу.

– Ага, – поддакнула я, – дверью ошиблась.

Девица посмотрела на меня, уверилась, что я не собираюсь драться, и скрылась в комнате, чтобы появиться снова довольно быстро, уже полностью одетой.

– Постой! – встрепенулся Артем. – Куда ты? Нужно разобраться, мы ведь… Я объясню…

– Мне все ясно, – сказала она, обходя его, – можешь не трудиться и ничего не объяснять.

– Но… – Он схватил ее за плечо.

– Руки! – рявкнула она таким голосом, что даже мне захотелось встать по стойке смирно. – Руки убери!

И ушла. А когда проходила мимо меня, то я увидела, что это вовсе даже не девица. Не старуха конечно, но уж сорок-то ей точно есть. И что она нашла в Артеме, хотелось бы знать?..

Но додумать эту мысль я не успела, потому что после ухода этой бабы Артем совершенно озверел.

Он бросился ко мне так быстро, что я не успела отстраниться. Он схватил меня за плечи и тряс так, что казалось, все кости сейчас перемешаются. Я пыталась вырваться и совсем близко увидела его глаза, а в них – самую настоящую ненависть. Он шипел что-то вовсе уж несуразное, и я поняла, что сейчас он будет меня бить.

Такого не было еще ни разу, но тут я поняла, что нужно защищаться. И, поскольку руки у меня были заняты, я пнула его коленом… ну, сами понимаете, куда, как раз это чувствительное место было у него не защищено даже трусами.

Теперь я жалею, что не пнула его в полную силу, а только так, легонько, чтобы он отвязался. Он и правда меня отпустил, но примерился броситься снова, только я была начеку и схватила валявшийся в прихожей зонтик.

Тогда он начал орать.

Ой, какими словами он сыпал, кем только меня ни называл, кричал, что видеть меня не желает, чтобы я выметалась из его квартиры немедленно, что я такая-сякая… в общем, такого про себя наслушалась, что даже перестала реагировать. И тогда я не успела подумать, с чего это его так разбирает. Ведь это я застала его с бабой, это я должна орать и ругаться. А я почему-то молчу.

Когда он заткнулся на минутку, чтобы перевести дух, мне удалось вставить пару слов о том, что я слала ему сообщения из поезда, а то уж он дошел до того, что я нарочно все выдумала, чтобы его так подставить. И что если бы он иногда проверял телефон, то не поставил бы себя в неловкое положение.

Вот именно, больше всего Артем напирал, что я выставила его дураком. То есть прямо он этого не говорил, но я все же прожила с ним почти год и как-то его знала.

То есть думала, что знаю.

Тогда мне надоело стоять в прихожей и слушать про себя всякие гадости, я сказала, что уйду завтра утром и больше он меня не увидит. Но этот мерзавец и не вздумал пропустить меня в комнату, он сказал, чтобы я убиралась немедленно.

Ну, не драться же мне было… еще накостылял бы, он вообще-то мужик здоровый… Я попятилась к двери, а он кинул в меня альбом, я едва успела его поймать. И взяла с собой.

Да, противно все. Но, как говорила бабушка: подумай хорошенько – и поймешь, что ничего страшного не случилось. Мы не женаты, детей у нас нет, общего имущества тоже нет, так что меня с Артемом ничего не связывает. Наплевать и забыть…

В конце концов я все же заснула, – видно, сказалась усталость…

Мне даже приснился сон, причем очень странный.

Надо сказать, что сны мне снятся редко, а если и снятся, то какие-то бессвязные, бестолковые. Я куда-то еду, причем ужасно опаздываю, теряю билеты, багаж, попутчиков, не могу найти свой поезд…

Или иду на экзамен и в последний момент понимаю, что совершенно к нему не готова…

В этот же раз мне приснилось что-то совершенно непривычное. Причем сон был удивительно подробный и яркий.

Я сидела на жесткой деревянной скамье посреди огромного полутемного помещения. Стены этого помещения уходили в высоту, к стрельчатому своду.

Возле дальней стены был огромный камин, в котором полыхали дрова.

Кроме меня, в этом помещении никого не было, но тем не менее у меня было отчетливое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Я всей кожей чувствовала этот взгляд – тяжелый, недоброжелательный…

Вдруг со скрипом открылась тяжелая дверь, и в зал вошел высокий пожилой человек в длинном темно-фиолетовом одеянии.

В руке у него был тяжелый посох с резной серебряной рукоятью.

Опираясь на этот посох, старик подошел ко мне и остановился, сверля меня глубоко посаженными темными глазами.

Затем он заговорил на незнакомом мне языке.

Мой собственный взгляд как магнитом притягивал его посох, точнее – его рукоять. Эта рукоять представляла собой двух свирепо грызущихся серебряных зверей.

Свет упал на рукоять, и на ней что-то ярко сверкнуло.

Приглядевшись внимательнее, я поняла, что ослепительно блеснули глаза серебряных зверей. Должно быть, в них были вставлены какие-то сверкающие камни…

Старик перехватил мой взгляд и что-то резко, гневно проговорил.

– Я не понимаю… – пролепетала я испуганно.

– Скоро поймешь! – четко и внятно произнес он. – Только не было бы слишком поздно!

И тут я проснулась.

В комнате было душно, во рту у меня пересохло, ужасно хотелось пить.

Я встала, прошла на кухню, налила из чайника в стакан тепловатой воды и жадно выпила ее.

Снова, как в сне, я почувствовала на себе чей-то взгляд.

Повернулась в сторону этого взгляда – и увидела то странное растение с волосатыми листьями.

Оно выпило всю воду и приободрилось, волосатые листья распрямились, и у меня появилось странное чувство, будто этот цветок смотрит на меня, смотрит пристально и словно хочет о чем-то предупредить…

И тут я услышала доносящиеся из прихожей странные, подозрительные звуки.

Кто-то определенно копошился в дверном замке…

Я застыла в ужасе.

В голову мне приходили самые дикие, самые неправдоподобные мысли – впрочем, их и мыслями назвать было трудно. Это были какие-то детские, первобытные, полузабытые страхи. Страх перед чем-то бесформенным, безжалостным, чем-то не имеющим имени, чем-то таящимся в темноте…

Я попыталась справиться с этим страхом.

У этих звуков может быть вполне реальное, безобидное объяснение. Может быть, вернулась хозяйка этой квартиры, и теперь она открывает дверь…

Я тут же поняла, что это объяснение не подходит.

Во-первых, хозяйка не заявилась бы домой глубокой ночью. Во-вторых, она, несомненно, открыла бы дверь своим ключом, открыла бы ее быстро и бесшумно – как я недавно. А сейчас кто-то уже целую минуту ковыряется в замке и все еще не может его открыть…

Я покосилась на странный цветок, как будто ждала от него поддержки или совета.

Цветок еще больше распрямился и повернул свои бесформенные листья, похожие на корявые ладони, в сторону прихожей, в сторону доносящихся оттуда звуков…

Повинуясь неясному, неосознанному порыву, я схватила горшок с цветком, который оказался неожиданно тяжелым, и метнулась к входной двери.

И как раз в это мгновение дверь открылась, и на пороге появилась человеческая фигура.

В прихожей было темно, а на лестничной площадке горел какой-никакой свет, и этот свет тусклым призрачным ореолом окружил фигуру незнакомца. Это был мужчина, довольно высокий и крупный. Должно быть, он еще не видел меня – я стояла в темноте, к которой его глаза еще не привыкли.

Незнакомец проскользнул в дверь и обернулся, чтобы закрыть за собой дверь квартиры…

И тут я обрушила на его голову злополучный горшок с цветком – больше у меня под рукой ничего не было.

Незнакомец издал утробный хрюкающий звук и рухнул на пол, не подавая никаких признаков жизни.

Я испуганно попятилась, удивленная и ошарашенная неожиданным эффектом своего удара.