Она медлила, но вскоре кивнула. А еще Даша была бы не Даша без ехидства:

– Только чай и никакого секса.

– Ну уж извините, – усмехнулся ей на все тридцать два зуба. – Я сегодня не настроен на игрища.

Да, мы смеялись над нелепой шуткой, но внутри меня что-то дернулось. Едва заметно, как лед, под которым течет река.

Дашка помнит мою комнату, но зачем-то снова осматривается, а я тупо хмыкаю под нос. Что тут рассматривать: матрас без кровати, одно кресло, шкаф и тумбочка для жратвы. А, и чайник.

Под образовавшуюся тишину я налил Даше чай, единственный, который был у меня, – с облепихой. Ей подходит, кстати. Кислый и ядреный. Хлесткий.

– У тебя здесь так… – она не могла подобрать слов, я договорил за нее:

– Скромно, – и пожал плечами.

Неловкость зашкаливала, поэтому Даша потянулась за кружкой, уселась в пыльное кресло и снова вернула на меня взгляд. Я же под шумок уселся на матрас.

Ее глаза… почему там до сих пор оставалось нечто мягкое и ранимое, что явно не присуще маленькому дьяволенку?

Она долго изучала меня, даже голову на бок склонила, я не выдержал:

– Что?

– Просто странно. Сидим здесь, в твоей берлоге, без криков, оскорблений, без…

– Секса? – не подумав, бросаю с усмешкой, но…

Она замерла, но и я вдруг тоже. Атмосфера резко накалилась в маленькой комнатушке, предвещая бурю…

– Я не врала, Ник, – вдруг тихо выпалила Даша. – Ну просто в то утро мне действительно показалось, что мы… и я подумала… – не дал ей закончить мысль, потому что уже все не так понял.

Потому что уже закипел. Разозлился на ровном месте! И через долю секунды взорвался:

– Тебе, блять, показалось?! – рявкнул, вставая с матраса.

Я осекся, тряхнул головой. Нет, серьезно? Не знаю, почему я так остро отреагировал, ну просто… видимо, лопнул шарик моего хрупкого терпения. Лучше бы она промолчала. Лучше бы навсегда забыла ту тему, сделала вид, будто не лгала мне и все! Но нет же… сорвала только что засохшую рану и оттуда неминуемо брызнула кровь.

– Ты угрожала рассказать своему отцу, что я тебя изнасиловал, а теперь вдруг оказывается, что даже не уверена?! Я, блять, едва не наделал из-за этого кучу ошибок! Замечай иногда края в своей лживой фантазии!

– Я не… – она вскочила, но резко умолкла.

Лишь уперлась в меня колючим взглядом.

А я почувствовал, как все, что только начал к ней испытывать, сворачивается в злость.

– Знаешь, Даша, я мог бы простить все: и твои выкрутасы, и этот театр, и твои шпильки в мой адрес. Но ты заставила меня сомневаться в себе, сыграла тупо на моем чувстве страха. Да я же себя чуть с потрохами не сожрал, все думал, пытался вспомнить. И реально в какой-то момент уже начал считать себя… насильником!

Умолкаю и перевожу дыхание. Я же подумал тогда, что расскажу все тренеру и будь, что будет. Заебался жить в страхе и в Дашкиных постоянных упреках. А теперь я узнаю, что она, бля, не уверена!

Больше девица ничего не говорила, даже не пыталась оправдывать себя или вставлять какие-то колкости. Просто смотрела на меня. Взгляд гордый и в нем ни капли раскаяния. Ничего, за что я мог бы зацепиться и просто забыть. Простить ей «маленькую» шалость. Такое ощущение, что Даша даже не понимала, что натворила и явно не собиралась просить прощение.

– Знаешь, что, – сказала она, делая уверенный шаг вперед. – Я думала, мы наконец-то сдвинулись с места. Думала, что ты позволишь мне объясниться и выслушаешь без истерик. Но ты повел себя, как трусливая задница. Не дал договорить, услышал только то, что сам хотел и без суда вынес приговор.

Глава 8

Я хмыкнул и скрестил руки на груди. Выслушать что? Очередную шедевральную «правду», в которой той самой правды будет лишь один процент? Нет, спасибо. Я этой хуйни наелся еще более десяти лет назад, с меня хватит!

И, пока я молчал, она вдруг ухмыльнулась. Шагнула еще ближе, буквально разорвав между нами дистанцию.

– Только посмотри на себя, ты же до усрачки боишься правды. Боишься собственных чувств! Даже меня боишься и не потому, что я тебе солгала, а потому, что тогда тебе придется признать собственное поражение.

– Да, я боюсь всего этого, – выкрикнул на удушающих эмоциях. – Потому что мне и нахер это все не сдалось! Ты мне не нужна, пойми, наконец. Я тупо поскорее мечтаю покончить с фотосетом, забрать заработанные бабки и послать все к чертям. Вот чего я хочу на самом деле!

– Ну вот и оставайся в одиночестве, никому не нужный!

И тут наступила тишина: жесткая, давящая со всех сторон. Даша смотрела на меня, а я на нее. Мы оба были на пределе и тяжело дышали. Тут два варианта: или прижать ее в диком поцелуе и трахнуть, или отправить домой. Но я не мог выбрать ничего из этого, поэтому спешно ляпнул:

– Матрас твой, а я посплю на кресле.

В ее глазах горел азарт, но после моих слов резко потух. Я же просто надеялся, что она не уйдет, хлопнув дверью. Время не располагало к упрямству.

К счастью, Даша хмыкнула и улеглась на матрас, ну а я кое-как устроился на жутко неудобном кресле. Думал, не усну, но вскоре проиграл эту битву. И даже не удивился, когда утром проснулся в гордом одиночестве. Но почему, черт возьми, на матрасе?!

Даша

Никита не разговаривал со мной третий день. Не то, чтобы меня это сильно волновало…

Ну, окей, волновало и достаточно сильно. Огромная, красная, мигающая вывеска в голове прямо кричала: «Ник стал по-настоящему ледяным».

После той ночи у него, после всех произнесенных слов, криков, недомолвок, он будто вырезал меня из своей жизни. А ведь, на минуточку, обижаться должна была я!

В ту ночь я хотела поговорить с ним начистоту, потому что уже и сама стала сомневаться, а был ли между нами секс? Да, я во многом, как он и упрекнул, перегнула палку. Но, черт подери! Ледяная отрешенность Ника стала и для меня последней каплей выдержки. Я тоже разозлилась!

Злилась и на него, и на себя, и на ситуацию в целом. Ушла рано утром, не хотела новой порции дерьма в свой адрес, ведь он почему-то улегся на матрас, и мы практически спали в обнимку… Но даже и не думала, что Никита на этом поставит жирную точку.

К тому же кое-что не давало мне покоя с тех пор, как я едва не упала в обморок. С того дня грудь налилась, голова кружилась, и месячных все еще не было. Поэтому я запаниковала и вместо того, чтобы убедиться, как всегда, для начала выбрала плохой сценарий.

Ник стоял у светового щита, с бутылкой воды и настолько равнодушным лицом, будто вся его жизнь – это театр абсурда. Прямо вывел из себя спокойствием, ну, не могла я и дальше молчать!

Подошла к нему и на эмоциях, которые раздирали грудь изнутри, выкрикнула:

– Никита!

Он даже не обернулся.

– Я занят, – отмахнулся от меня, но я и не думала отступать.

Я вся горела изнутри и желала ударить его правдой прямиком в солнечное сплетение. А лучше между ног!

– Я просто подумала, что тебе будет полезно узнать правду.

Прозвучало слишком ехидно, чем планировала, но плевать. Ник в ту же секунду медленно повернулся. Взгляд ровный, но убийственный.

– Что теперь придумаешь?

Вот козлина! Ладно…

– Я беременна.

Образовавшаяся тишина больно резанула по ушам, но Никита даже не дрогнул. Он не моргнул, а просто чуть ухмыльнулся. Так отвратно, что я скривилась.

– Это какая по счету, пятая стадия манипуляции? Уже не интересно даже. Придумай что-то другое. А лучше найди новую жертву.

Да, меня зацепило. Разозлило до точки кипения, но я все еще держалась. В этот раз на моей стороне куча доказательств, черт возьми! Теперь он точно не отмахнется от меня, как от надоедливого комара. Ему придется признать правду.

– Я не шучу.

– Но я тебе не верю.

Ровно. Холодно. Будто робот ответил, а не живой человек.

– Я… – растерялась на секунду, но быстро вышла из положения: – У меня задержка и куча явных симптомов. Все совпадает.

– Совпадает, да? – теперь он говорил уже громче.

Приблизился и, смотря прямо мне в глаза, продолжил на повышенных тонах:

– И ты решила об этом заявить при всей съемочной группе?

С легкой тревогой, что уже закрутилась вихрем в животе, я оглянулась. Все снова пялились на нас с раскрытыми ртами, им бы еще попкорна и точно, как в кинотеатре. Но я не так хотела! Ситуация просто вышла из-под контроля!

– Зачем? Чтобы я встал на колено и позвал тебя замуж? Или чего ты добиваешься?

Я открыла рот, но оттуда предательски не вылетело ни слова. Я могла сказать много всего, только слова прочно застряли камнем поперек горла. Удивительно, но Ник стал первым мужчиной, которому я не могла противостоять, черт возьми.

Он склонился ко мне и зашептал на ухо:

– Я долго терпел твои сцены, истерики и ложь. Но беременность – перебор.

Я вздрогнула, а он выпрямился и развернулся ко всем присутствующим лицом. В принципе, они и так грели уши нашей перепалкой, Нику не нужно было особо кричать. Но он заявил громко и четко:

– Я выхожу из проекта.

– Ник… – потянулась за ним, схватила за руку.

– Хватит. – Он даже не обернулся и вырвался слишком просто. – С меня довольно.

Спешно ушел, оставив меня одну под тяжелыми взглядами и перешептыванием.

Не зная, куда себя деть, влетела в гримерку и чуть не разнесла ее к чертям. Я злилась так остро, что просто не понимала, как дальше быть. Что делать! И не нашла лучшего решения, как тоже свалить.

***

Такой взвинченной, заплаканной и каплю растерянной меня и застала Машка. Может, я и не хотела ей ничего рассказывать, но…

Кто как не близняшка может понять мои чувства прямо сейчас? И, о чудо, она поверила. Хотя, по началу в ее глазах ярко загорелось недоверие. Но, чем больше я говорила, чем сильнее выплескивала из себя эмоции, тем охотнее крепло ее доверие.

– Вот что мне теперь с ним делать?! Мне его тупо прибить охота… – пожаловалась, на что сестра театрально закатила глаза.

– Давай ты для начала сделаешь тест, а там дальше будет видно.

Прозвучало просто, но на самом деле… Я не хотела делать тест. Не желала этого ребенка. Ну, во всяком случае, прямо сейчас! И явно не от мужика, который временами зарывает голову в песок от насущных проблем.

– Я… ну… – замялась и сестра спешно нашла выход:

– Хочешь, я тоже сделаю тест? За компанию. Вдвоем же не так страшно будет увидеть результат, да?

Хорошо ей говорить! Машка сто процентов не беременна, меня же до сих пор изнутри грызут сомнения.

Но, разве был выбор? Нужно столкнуться с правдой лицом к лицу и дальше уже как-то решать проблемы.

Машка пулей сгоняла в аптеку и вот мы уже обе «отстрелялись». Я сидела на крышке унитаза, а Маша на краю ванны, болтая ногами. Она казалась расслабленной, в то время как я… буквально захлебывалась от страха.

И непроизвольно метнула взгляд на раковину, где лежали два белых пластиковых орудия правды, как заряженные пистолеты.

Мы ждали тех проклятых условных две минуты и молчали. Молчание между нами не было неловким, но оно чувствовалось остро, как буря как перед грозой.

И в этой тишине я отчетливо слышала собственное сердцебиение. Глухо, но оно болью отдавалось и в ушах, и в горле, и в груди. Эти минуты… как для преступника перед оглашением приговора!

– Боже, я же сейчас сойду с ума.

Машка хмыкнула.

– Не ты первая, не ты последняя. И вообще, чего ты боишься?

– Всего, – я скривилась.

Она вздохнула и легонько толкнула меня ступней в коленку.

– Ничего, выкрутимся. Но давай сначала дождемся хоть какого-то результата.

Проявился ли он уже? Я взглянула на тест и не решилась потянуться за ним. Вместо этого, нервно отвернулась, но уточнила:

– Сколько осталось?

– Сорок пять секунд.

– Прекрасно… Может, ну его? Выбросим их в окно и пошло оно все к черту?