Материнские черты братья разделили поровну, а вот отцовское упрямство почти всё досталось одному Никите. Впрочем, рассудительности у него тоже оказалось некоторое количество, поэтому он решил, что утро вечера мудренее, и лёг спать. Утром он поразмыслил, что можно ещё пару дней погулять на природе, порыбачить в тишине, а потом уже определиться. Но тут пришла служанка, принесла горячую воду для умывания и всё безуспешно пыталась скрыть улыбку. Тогда упрямство победило.

Никита начал собирать мешок, толком и не зная, что туда класть – потому что понятия не имел, куда именно идти. За этим делом его и застала мать. После взаимного прожигания глазами деваться стало некуда – будь Искра Святозаровна мягче, может, села бы рядом с сыном да и уболтала бы жениться. А теперь дороги назад не было. Раз родная мать считает, что средний сын полон непоколебимой решимости – значит, придётся её демонстрировать.

Видимо, с досадой думал Никита, зачем-то взвешивая в руках две рубашки – с вышивкой и без, придётся решительно выйти из дворца с мешком, полным барахла, и решительно направиться куда глаза глядят. Может, сразу позвать Кощея – надо было всё-таки уточнить, как это делается. Кощей, если и появится, посмеётся над Никитой, как и все остальные, и тогда можно будет продолжить решительно идти. Куда?.. Не важно. Главное – от дворца. Там ему точно места больше не будет.

От безрадостных мыслей Никиту отвлёк стук в дверь. Он открыл – никого.

– Пусти, Никита Михеевич!

– Ульяна, ты? – спросил Никита, отступая.

– Нет, Кощей, – язвительно сообщил женский голос. – Ой, прости!

Никита закрыл дверь, а Ульяна, стащив с головы переливающийся рыбьей чешуёй платок, приглаживала растрепавшуюся смоляную косу.

– Не смотри, дай приведу себя в порядок.

Она сунула волшебный платок в карман передника, одновременно выудила другой рукой обыкновенный платок, жёлто-зелёный, в одуванчиках и подсолнухах.

– Нехорошо, Ульяна, зачем пришла! – опустил голову Никита.

– Мне Святозар Михеевич рассказал.

Никита кисло кивнул и поднял голову. Ульяна уже прикрыла волосы платком и чинно сидела на стуле, опустив взгляд чёрных глаз и положив руки на огромный круглый живот – ни дать ни взять луна! Не положено ей у всех на виду разгуливать, вдруг кто косо посмотрит, ребёночек слабый родится. Только платок-невидимка её и спасает. А что было бы, если бы проведала Искра Святозаровна, подумать страшно!

Никита знал, что у Ульяны есть пара-тройка заворожённых вещиц, а остального она добивается только смекалкой и обаянием. Но какой бы покладистой и почтительной невестка ни была – Искре всегда было мало.

Любовь, живущая в сердце Искры Святозаровны, на жену старшего сына не распространялась. Царица даже не пыталась, как со свекровью, найти что-то общее с невесткой. Иногда в сердцах говорила, что лучше бы Кощей Ульяну забрал, а не младшую, Варвару. Эта, говорила пылающая Искра, и самого Кощея переколдовала бы. Впрочем, о Варваре в царствах, ныне подружившихся и породнившихся, старались не вспоминать.

– К Кощею никак не попасть, – сказала девушка. – И от него не возвращаются.

Никита недоверчиво хмыкнул.

– Муж-то твой вернулся!

– Пообещай, что молчать будешь, – нахмурилась Ульяна.

– Что?!

– Пообещай!

– Обещаю, – удивлённо ответил Никита.

– Ушёл Святозар учиться воинским премудростям и чарам. Но Кощей чарам только девиц учит.

– А ты откуда знаешь?

– Не важно. Святозар Михеевич воевать-то не хотел, особенно с соседями. И Кощей ему предложил другой путь.

– Кощею-то зачем? Он войной дышит…

– Ничего-то ты не знаешь! – огрызнулась Ульяна. – Ой, прости. Чем он там дышит, не имеет значения. Когда Кощей Святозара отпустил, то на пути домой тот меня вроде как случайно в поле повстречал. Мы всё с ним обговорили. Сошлись на том, что войны точно никто не желает, а с остальным разберёмся…

– А как же ваша любовь? Про которую песни поют?.. – удивлённо спросил Никита.

– Любовь потом приходит, Никита Михеевич. А с каждым ребёночком ещё ширится, – улыбнулась Ульяна, поглаживая живот. – Может, и тебе стоит к невестам из Яви присмотреться, прежде чем в пограничье с Навью отправиться?

– Поздно, Ульяна Тихомировна. Откажусь – все надо мной ещё пуще смеяться будут, – ответил Никита. – Да и не хочу я… Скучные они!

– Думаешь, с Кощеевыми невестами веселее? – усмехнулась Ульяна. – Посмотрю я на тебя потом, когда ты постарше станешь! Впрочем, хватит переливать из пустого в порожнее. Решился?

– Неужели поможешь? Как?! – От волнения Никите захотелось прыгать и бегать по комнате, но он сдержался, чтобы Ульяна не утвердилась ещё больше в мнении о его ребячестве.

– Я же сестру провожала, глупый. Ой, прости, Никита Михеевич! В общем-то и не провожала… Бежала в слезах за Кощеевым конём и кричала, пока силы были… Так что направление укажу. А ещё сказки внимательно слушала. Знаешь же про камень на перекрёстке трёх дорог?

Никита помотал головой.

– Небось няньки рассказывали, да ты забыл.

– Конечно, забыл! Я сказками уж дюжину лет не интересуюсь! – возмутился Никита.

– Вот и зря! – заявила Ульяна. – Тогда слушай теперь… Скачет по полям Владимир Книголюб. Сильный, как медведь, смелый, как птица хищная, умный, как лиса. Конь его – с гору размером. За спиной – сума походная, что пещера тёмная. В суме – перо вороново, свиток белоснежный и кошель с секретиком. И книги настоящие, в толстых переплётах, от корешка до корешка разными письменами исписаны. Видит Владимир Книголюб – лес, а у леса плоский камень.

– Это знаю! – воскликнул Никита. – Направо пойдёшь – коня потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь – себя потеряешь, коня спасёшь; прямо пойдёшь – и себя, и коня потеряешь.

– Куда отправился Владимир?

– Прямо, потому что конь ему как друг, они порознь не смогли бы жить – так лучше вместе сгинуть. Я вспомнил, может, не надо всю сказку? – взмолился Никита. – Да и тебя хватятся.

– Твоя правда… Тогда покороче. Переходит Владимир три молочные реки и за каждой встречает Кощееву сестру. У первой оставляет коня, второй книги отдаёт, а у третьей сестры память теряет. После этого попадает Владимир в Кощеево царство, и с собой у него только перо, свиток и кошель. Владимир вытаскивает из кошеля с секретиком три яблока. Кошель-то зачарованный и теперь пустой, а ему обязательно нужно быть полным. Вытягивает кошель из Кощея новый секретик, и обманутый чародей незваного гостя из своего царства выпускать отказывается. Живёт Владимир Книголюб у Кощея, от скуки книгу пишет обо всём, что видит и слышит. Тут приходит к Кощею девушка и говорит: ты моего отца отпусти, а я у тебя останусь. Кощей так и поступает. А Владимир-то и не помнит дочь – поэтому, не заботясь о её судьбе, обманом уносит книгу с секретами Кощея. С тех пор и повелось: лишь девушек забирает чародей, а коль юноша умудрится пробраться в его царство – там и сгинет.

– И какое знание я должен из этого выудить? – серьёзно спросил Никита.

– Выудить ты должен указания и предостережения, конечно, – фыркнула Ульяна и тут же смутилась и покраснела. – Прости! От плакучей ивы пойдёшь по дороге из белых цветов…

– Я там только вчера был, не видел никаких цветов! – перебил Никита девушку.

Ульяна вынула из кармана передника полузакрытый белый цветок с острыми лепестками.

– Горецвет… – прошептал Никита. – Откуда он у тебя?

– С проводов Варвариных. Они не вянут. У меня ещё много, – уж очень легко произнесла Ульяна.

Никита молча протянул ладонь. Цветок был холодный и как будто забирал тепло с кожи.

– Брось под ивой с той стороны, откуда солнце каждый день бежит, и память о дороге из горецвета проявится. Выведет она тебя к плоскому камню с письменами. От камня твой путь лежит прямо. За первой рекой Кощеевой сестре отдашь коня. Дальше вторую реку перейдёшь.

Ульяна извлекла из бездонного, словно зачарованный кошель, кармана свёрточек, перевязанный красной лентой.

– Вот, отдашь второй Кощеевой сестре. – Она протянула свёрток Никите и предостерегающе воскликнула: – Не читай!

Никита всего-то приподнял край ткани – внутри оказалась стопочка записок на бересте.

– А там, как в другой сказке – «подавшего сию бумагу предать страшной смерти»? – поинтересовался Никита.

– Это наши семейные женские секреты – второй Кощеевой сестре понравится, а тебе знать не положено, – обиженно произнесла Ульяна и добавила: – Нашёл, над чем смеяться! Сам идёшь к смерти в объятия.

Шутить сразу расхотелось.

– Ну вот, уже и нос повесил! Лучше слушай да на ус мотай. С сёстрами Кощеевыми шутки плохи, особенно с третьей – ведь за её домом вход во дворец. Если две сестры тебя не удержат, то третья изо всех сил постарается! Что с ней делать – не знаю. – Ульяна развела руками, и Никита постарался не смотреть так открыто на её живот. – Видать, надо не забыть, кто ты есть и зачем пришёл. Хитростью и умом победишь. Но, послушай меня, попробуй со второй договориться… Она – самая умная из трёх, подскажет, посоветует.

– Очень воодушевляет, – пробурчал юноша едва слышно. – А там точно книги второй, коня первой, память третьей? Я, кажется, другое слышал.

– Я тоже сомневаюсь, – призналась Ульяна. – Что-то муж рассказал… Каким-то сказкам сотня лет, а другим вся тысяча. Вот сейчас я тебе рассказала, что-то перепутала, а до меня перепутала нянька, а раньше – её бабка. Да ты на месте сообразишь – чай, не дурак из сказки!

Вот тебе и указания, подумал Никита, но не стал ничего говорить девушке, которая ради него нарушила все правила, да ещё как маленькому разжёвывает… Ей уж идти пора, точно заметят! Ульяна тоже поняла, что задержалась, и вновь принялась копаться в кармане – на этот раз в поисках платка.

– А тебе какой интерес, Ульяна Тихомировна?

– Первое: ты мне не чужой, хоть чем помогу. Второе: Третьяну помогу… – сказала Ульяна и почему-то замолчала.

– А третье? – спросил Никита, догадавшись, что Ульяна от мужа научилась обозначать числами мысли и что «третье» будет самым важным.

Ульяна встала, обернула голову волшебным платком прямо поверх цветочного. Стоило девушке завязать узелок под подбородком, как она исчезла. Никита по звуку шагов проследил её путь по комнате. Скрипнула, открываясь, дверь.

– Ульяна?

– Третье… Вдруг ты Варвару вытащишь, Никитушка? Никита Михеевич то есть…

Глава 2

Царь Михей вышел на балкон нарядный, в короне-ободе с рубинами и сапфирами. Царица Искра в лучшем платье, вышитом цветами и листьями кислицы – на счастье – стояла рядом и до последнего держала каменное лицо, а потом вдруг разрыдалась и убежала. Её примеру последовали несколько девиц из тех, что высовывались из окошек женской половины. Никита вроде заметил и Ульяну – показалось, что мелькнул жёлто-зелёный платок. Мужчины же вышли к самим воротам. Никто не проронил ни слова – словно и не потешались вчера над царевичем. Один Третьян широко улыбался и легкомысленно махал рукой.

– Как договорились, сын. В добрый путь! – крикнул царь с балкона.

Никита поднял вверх маленький круглый щит с изображением улыбающегося солнца и развернул коня, напоследок попытавшись заставить его прогарцевать. Горошек то ли не смог, то ли не захотел. Никита по глупости признался конюху, что коня придётся оставить. Вряд ли на обратном пути Кощеева сестра расстанется с подарком – если будет обратный путь. Поэтому конюх резонно заключил, что племенных коней для такого дела жалко, и выделил царскому сыну Горошка – серого в яблоках молодого жеребца.

– С придурью, – отрезал немногословный конюх, передавая поводья, и Никита усомнился, о коне ли это он.