Хидэо, под стать своему имени, был героем, который привел неприметную бейсбольную команду старшей школы из неприметного городка к одному шагу до Косиэна. Когда он шел по улице, люди, фанаты школьного бейсбола, показывали на него пальцами. Вплоть до лета второго класса он даже релиф-питчером не был, но после того, как к осени того же года овладел бомбическим форкболом, стал массово делать страйкауты^[13]. Брат обошел Тонодзаву и поднялся до уровня питчера № 1. Ударные способности команды были по-прежнему низкие, но она практически не лишалась очков, а если зарабатывала хотя бы одно, то как никогда была близка к победе. Иногда парни даже выигрывали игру, когда сохраняли полученное при уоке (бэйс он болз)^[14] или мертвом мяче (дедбол)^[15] очко, не сделав ни одного хита^[16]. Большой приток новичков в этом году случился благодаря игре брата, и, конечно же, все хотели быть питчерами. Сейчас я мог оказаться на питчерской горке только во время подготовки поля после тренировок. Я и сам поражался, насколько разными могут быть два брата.

Само по себе имя Синъя никуда не годилось. По сравнению с Хидэо – имя какого-то неудачника. Когда-то – когда, не помню – я смотрел по телику передачу, где один селеб рассказывал о происхождении своего имени, у которого вместо иероглифа «фу» (= широко распространяться) был похожий на него иероглиф «син», как китайская династия Цин. Вроде его отец хотел, чтобы сыночек стал особенным, вот и добавил ему этот иероглиф. Может, и мой папаша об этом задумывался. Я раньше слышал от предков историю про день, когда я родился, но даже в этом рассказе главная роль отводилась брату. Посмотрев в мой открытый рот младенца, брат решил, что у меня выпали все зубы, и очень распереживался.

– Во как… Оставалось совсем чуть-чуть, а они проиграли, блин… Но всё равно крутыши. Я в море был, а тут такие дела… Урасима Таро^[17] хренов.

Нисикимо занимался рыбным промыслом в открытом море, ходил на тунца. Сюда, в свой родной город, он возвращался раз в два-три месяца. Вроде как жил такой жизнью уже около тридцати лет подряд. Я не знал, есть ли у него семья. Он всегда сидел один на краю волнореза, глядя в море, с удочкой в руке. Все это я услышал от брата – сам же впервые увидел его минут двадцать назад.

Изначально в этом порту тренировался мой брат.

При форкболе большая нагрузка на локоть, и тренер Симои велел брату не перетруждаться на тренировках, бросая мяч. Но брат сделал вид, что подчинился, а на самом деле каждый день рано утром продолжал упражняться. Если б он этого не делал, наша команда точно не дошла бы до финала на региональном чемпионате.

В глубине рыбацкого порта за большим складом. Тайное место для тренировок, которое нашел брат. Его видно с моря, но не видно со стороны дороги, так что никаких проблем, даже если тренер Симои будет проходить мимо. Брат, как человек ответственный, заранее переговорил с представителем профсоюза рыбаков. А тот, вроде случайно, оказался фанатом бейсбола и даже с большой радостью разрешил брату тренировки, сказав: «Пользуйся на здоровье. Я сам все объясню нашим ребятам из профсоюза».

Брат познакомился с Нисикимо на третий день самостоятельных утренних тренировок. В первый и во второй день он кидал мяч в стену склада, но его беспокоило, как бы жесткий бейсбольный мяч не повредил бетон, и через каждые несколько мячей он вынужден был подбегать к стене и проверять, всё ли в порядке. Это заметил Нисикимо, который ловил рыбу с волнореза. Вдруг он встал и пропал куда-то, а потом появился, таща на спине мат. Даже не знаю, как можно иначе использовать этот когда-то бывший белым, жесткий мат из спортивного зала, кроме как в спорте. Как бы там ни было, неважно, откуда Нисикимо притащил этот таинственный мат. Он поставил его к стене, сказав: «С этой хреновиной будет получше». Брат день за днем кидал мяч в мат, а теперь это делаю я.

Нисикимо – редкая фамилия, но вот какими иероглифами она пишется, брат не знал. Для японца у Нисикимо слишком прямой нос, так что вероятность того, что он иностранец, не нулевая.

– Это форкбол?

– Откуда вы знаете?

Честно говоря, мой форкбол вообще не падал.

– Да твой брательник только его и тренировал. Он же – р-раз – и падает, да? Крыльев-то у него нет, а он так проворачивается в воздухе – и о-па… Очень круто. У брательника твоего он прям обалдеть как падал.

– Да-а, падал же, правда?

Старший брат продолжал оттачивать бросок своего волшебного мяча – и точь-в-точь как в подростковой манге привел слабую команду за один шаг до Косиэна. А младший, подражая старшему, продолжал свои тренировки в то же время, в том же месте, бросая мяч методом, очень отдаленно напоминающим форкбол. Старший показал ему, как держать мяч. При броске он осознанно сохранял позу брата, но, сколько ни кидал мяч, ничего не получалось. А сейчас какой там волшебный мяч – просто мяч, который летит прямо, на низкой скорости…

– А твой брательник что будет делать после ухода из секции?

Ударился, прокрутился, покатился.

– Говорил, что пойдет в университетскую команду.

Тренер Симои получил для него рекомендацию, так что, конечно, вопрос выбора не стоял.

– О как… Я вот тоже вчера ушел на покой. Думал, что-нибудь полезное услышу…

Ударился, прокрутился, покатился.

– Правда?

– Угу. Деньжат себе немного поднакопил. Могу в море и не выходить уже. Значит, университетская команда… В нашей дыре и нет таких… Что ж делать-то а?..

Нисикимо озабоченно почесал свою коротко стриженную седую голову. Такое впечатление, что он действительно хотел почерпнуть для себя какую-то информацию из профориентации ученика старшей школы.

– О, прилетели, смотри-ка…

Нисикимо, сложив ладонь козырьком и приставив ее ко лбу, посмотрел в сторону моря. Под лучами утреннего солнца в нашу сторону летела стая чаек. Они собирались здесь каждый раз во время моих тренировок.

– Братишка, ты их тоже хлебом кормишь?

– В общем, да.

Когда брат бросал здесь мяч, он по дороге заходил в комбини и обязательно покупал одну булочку на завтрак. Ел ее после тренировки и подкармливал чаек. Именно поэтому они сюда и прилетали. Подражая брату, я тоже покупал булки в том же самом комбини. Позавчера – мини-снэк-голд. Вчера – марон-и-марон с каштаном. Сегодня – булка с лапшой якисоба с густым соусом. Чайки собирались, садились рядком на волнорез и ждали, когда я закончу кидать мяч. Форма у нас с братом одинаковая, так что, может, они считали, что мы – один и тот же человек? Чайкам же непонятно, отличаемся ли мы по росту и внешне, по способностям, по умению кидать форкбол…

Ударился, прокрутился, покатился.

Пока мяч возвращался ко мне, я проверял свою правую руку. Мозоль. Мозоль. Истертые кончики пальцев. Покрасневшие суставы. Я пробовал распрямить локоть – никаких неприятных ощущений нет. Еще этого не хватало…

Ударился, прокрутился, покатился.

Сколько раз я еще смогу бросить мяч, до того как нужно будет идти в школу? Я хотел посмотреть время и стал искать свою сумку, которую бросил на землю. Достал смартфон – их на самом деле запрещено приносить в школу; восемь часов четыре минуты. Для того чтобы переодеться в школьную форму в тени от склада, мне требовалось не больше минуты. Так что еще минут пять.

«Сдохни», – послышался голос.

Я обернулся, но там не было никого, кроме Нисикимо. Он сидел с удочкой в руках в сторону моря и с удивлением смотрел вправо. Значит, мне не показалось, и я, наверное, действительно услышал чей-то голос. Но никого не было… Нисикимо смотрел в сторону, где были одни чайки, чайки, чайки, чайки, чайки… А это что?

– Ты слышал сейчас женский голос?

– Наверное, отсюда.

– А?

– Вот эта чайка… то есть нет… Вот это что такое?

– Что «это»?

Я указал на странную птицу. Смешавшись с чайками на краю волнореза, сидела она: все тело серое, и только вокруг глаз белые круги, как будто енотовидная собака тануки, только наоборот. Таких птиц я никогда не видел. Размером она была, наверное, где-то с чайку.

– Для попугая слишком здоровая.

– Может, это какаду?

– А он такой разве?

«Сдохни», – опять сказала птица. Мрачным голосом без эмоций.

Я поспешно включил камеру на смартфоне и сфотографировал ее крупным планом. Потом подумал, что лучше бы снять видео, и перевел камеру в видеорежим. Но до того, как я успел нажать на кнопку съемки, Нисикимо мгновенно поднялся.

– Ты чего, дура, такие глупости болтаешь?

Ближайшая чайка, испугавшись, улетела, потом следующая, следующая, следующая… Улетали они одна за другой через равные промежутки времени. Может, им хотелось поживиться хлебом, поэтому они не улетали далеко, а начали кружить рядом с волнорезом. И только одна эта странная птица, хлопая своими серыми крыльями, устремилась вдаль и вскоре пропала из виду.

– Знаешь, вчера убийство произошло, в жилом квартале… – Нисикимо показал в сторону солнца.

Я, конечно, тоже слышал эту новость. Говорили, что это первое убийство за пятьдесят лет, совершенное в нашем тихом и мирном городе. В частном доме в центре старого жилого квартала зарезали супружескую пару учителей. Пока я не слышал, чтобы убийцу поймали.

– Может, это как-то связано, а?

– Не может.

– Ну, я тоже думаю, что нет.

2

Раннее утро следующей субботы. Пасмурно.

Наступила Серебряная неделя^[18], так что занятий нет, но секция бейсбола работает. Время сбора – полдесятого, позже, чем начинаются занятия в школе, так что сегодня я могу бросать мяч в два раза дольше. По дороге я купил в комбини три куска квадратного мягкого белого хлеба, следуя птичьим предпочтениям.

– Слушай, они, наверное, бобы больше любят, чем хлеб… – Как обычно, Нисикимо стоял и ловил рыбу с волнореза.

– Думаете, не только голуби, но и все остальные птицы? Но бобы продают только перед праздником Сэцубун^[19].

Ударился, прокрутился, покатился.

– Арахис-то продается.

– Так он соленый.

Вчера я выложил в соцсети фотку этой странной птицы. «Когда я изо всех сил старался освоить бросок мяча, вдруг возник чувак, который хотел моей смерти», – написал как есть. И моментально посыпались отклики. Наверное, сейчас их стало еще больше.

– Да рыба, которую жрут чайки, еще солоней.

– Я хочу покормить не чаек. – Я бросил еще один мяч в направлении мата и повернулся в сторону волнореза. – Господин Нисикимо, у вас есть моторная лодка?

– Зачем тебе?

Я честно ответил ему, что хочу догнать ту птицу.

– Она улетела из какого-то дома. «Сдохни» – это слово, которое повторяла женщина, владелица птицы. И судя по всему, часто – раз птица запомнила.

В таком случае человек, которому адресовались эти слова, наверняка жил в том же доме. Может быть, это был ребенок…

– И?..

– Меня это беспокоит. Я подумал так: пока буду приманивать ее хлебом, вы подплывете на лодке, и если мы догоним ее, то сможем увидеть, как она вернется в дом, где ее держали.

– Да на кой тебе сдалась эта лодка? Взял бамбуковое сито или что-то вроде того, положил на него хлеб, потом палкой притянул его себе…

– Какой смысл ловить ее? Можно подумать, она нам расскажет, откуда прилетела…

– О как…

Нисикимо почесал свою черную с проседью бороду, которая росла как ей вздумается. За ним с громким звуком пролетал самолет. Аэропорта тут рядом не было, но самолеты часто летали над городом. Вроде как большинство из них отправлялись в Европу и из нее.

– Как бы там ни было, но никакой лодки у меня нет.

Я-то думал, что она у него есть… Расстроившись, я стоял с мячом в руках. Бросил его в мат, подражая форкболу. Ударился, ух ты, покатился…

Кажется, сейчас он упал.

Конечно, этот удар не был похож на форкбол брата, но, похоже, он немного упал. Я схватил вернувшийся мяч и бросил его еще раз. Ударился, прокрутился, покатился. Не упал. Я бросил еще несколько раз – мяч так и не упал ни разу.