– Удачи, – вздыхает Лунев. – Надеюсь, штурманем в течение часа, если переговорщика не отправят.

– Надеюсь…

Задрав воротник пиджака, направляюсь к брезентовому навесу неподалеку от автобусной остановки. По периметру выставлены ребята-омоновцы.

Все ждут команды.

Генерал встречает меня строгим кивком. Извлекаю из папки фотографии и размещаю прямо перед ним.

– Минниханов Азамат Саидович. Тысяча девятьсот девяносто девятый год рождения. Место рождения – Бишкек. Имеется вид на жительство, работает в службе такси. В разработке не был, у коллег не привлекался. Из нарушений – пара штрафов за превышение скорости. На этом все.

– Это все я читал в твоем отчете, Ренат, – нервничает Ярославский. – Ты мне скажи, что думаешь, подполковник?..

Генерал у нас мужик нормальный. Самое главное, правильный. Худшее, что может быть в этом мире – бразды правления у несправедливого человека. Увы, таких я тоже видел и даже им подчинялся.

Осмотрев огороженную красно-белой лентой площадку и стихийно развернувшийся пресс-центр с парой десятков аккредитованных журналистов, качаю головой.

– Он там один. Ребята проверили по камерам…

– Если только подельника не было внутри, – скептически морщится.

Я не делаю предположений. Просто так не принято. Ты либо говоришь то, что есть. Либо молчишь и проверяешь свои догадки, только после этого докладывая.

– В данный момент мой сотрудник работает над списком заложников, – продолжаю. – Работа трудная, так как после незапланированного перерыва в отделение зашли порядка тридцати пяти человек.

– Ты мне скажи как и почему у нас в центре Москвы люди с оружием ходят?..

– Олег Валентинович, мы обязательно вернемся к этому вопросу…

– Обязательно вернемся. Что с его братом, которого он требует освободить? Кто он такой вообще?

– Минниханов Дилшод Саидович. Год рождения – две тысячи третий. Задержан под стражу неделю назад по делу о подготовке диверсии на футбольном стадионе. Был в нашей разработке. Там залет, стопроцентный…

Генерал обрывает мою речь резким взмахом руки.

– Переговорщиком пойдешь, Ренат? – щурится.

– Я с террористами переговоры не веду.

– Да знаю я, – вздыхает. – Что не ведешь…

Пожав плечами, смотрю прямо перед собой. Ничего не вижу. Лист даже не белый. Серый… с кроваво-красными точками.

– Ты ведь тогда, в Махачкале был не виноват, Ренат, – Ярославский понижает голос. – Сделал все что мог. Десять лет прошло…

– Не понимаю, о чем вы.

– Так уж и не понимаешь, – ворчит. – Значит, будем штурмовать?

– Единственное правильное решение, – соглашаюсь.

– Главное, кого не надо не зацепить!.. Нам лишние разговоры не нужны.

– Будем работать осторожно.

– Знаю я, как вы осторожно, – он растирает лицо ладонью и трудно вздыхает. Постарел, генерал. Только сейчас замечаю. – За прошлый раз еще отписываемся…

– Сделаем все, что от нас зависит. Используем газ, чтобы не было паники. Сейчас подъедут специалисты, начнем подготовку.

– Ну давай, работай, Ренат. Я пойду к журналистам, к гиенам проклятым. Никак не успокоятся.

Усмехнувшись, направляюсь обратно к микроавтобусу, попутно раздавая указания, чтобы сообщили, когда привезут газ.

В салоне все так же пахнет кофе.

– Да, полковник. Да. Будет сделано, – удрученно отвечает Лунев. Убрав мобильный, недовольно смотрит на экран.

– Литвинов? – заинтересовываюсь и отпиваю кофе. Морщусь, потому что он оказывается холодным.

– Ага. Он самый.

– Что ему от тебя надо?..

– Просит съездить к ним, дочь проверить. Она на телефон не отвечает.

– Ясно.

Постукивая рацией по столу, разглядываю двери отделения банка. С чего бы вдруг Литвиновой посреди белого дня не брать трубку? И почему полковник не обратился с этой просьбой ко мне, как делал это последние несколько недель?..

Пожаловалась?

Этого еще не хватало…

Не знаю, чувство ли это вины за вчерашнее или хваленная моими сослуживцами чуйка, но рука сама тянется к внутреннему карману пиджака.

– Давид, привет, – отсчитав три гудка, ровно здороваюсь.

– А… Ренат, приветствую.

– Что у тебя с дочерью? – решаю обойтись без прелюдии. Не до того.

– Да странность какая-то, телефон недоступен. С утра еще разговаривали, а теперь пропала. Еще и с банковской карточкой. Удавил бы.

Все также постукивая рацией, слежу за видеозаписью, отображающейся на экране. Взгляд привлекает уже знакомая девчонка в сарафане. Ее стройные, загорелые ноги и аккуратная талия вдруг что-то отдаленно мне напоминают.

Резко привстав, разворачиваю экран к себе и ставлю на перемотку.

Снова и снова.

– Ренат, – недовольно зовет Давид спустя несколько минут. – Ты где там?

Наконец-то увидев нужное мне лицо, вдруг чувствую резкую нехватку воздуха.

– Карта какого банка была у Эмилии с собой? – выбираюсь на улицу и останавливаюсь.

Дождь лупит по лицу, ловко проникает под воротник рубашки.

– Банка «Капитал». Так… а почему была? Ты что-то знаешь. Эта клуша потеряла карту?.. Вот я ее…

– Литвинов, – рявкаю так, что омоновцы оборачиваются.

Со старшими по званию так не общаются, но я в состоянии аффекта.

– Ты новости вообще не смотришь?

– Да какие тут новости… Глухая деревня.

– Банк «Капитал» сейчас в оцеплении. Тридцать пять человек в заложниках, – сообщаю нерадивому папаше.

– Твою мать…

Мы оба замолкаем.

– Она там? – голос Давида становится напряженным. – Ты ее видел?

– Там. Видел.

– Блядство. Ну, что за блядство?.. Как же так?

– Я одного не понимаю, какой на хрен банк? Ты же знаешь, что уровень опасности красный?..

– Да откуда я… Ох…

– Ренат Булатович, газ привезли, – обращаются сбоку. – Мы начинаем подготовку.

– Подождите, – отвечаю и, не прощаясь, сбрасываю звонок.

Стягиваю пиджак. Рубашка тут же становится мокрой насквозь от дождя. Широким шагом направляюсь к генералу, который встречает меня с легким недоумением на лице.

– Штурм отменяется.

– Что значит отменяется, Ренат?

– Я сам туда зайду. Один.

*

Дорогие мои!

С 1 по 5 мая буду находиться в отпуске, а потом будем спасать нашу малыху! У нее еще день рождения впереди и спойлер…

Все новости и инфа на моем канале в Телеграм. Лина Коваль. Автор

Всем отличного Первомая!.

Глава 13. Эмилия

– Жертва благоухает так, что ее аромат непременно хочется вкусить. Не будь жертвой, Эмилия, – часто говорил мне отец.

Помня об этом, единственное, чем я занимаюсь на полу в отделении банка – отгоняю липкий страх, всячески стараясь не паниковать. Паника, трусость, неумение себя контролировать – вот чем пахнут самые настоящие жертвы.

А вот Искорка дрожит так, что не почувствовать это сложно, поэтому я сжимаю ее ладонь еще сильнее.

Придурок, который взял нас в заложники, мне противен. Он что-то кричит о своем родном брате, периодически стреляет в потолок так, что стены и пол под нами дребезжат, и всячески запугивает ни в чем неповинных людей.

Я все стараюсь пропускать мимо ушей.

Не вникать. Не думать. Ждать помощи.

Этому тоже учил отец, отдавший большую часть жизни службе в Управлении. По факту семьи у нас не было. Так… фикция. Еще и потому что отец – ужасный однолюб. Маму он любил по-настоящему, больше ни к кому так и не смог проникнуться , хотя догадываюсь, что женщины были.

– Полчаса у вас. Брата хочу видеть.

С сотрудниками полиции террорист общается по личному телефону одного из менеджеров банка. Требует, угрожает, что начнет убивать заложников. По одному – каждый час. Услышав это, в зале раздается душераздирающий женский плач. Кто-то не выдерживает.

– Заткнулись все! – орет ошалевший придурок. – Языки всем отрежу.

Не вникать в такое сложно. У страха вырастают длинные, скользкие щупальцы, противостоять которым могут только самые отчаянные.

Я вспоминаю какие-то слова и отчаянно пою про себя.

Что-то вроде..

Нас бьют, мы – летаем от боли все выше,

Крыло расправляя над собственной крышей.

Нас бьют, мы – летаем, смеемся и плачем,

Внизу оставляя свои неудачи.

Пою, пою, пою… Особое внимание уделяю звукам и артикуляции, шепотом проговаривая каждую букву.

Искорка же отчаянно всхлипывает и стонет.

Неожиданно ноги обдает прохладным, влажным воздухом. Мурашки кочуют по спине, тело сжимается тугой, металлической пружиной, пока я не слышу знакомый, мужской голос:

– Я переговорщик. Меня зовут Ренат Булатович Аскеров.

– Иди на хуй. Я буду стрелять.

– Я без оружия, Азамат, – судя по тяжелым шагам, Ренат проходит небольшой тамбур и оказывается в зале. Бесстрашный. – Обсудим условия освобождения твоего брата, и я уйду, чтобы все как следует подготовить, затем я же приведу Дилшода к тебе.

– Ко мне не надо, как мы будем отсюда выбираться? У вас наверняка ОМОН там… на улице. – наконец-то до придурка доходит – живым ему не уйти. – Бля-я-ядь…

Боюсь поднять голову, но предательски начинаю дрожать.

Не за себя.

За Рената.

Зачем Аскеров пришел сюда? Он что, камикадзе? Знает ли он, что я здесь? И если нет, то зашел бы в банк, располагая этой информацией? Стал бы меня спасать?

Не знаю…

– Ладно, давай говорить, – слышу голос прямо над нами и нарастающий галдящий шепот. – Заткнулись все.

Звук выстрела оглушает.

Вспотевшая рука в моей ладони напрягается и пару раз дергается, так я чувствую, что террорист хочет, чтобы Искра поднялась и поэтому… поднимаюсь первой. Сначала встаю на колени, а затем на ноги.

Пусть уж лучше выберет жертвой меня. Я не пахну животным страхом, ему будет невкусно. Рядом с шеей щелкает складной нож, а плечи обнимает грязная рука.

Резкий разворот, слепящий свет в глаза, мужской силуэт в трех-четырех метрах… Зажмуриваюсь всего на секунду и пытаюсь проморгаться.

– Отпусти девочку, – Аскеров равнодушно меня осматривает.

Как всегда собранный и спокойный. Человек в футляре. На лице – ни грамма удивления, но он ведь может просто его не показывать.

– А она мне понравилась, – ржет над ухом террорист. – Мы ее с братом с собой возьмем?.. А?..

– Не советую, – Ренат равнодушно пожимает плечами и без какого-либо интереса осматривает меня с ног до головы. – Молоденькая совсем и слишком костлявая.

Второй рукой террорист нахраписто исследует мое тело: бедра, живот, грудь. Хочется тут же снять с себя кожу.

– Может, ты и прав. Я люблю баб посочнее, а эта доска, два соска, – снова мерзко ржет.

– Дилшода освободят в течение часа, – Ренат спокойно сообщает, когда гогот стихает.

– Я сказал у вас полчаса, потом я начну убивать, – рука вокруг моих плеч сжимается, шеи касается холодное острие. – Буду резать всех, как паршивых овец.

Я чувствую режущую боль и одновременно с этим, как под воротник платья тонкой струйкой забирается тепло. В ужасе смотрю на Рената, но на его лице все еще пусто. Ни одной живой эмоции, даже глаза бесцветные. Только желваки на скулах поигрывают.

– Так быстро не получится, Азамат, – абсолютно спокойным, рассудительным голосом продолжает. – Давай не забывать, что мы в Москве. Дай мне время.

Внимательный взгляд останавливается на моем лице и указывает на пол. Это даже не секунда. Одно мгновение, неясное движение глаз. Но…

Я все понимаю. Не знаю, видит ли это Аскеров, но я сразу его понимаю.

– Вам с братом понадобятся деньги, Азамат. Много денег. Лучше взять их здесь же, – Ренат кивает туда, где в отделении располагается касса.

И преступник заглатывает наживку. Он отвлекается, рука на моей шее становится слабой, и я резко падаю на пол, прикрывая голову. Кажется, разбиваю колени.

Крики, выстрелы, звук битого стекла. Хотя, может мне все это кажется?