– Да, все нормально, – соврала, заставляя себя улыбнуться. – Просто… устала.

Он смотрел на меня, а я знала, что он не верит. Но Дима был не из тех, кто давит. Он просто кивнул и наклонился ближе. Сама шагнула к нему, потому что хотела этого поцелуя.

Хотела, чтобы он стер воспоминания о том, другом, о его голосе, о его лжи. Его губы коснулись моих – мягко, осторожно, как будто он боялся, что я убегу. И я ответила, прижимаясь ближе, но внутри… ничего. Только пустота, как будто кто-то выключил все чувства, оставив только холод.

Отстранилась, улыбнулась, хотя губы дрожали, как тонкий лед под ногами. Дима посмотрел, он не стал ничего говорить, только открыл дверь такси и сказал:

– Напиши, как доедешь.

– Ладно, – кивнула, забираясь в машину. Такси тронулось, я смотрела в окно, на заснеженные улицы, на мигающие гирлянды, но видела только Артема. Его профиль, его спутницу, его мир, где мне нет места.

Лиза, ты идиотка. Ты целуешь Диму, а думаешь о том, кто тебя сломал. Браво.

Дома, закрыв дверь, я почувствовала, как все, что я держала в себе, хлынуло наружу. Осела на пол, прямо в прихожей, и слезы полились, как будто кто-то открыл шлюзы.

Я плакала, тихо, чтобы не разбудить соседей, но так сильно, что грудь болела, как от удара. Плакала о себе, о той Лизе, которая верила, что любовь – это мотоцикл и звезды.

Плакала о Диме, который не заслуживал быть тенью в моей истории. Плакала о Саше, которая, как и я, раньше прятала боль за улыбкой.

Я сидела на холодном полу, обнимая колени, чувствовала, как прошлое душит, как будто кто-то завязал узел на горле. Вся моя новая жизнь была под угрозой. И я не знала, хватит ли у меня сил бороться. Не знала, как найти противоядие от яда, который все еще тек по венам.

Но где-то в глубине, под слоями боли и слез, я чувствовала искру. Маленькую, слабую, но живую. Искру той Лизы, которая носит яркие кофты, смеется громче всех и никогда не сдается. И я знала, что эта искра – мое спасение. Если я смогу ее разжечь, если смогу найти в себе силы, я справлюсь. Я всегда справлялась.

Но пока я просто плакала, сидя на полу, и ждала, когда боль отступит. Хоть на секунду.

Глава 8

Лиза. Декабрь. Год назад

Секунды тянулись долго, как часы, которые забыли, как тикать.

Сидя в аудитории, я сжимала карандаш так сильно, что пальцы побелели. Я пялилась на доску, где профессор выводил какие-то формулы по композиции.

Его голос был как фоновый шум – монотонный, словно радио, которое забыли выключить. Мои мысли были где-то там, за окном, где пушистый снег валил хлопьями, а он ждал меня.

Артем.

Сердце подпрыгивало каждый раз, когда я представляла его на парковке университета – небрежно облокотившегося на свой черный мотоцикл, с этой его ухмылкой, от которой у меня внутри все переворачивалось.

Три дня.

Уже три дня он забирал меня после лекций, и каждый раз я чувствовала себя как в каком-то кино – то ли романтической комедии, то ли в триллере, где главная героиня вот-вот влипнет в неприятности. Но мне было все равно.

Я хотела этого. Хотела видеть его глаза, темные, как ночное небо, хотела слышать его голос, чуть хриплый, с легкой насмешкой. Хотела чувствовать, как ветер бьет в лицо, когда мы мчимся по заснеженным улицам, и я обнимаю его, прижимаясь к кожаной куртке.

– Ковалева, вы вообще здесь? – голос профессора вырвал меня из грез, вздрогнула, чуть не уронив карандаш. Несколько одногруппников хихикнули, а мои щеки вспыхнули.

– Да, здесь, – пробормотала, заставляя себя выпрямиться. – Просто… задумалась о композиции.

Профессор хмыкнул, явно не поверив, вернулся к своей доске. Я бросила взгляд на часы над дверью. Еще десять минут.

Десять минут, которые казались вечностью.

Мои пальцы нервно чертили рисунки в тетради – они подозрительно напоминали линии его татуировки, той, что мелькала из-под рукава, когда Артем снимал куртку.

Лиза, ты безнадежна.

Все во мне пело, как будто кто-то включил музыку на полную громкость, и я не знала, как это приглушить.

Наконец, звонок. Вскочила так быстро, что чуть не опрокинула стул. Одногруппница, сидевшая рядом, приподняла бровь, но я только махнула ей рукой, бормоча что-то вроде «увидимся позже».

Я пробиралась через толпу студентов в коридоре, стараясь держать шаг ровным, как будто я не бегу к нему. Как будто я не умираю от нетерпения увидеть его.

Но стоило мне выйти на улицу, как ноги сами понесли быстрее. Снег хрустел под ботинками, холод щипал нос, а я чувствовала, как сердце колотится, как будто я пробежала марафон.

Вокруг мелькали лица – девчонки из моего потока, которые, я знала, уже шептались о «том парне на мотоцикле». Их взгляды жгли спину, но я не оборачивалась. Пусть смотрят.

Пусть завидуют. Он ждал меня.

И вот он – стоит у своего байка, как всегда, будто сошел с какой-то черно-белой фотки. Кожаная куртка расстегнута, волосы чуть влажные от снега, а в уголке губ – эта ухмылка, от которой у меня подгибались колени. Артем заметил меня, глаза блеснули, как будто он знал, как сильно я ждала этого момента.

– Ну что, пингвин, опять заставила героя ждать? – голос был как теплый мед, с легкой насмешкой.

– Героя? – фыркнула, поправляя шарф, чтобы скрыть смущение. – Ты просто таксист на байке, не обольщайся. И вообще, я не заставляла, это лекция затянулась. Профессор решил, что нам жизненно важно знать, как правильно выравнивать текст.

Артем рассмеялся, этот смех был как искра, которая могла поджечь все внутри меня. Он шагнул ближе, я невольно затаила дыхание. Его запах – табак, кожа и что-то резкое, как зимний воздух, – ударил в голову, как глоток крепкого кофе.

Господи, как с этим справиться?

– Может, пора сбежать? Я знаю одно место, там нет профессоров, только снег и звезды.

Закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку. Он был невыносим, но в хорошем смысле. В таком смысле, от которого мое сердце делало сальто, а тараканы в голове танцевали, как будто я выпила шампанского.

– Сбежать? – поправила рюкзак, стараясь выглядеть круче, чем чувствовала себя. – Мечтай. Мне еще сессию сдавать, а ты, похоже, вообще не знаешь, что такое зачеты. Или ты их сдаешь своей ухмылкой?

Он хмыкнул, протягивая мне шлем, его пальцы, как всегда слегка коснулись моих, когда я его взяла. И это снова было как удар током, и я, клянусь, чуть не уронила шлем.

Лиза, держи себя в руках. Но это было бесполезно.

Я была как мотылек, который летит на свет, зная, что обожжется, но не в силах остановиться.

– Поехали, пингвин, – сказал Артем, садясь на мотоцикл и заводя двигатель. Я, натянув шлем, забралась на сиденье позади него. Сердце стучало так громко, что я боялась, он услышит.

Мотоцикл рванул вперед, и снег повалил в лицо, пушистый, как вата, но я не замечала холода. Я была счастлива. По-настоящему, до дрожи, до мурашек, до ощущения, что весь мир – это мы вдвоем, несущиеся по заснеженным улицам.

Ветер бил в лицо, цеплялся за шарф, но я смеялась, прижимаясь к Артему, чувствуя, как его спина напрягается под моими руками. Это было как полет, как мечта, как что-то, что я не могла объяснить, но хотела, чтобы длилось вечно.

Мы остановились у подъезда, спрыгнула с мотоцикла, все еще смеясь, все еще чувствуя, как кровь бурлит в венах. Снег оседал на моих волосах, на куртке Артема, и я вдруг поймала себя на том, что не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Не хочу, чтобы он уезжал. Не хочу возвращаться в реальность, где есть лекции, зачеты и больная бабушка, за которой я должна ухаживать.

– Ну что, пингвин, доставил в целости, – Артем снял шлем, встряхнул волосами, и я, как дура, снова пялилась на него. Его глаза блестели, как будто в них отражались все звезды, которые он обещал мне показать. – Не благодари, я знаю, что я герой.

– Герой? Ты просто не дал мне замерзнуть. Но спасибо, что ли.

Артем улыбнулся, и эта улыбка была как солнце, пробивающееся сквозь тучи. А потом он шагнул ближе. Я замерла, чувствуя, как воздух между нами становится густым, словно его можно потрогать.

Он протянул руку, я подумала, что он просто поправит шарф, как делал пару раз до этого, но вместо этого, пальцами коснулся моих волос. Убрал рыжую прядь с моего лица, рука задержалась на щеке, теплая, несмотря на мороз.

– Артем…

Начала, но голос дрогнул, я не знала, что хочу сказать. Сердце колотилось так, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Я ждала этого момента. Боялась его. Мечтала о нем. И вот он наступил.

Он наклонился, его губы коснулись моих – мягко, неожиданно, но так, словно это было самым естественным в мире. Как будто так и должно быть.

Его поцелуй был как искра. Радость, страх, боль, надежда – все смешалось в один вихрь, который перевернул мой мир. Губы Артема были теплыми, чуть шершавыми от ветра, и я ответила, не думая, не сдерживаясь, прижимаясь ближе, боялась, что он может исчезнуть.

Это длилось секунду, или вечность – я не знала.

Но когда он отстранился, его глаза были такими близкими, такими темными, что я почувствовала, как тону в них. Его рука все еще лежала на моей щеке, и я, клянусь, не могла дышать.

Это было слишком. Слишком сильно, слишком больно, слишком счастливо.

– Пингвин, – в его голосе было что-то новое, что-то, что я не могла разобрать. – Ты… черт… ты сводишь меня с ума.

Открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Мои щеки горели, сердце колотилось, а внутри все кричало: Лиза, ты влипла. По-настоящему.

Сделала шаг назад, споткнулась о сугроб и чуть не упала, но Артем поймал меня за руку, и его смех, теплый, как летний дождь, разорвал тишину.

– Осторожно, пингвин, – сказал, а я, не выдержав, выдернула руку и пробормотала что-то невнятное вроде «пока», развернулась и почти побежала к подъезду, чувствуя, как его взгляд жжет мне спину.

Влетела в подъезд, потом в квартиру, захлопнула дверь, прижалась к ней спиной, словно это могло удержать мир, который только что перевернулся. Мое сердце все еще колотилось, губы горели от первого поцелуя, а в голове была каша.

Что это было? Что я делаю? Это же безумие. Он старше, он слишком крутой, он… он Артем. И я, кажется, влюбилась.

– Лизонька? – голос бабушки раздался из гостиной, и я вздрогнула, как будто меня поймали на месте преступления. – Ты чего там, как вихрь влетела? Не заболела? Щеки вон какие красные.

Заставила себя отойти от двери, бросила рюкзак на пол и вошла в гостиную. Бабушка сидела в своем кресле, укутанная в плед, она смотрела на меня с легкой насмешкой, но и с беспокойством. Я знала, что она видит больше, чем я хочу показать.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Температуры нет?

– Да все нормально, бабуль, – пробормотала, стараясь звучать небрежно, но голос предательски дрожал. – Просто холодно на улице, вот и раскраснелась. Пойду… шарлотку приготовлю, что ли. Ты не против?

Бабушка улыбнулась, явно не поверив, но не стала давить. Она никогда не давила, но ее взгляд говорил: «Я тебя знаю, Лизонька, не ври».

– Шарлотку? – приподняла бровь. – Ну, давай, только сахара не жалей, а то в прошлый раз было кисло. И не забудь духовку проверить, а то опять спалишь.

Кивнула, уходя на кухню, но мои мысли были где-то там, на улице, где Артем все еще стоял, где его губы касались моих. Помыла руки, достала миску, яйца, муку, но руки дрожали, как будто я только что пробежала стометровку.

Я влюбилась. По-настоящему. И это пугало меня до чертиков.

Я знала, что такие, как он, – это проблемы. Знала, что он старше, что его мир – это мотоциклы, татуировки и что-то, чего я, первокурсница с дурацким шарфом, никогда не пойму.

Но этот поцелуй… как звезды, которые он обещал мне показать. И я, дура, верила. Верила, что это и есть любовь. Верила, что это навсегда.