– Фуникулёры? Ого! Знаю про такие: Кремлёвский и Похвалинский, в «Википедии» читал. Принцип действия у них улётный, без электричества, основан на силе тяжести. В вагоны помещают ёмкости с водой. Когда на верхней станции баки наполняются, на нижней находятся вагончики с пустыми баками. Верхние вагоны под действием силы тяжести спускаются по рельсам, а нижние, наоборот, поднимаются.

– Точно. Я на них разок даже проехался, первым классом!

– Здорово! До нашего времени они не сохранились, но Кремлёвский фуникулёр планируют восстановить. А мне можно прокатиться?

– Скатаемся как-нибудь! – небрежно бросил Гришка и громко, словно яблоком, хрустнул второй луковицей.

О, как я мог забыть! Я достал из кармана яблоко.

– Хочешь? Угощаю, – и потянулся за Гришкиным ножом.

– Стой! – Гришка встрепенулся. – Это то яблоко, которое ты нашёл, когда очнулся?

– Ага.

– Слушай, а может, это не простое яблоко, а волшебное? – Он немного сконфузился на последнем слове. – Я вот подумал: может, его тебе бабуся подбросила, чтобы ты мог в своё время воротиться?

– А это мысль! Стоит только откусить, и я вернусь в то же время на то же место… – Я представил себе подворотню, ведущую к Покровке, трёх преследующих меня широкоплечих «цепных псов» и резюмировал: – Нет, сейчас я его есть не буду.

– Правильно, – поддержал меня Гришка, – сначала надо понять, как оно работает, чтобы не перевести продукт зазря. Я ещё вот что думаю: есть яблоко нужно в том же самом месте и в то же самое время. Завтра попробуем…

Не успел Гришка договорить, как рядом с нами нарисовался парень лет четырнадцати в длинном холщовом фартуке и высоченных сапогах. Из-под низко натянутого, развёрнутого козырьком назад картуза выбивался золотисто-рыжий вихор. Парень поглядывал на меня хмурыми, цвета болотной ряски глазами. Одной рукой он придерживал подвешенный на широкий ремень деревянный лоток, другой – почёсывал покрытую абрикосовым пушком розовую шею. Руки у парня были хваткие и крепкие, но при этом совершенно чистые, с аккуратно остриженными ногтями.

Где-то я его уже видел… Точно, это же мальчик-булочник с Рождественской улицы, только уж очень суров по сравнению со своей бронзовой копией.

От лотка пахло сливочным ароматом домашней выпечки. Я сглотнул слюну и отвёл глаза от белоснежного куска ткани, прикрывающего пахучую сдобу.

– Здорóво, офеня! – Гришка лениво приподнялся и протянул парню руку.

– И вам не хворать, – забавно окая, ответил тот и сжал Гришкину ладонь.

– Серёга! – я встал и представился новому знакомому.

– Архипка! – звонко отозвался тот и совсем сбил меня с толку.

– Так ты Архип или Офеня? – решил уточнить я, чем рассмешил обоих собеседников.

– Чудной-от у тебя приятель, Гришаня! – заметил Офеня-Архипка и приподнял картуз. Вместе с картузом взлетели вверх рыжеватые брови, и глаза как-то сразу просветлели.

– Чудной, – согласился Гришка, – внучатый племянник матери, из Томской губернии, погостить приехал.

– Неужто у вас все такие тёмные и юморов не понимают? – засмеялся Архипка.

Пока я придумывал, что бы такое ответить, снова вмешался Гришка и, подмигнув мне, бросил небрежно:

– Не-е, этот учёный, только сурьёзный больно, любит, чтобы всё по культуре. Если уж калачник, значит – калачник, и никаких тебе офеней…

Наконец до меня дошло, что я прилично затупил и офеня – это не имя, а скорее, профессия. Что-то типа коробейника, и не булочник вовсе… Вернусь в своё время, погуглю, кто такие…

– Значитца, приехавший? – Архипка протянул мне ладонь и улыбнулся. – То-то ж я гляжу, пинжак смешной и лапти заковыристые.

Архипка смешно проякал слово «гляжу», и улыбка у него получилась славная, совсем как у Дашки. Так что я просиял в ответ и крепко сжал его мягкую на ощупь ладонь.

– Трапезничаете? – Архипка снова почесал шею.

– Ага, – кивнул Гришка и присел на траву, – давай к нам.

– Погодь-ка… – Архипка перекинул через голову ремень и аккуратно поставил лоток под куст. Нырнул рукой под ткань, достал румяный, по форме напоминающий небольшую гирю хлебец, разломил его пополам и, разложив на промасленной бумаге, присел на корточки.

– Хм, московский, фунтовый! Пятак за штуку! Семёныч распёк не устроит? – заботливо поинтересовался Гришка. – За калач-то?

– Ну ж! – возмутился Архипка. – То ж моё, законное. Ежели я за неделю нужную выручку не сделаю, он мне позавчерашними калачами плотит. Глаза б мои на них не глядели…

Гришка подал приятелю яйцо, а сам отломил четверть душистого калача и сунул в рот. Меня тоже не пришлось уговаривать, я смачно откусил кусок от согретого солнцем калача и мысленно замурчал от удовольствия… Глянцевая корочка хрустела. Слоистая, белая, на удивление пружинистая мякоть таяла во рту. Калач был совсем не похож на позавчерашний, по крайней мере, я никогда не ел такой вкусной несвежей выпечки!

Заметив, как я уплетаю лакомство, Архипка довольно хмыкнул:

– Слыхали? Нынче на ярманке саратовские своим калачом хвастали. У ихнего калача ни дужки, ни козырька. Каравай высотой с сажень и в тридцать пудов весом! Сказывают, будто усаживали на него честной народ, как на перину, а калачу всё нипочём. Он в кажный раз сызнова подымался.

– Да враки всё это! – усмехнулся Гришка. – Где ж этакую печь раздобыть, чтобы в неё калач в тридцать пудов уместился?

– То-то и оно… – задумчиво поддакнул Архипка.

Дальше разговором рулил Гришка. Степенно расспрашивал Архипку про торговлю и хозяйские выволочки, иногда отпускал задорные шуточки, которые я не всегда понимал, но смеялся, так сказать, за компанию.

Из разговора я выяснил, что офеня – это мелочный торговец, разносчик. Курьер, типа… Я в Томске их не замечал как-то, а вот в Нижнем таких немерено… жёлтых, зелёных, розовых, с огромными коробами за спиной…

Как только у нас закончилась еда, зазвонил колокол – низко, раскатисто. Гришка перекрестился, собрал пожитки в ящик и взглянул на меня:

– Пора на работу. Сидючи в тенёчке, на харчи не заработаешь.

– Звонют и звонют, – сморщился Архипка, – работа не волк, стало быть, никуды не денется. Может, в орлянку срежемся на пятачок?

Гришка решительно встал, стряхнул траву со штанов, покачал головой.

– Тогда в кóзны, мне тятя вчера такой налиток сделал…

Гришка сдвинул картуз на затылок и задумался. Архипка ухватился взглядом за меня и выпалил:

– Серёга, а ты в козны играешь?

– В козлы? – я зачем-то кивнул. – Играю.

Гришка с Архипкой снова расхохотались.

– Не в козлы, а в козны! – сквозь смех объяснил Гришка.

– А я что сказал? – я попробовал изобразить недоумение.

– Ну ж, коли сказал, доставай бабки, – подхватил Архипка и полез в карман штанов.

– На деньги, что ли? – я тоже порылся в кармане ветровки, нащупал помятую пятисотку.

– Так ну-то, можно и на деньги, – обрадовался Архипка и вынул из кармана какой-то мешочек. – Гриш, раскидаем?

– В козны так в козны! – Гришка стянул картуз и, аккуратно сложив, заткнул его за ремень.

Парни отошли в сторонку, к утоптанной глинистой площадке у скамьи. Архипка высыпал что-то из мешочка на землю, прочертил веткой две параллельные полосы.

– Чего истуканом стоишь? – подмигнул мне Гришка. – Показывай свои бабки.

Я подал ему пятисотку. Гришка покрутил её в руках, глянул на просвет. Шепнул мне на ухо:

– Это чё?

– Бабки… – прошептал я.

– А козны-то где? – Гришка ошарашенно моргнул.

– Нету.

– Хм, а зачем сказал, что есть?

– Думал, бабки – это деньги.

Гришка улыбнулся и, засунув обратно в мой карман пятисотку, достал из ящика засаленный мешочек. Он выложил на ладонь несколько сглаженных четырёхгранных костяшек и показал мне. Потом высыпал их на землю рядом с чертой, поднял самую крупную Архипкину костяшку, прицелился и сбил ею валяющийся неподалёку камушек:

– Знатный налиток! Таким пару выбить – в один щелчок.

– А то ж! – поддакнул Архипка.

Я поднял отлетевшую к моим ногам кость, заметил посередине круглое, заполненное расплавленным металлом отверстие и наконец сообразил, что бабки, они же козны, – это кости, которые сбиваются битой – налитком.

– Для разгону по копейке на кон? – потёр руки Архипка и положил на край скамейки блестящую монетку.

Гришка погремел мелочью в кармане и тоже выложил копеечку.

Я замялся. Денег у меня не было, пятисотка в кармане, понятное дело, не в счёт. Порылся в рюкзаке. Вспомнил про найденный в тайнике брелок с фонариком. Достал трофей. Продемонстрировал фонарик в действии. Эпично, но мои новые приятели про свои костяшки напрочь забыли, с таким интересом разглядывали безделушку.

– Электрический? – поинтересовался Гришка.

– Почти! – улыбнулся я.

Заценив фонарик, Гришка посоветовал оставить «эту нужную штуку» при себе и сделал за меня ставку. Архипка нервно облизнулся, но спорить не стал.

Приятели отыскали для меня ещё один, как выразился Архипка, плохонькой, но шибко удачливый налиток.

Сначала была жеребьёвка. Мы отошли подальше от кона, так называлась первая линия, и по очереди кинули свои биты. Гришка забросил дальше всех, его костяшка уверенно перелетела вторую линию, парни её называли «сало». Архипкин налиток остановился на ней же. А вот мой не долетел и застрял между салом и коном.

– Куды ж ты гораздишься? – хлопнул себя по бокам Архипка. – Таперича последнему бить да с закрытыми глазами.

Гришка подмигнул:

– Дак мы же не условились, как считать… А у сибирских, может, по-другому? И к тому же у него вона жок выпал.

Я уже ничего не соображал, но Гришке на всякий случай поддакнул.

– Лады, – неожиданно согласился Архипка, – пусть перебьёт.

Прищурив один глаз, я снова метнул налиток. От волнения рука дрогнула, и бита соскочила в сторону. Я зажмурился, чтобы не видеть своего позора. Но, как ни странно, мой налиток оказался ближе к Архипкиному, и я обошёл Гришку.

– От оно как, я первым бью! – воскликнул Архипка.

Пошла игра. Мы кидали налитки по очереди. Гришка с Архипкой шустро подсчитывали очки и делали новые ставки.

После нескольких конов мой баланс по-прежнему оставался равным копейке. Фортуна то отбирала, то возвращала мне заветную монетку. Я так увлёкся игрой, что не заметил, как к нам подошёл какой-то парень. С виду неприметный, неопределённого возраста, серенький и сухощавый, с прозрачными, почти бесцветными глазками, противным сладковатым баритенором и по-дурацки кошачьим именем Васька.

Как только Васька присоединился к игре, движ начался совсем не детский. Игра шла на выбывание, ставки от кона к кону не снимались, и банк рос с бешеной скоростью. Спустя несколько заходов моя копеечка оказалась на самом дне общей кучи вместе с любимым горчичным шарфом, фонариком и блокнотом с изображением ретроавтомобиля ГАЗ, раздобытыми во время геокешинга.

Гришка и Архипка вылетели из игры, сидели на лавочке бледные, как поганки, и следили за ходом событий.

Мы с Васькой остались один на один. Его бросок против моего…

Гришка сжал кулак и показал его мне в знак солидарности. Я покрутил удачливый налиток пальцами, прикрыл глаза, коснувшись костяшки губами, бросил. Налиток крутанулся в воздухе и сбил одиноко стоящую бабку. Васька кинул следом и тоже попал.

– Ничья? – вырвалось у меня.

– Удвоим ставки? – задорно подмигнул Василий.

– А давай, – согласился я, – только у меня больше ничего нет.

Васька обошёл меня кругом, согнулся в поясе и присмотрелся к моим кроссовкам.

– Штиблеты у тебя знатные… – Васька даже причмокнул. – Поставишь?

Я глянул на Гришку. Тот изо всех сил строил мне непонятные гримасы и зачем-то душил себя собственными руками. Я перевёл взгляд на увесистую кучку монет, поблёскивающих на солнышке.

– Поставлю!

Гришка звонко хлопнул себя по бокам и нервно сплюнул на землю.

– Ну вот и сговорились. – Васька прищурил глазки и азартно потёр ладони.