Глава 8

Я несусь в класс, не чувствуя под ногами твердой почвы, не замечая ступенек, не слыша криков. Только распахиваю дверь и набираю в рот воздуха, чтобы крикнуть, как человек, бежавший впереди на несколько метров, перехватывает меня и закрывает рот широкой ладонью.

Он держит так крепко, что я захлебываюсь воплем, рвусь и дергаюсь, но не могу освободиться от стальной хватки. Мозг взрывается от паники и ужаса:

«Урод! Что делает? Сейчас произойдёт трагедия!»

Но мужчина словно не понимает, что я на грани обморока: он смотрит на детей. Почти теряя сознание от недостатка кислорода, обмякаю в его руках.  Бросив на меня быстрый взгляд, он ослабляет захват и прикладывает к губам палец. Я глотаю воздух раскрытым ртом и наконец соображаю, чего он хочет добиться, хотя пока еще не понимаю, что происходит.

И вдруг незнакомец отталкивает меня, одним прыжком достигает окна, раскидывает детей и… я не вижу больше Настю, а мужчина перевешивается через подоконник и сучит ногами по скользкому линолеуму.

– А‑а‑а, – вырывается из горла крик. – Дети, держите его!

Сама бросаюсь к незнакомцу и цепляюсь за широкий ремень. Пятиклашкам вторая команда не понадобилась. Они облепляют здоровяка со всех сторон, и мы сразу, одним рывком, затаскиваем его и девочку в класс.

Все дети в голос ревут от облегчения, и я с ними. Мы сидим на полу и дружно всхлипываем. Слезы льются потоком по щекам, размывая тушь, а эта некачественная, хотя и брендовая, сволочь попадает на слизистую глаз и неимоверно щиплет.

Я почти ничего не вижу перед собой, какие‑то мутные разводы, но мне плевать! Мне хорошо! От счастья хочется кричать и обнимать всех вокруг. В порыве эмоций я прислоняюсь к чему‑то мягкому, прижимаюсь щекой и вдыхаю тонкий аромат кожаной куртки, мужского парфюма, смешанного с запахом кухни.

– Может, слезете с моих ног? – мгновенно отрезвляет меня грубый голос.

Я вскакиваю и только сейчас замечаю, что аудитория наполняется народом. Казалось бы, все должны быть счастливы, но, увы: незнакомец – родной дядя Насти – насильно уводит ее из школы.

Дети собираются вокруг меня и стоят, тесно прижавшись. Их лица полны раскаяния и страха.

– Садитесь на свои места, – говорю им.

– Что теперь будет, Регина Викторовна? – тихо спрашивает Андрей.

Пожимаю плечами. Предполагаю, что ничего хорошего ждать не придется. Наверняка этот здоровяк поднимет шум. Даже представить страшно, как буду рассказывать о таком событии маме, и понимаю, что первый рабочий год в школе оборачивается для меня провалом.

Слезы снова набегают на глаза.

– Возьмите, – Юля сует мне в руку влажную салфетку. – У вас тушь… потекла…

Пока я привожу себя в порядок, пытаюсь собраться с мыслями. Да, в классе чуть не случилась беда, но я настроена сначала разобраться в ситуации, а потом уже казнить или миловать детей.

– Как это понимать, Регина Викторовна? – сверлит меня взглядом завуч по воспитательной работе. – Почему ученики были в классе одни?

– Но…, – краснею я. Какая бестактность воспитывать учителя на глазах у детей! – Был урок математики.

– Илья Борисович, – завуч поворачивается к педагогу.

Тот стоит растерянный и красный, но от злости.

– Простите, а в чем я провинился?

Илья тоже первый год работает в школе и задерживаться здесь не собирается, поэтому дерзит администрации по полной программе. Я же внутренне сжимаюсь, боюсь, что его поведение лишь усугубит наше положение.

– Как в чем? – брови завуча взлетают, острый взгляд поверх очков пронизывает нас. – Вы оставили детей одних!

– Простите! В уставе школы не записано, что учитель‑предметник не имеет права покинуть класс на перемене.  Это не детский сад, и не солдатская казарма! Я могу пойти в туалет, или в лаборантскую за учебником, в конце концов, могу поговорить в коридоре с родителями или с детьми.

Я облегченно выдыхаю. Мне бы и в голову не пришло сослаться на устав лицея, а ведь это основной документ, регламентирующий поведение учителя и учеников в учебном заведении.

– Илья Борисович, вы свободны, – машет рукой завуч и поворачивается ко мне.

– А урок?

– Отработаете во внеурочное время.

– За что я наказан? – вспыхивает Илья.

– Идите уже! Молоды еще, чтобы перечить!

Завуч выпроваживает посторонних из аудитории и поворачивается к притихшему классу. Я с тоской смотрю на осунувшиеся и заплаканные лица. Неужели мои добрые дети дошли до такого кошмара? Не верю! Здесь что‑то другое!

Думаю так, а сомнения терзают душу.

– Рассказывайте! Кто командир класса?

Я вздрагиваю, словно получаю удар плеткой. Встаёт Андрей. Это вчера он бросал упрёки Насте и считал себя правым. Сейчас мальчик стоит, опустив плечи, и трясётся, потом поднимает глаза, но смотрит на меня.

– Регина Викторовна, простите нас, пожалуйста, – всхлипывает и замолкает, не в силах преодолеть рыдания.

– Мы больше так не будем, – подхватывают остальные.

– Мы не хотели толкать Настю, – выкрикивает Юля. – Мы ее спасали.

От нового шока у меня раскрывается рот. Я, как рыба, вытащенная на берег, пытаюсь что‑то сказать, и не могу. Первой спохватывается завуч.

– Так, так, дети! Повторите, что вы сказали?

Оказалось, что у меня вчера создалась иллюзия благополучия, но ученики не успокоились. Полночи они переписывались в сетях с математическим классом. Дело дошло до взаимных упреков и оскорблений. Девочка из команды соперников сделала скриншоты и пригрозила отдать их своему классному руководителю. Вот потому на первой паре мои ученики были такие притихшие и испуганные. Они не знали, как поделиться со мной ещё одним преступлением.

Естественно, на перемене все опять набросились с упреками на Настю. Та разозлилась, выскочила в коридор и стала звонить маме. Мальчики попытались отобрать у неё телефон. Дети носились по холлу, ворвались в класс и оказались у распахнутого для проветривания окна. Настя вытянула руку и встала на цыпочки. Андрей подпрыгнул, чтобы перехватить мобильник, кто‑то забрался на подоконник, но от толчка телефон выпал из пальцев и полетел на землю.

Все с криками высунулись из окна, прижав визжащую Настю животом к краю подоконника. Этот момент мы и увидели с незнакомцем. А дальше ситуация уже вышла из‑под контроля.

– Что вы наделали! – закричала Настя. – Меня мама теперь убьёт! Где телефон?

Она резко свесилась вниз. Дети перепугались и потащили ее обратно, тут и подоспел незнакомец.

Как реагировать на такое, я не знаю. Слушаю учеников, а сердце обливается кровью. Пятиклассники действовали на эмоциях, но и мы, взрослые, не разобравшись в ситуации, наломали дров.

Стук в дверь отвлекает всех от горьких мыслей. В проеме показывается охранник.

– Простите! Лилия Вячеславовна, там полиция приехала.

Полиция? На негнущихся ногах я иду к стулу и опускаюсь без сил. Новый дружный вопль потрясает воздух.

– Регина, – шепчет мне завуч. – Звони родителям. Кажется, дело принимает плохой оборот.

Глава 9

Всю неделю я занимаюсь делами семьи. Мама и сестра были шокированы, узнав о том, что случилось в школе.

Опять ночую в квартире родителей: не могу оставить моих женщин одних. Весь день жду информации от Ивана, но, когда он позвонил, лишь уклончиво сказал:

– Не пыли, Задвора! Идёт следствие.

– Куда оно идёт! – зверею я. – Почтовой лошадью идёт? В чем там разбираться? Яснее ясного!

– Э‑э‑э, погоди. Тут интересная картина вырисовывается, – хмыкает Ванек и отключается.

Приходится ждать, пока Ванек выяснит все детали, а он, как назло, делает это тщательно и неторопливо. От его педантичности я схожу с ума, но и поделать ничего не могу.

Все же домашние попытки поговорить с Настей неизменно проваливаются. Она твердит одно:

– Никто меня не толкал. Я телефон уронила, вот и высунулась посмотреть, где он.

– Прекрати защищать этих хулиганов! – наконец рявкаю я.

– Ты сам хулиган! – вырывается у племяшки.

Она влетает в детскую, хлопает дверью и запирается.

У меня и челюсть отваливается: обычно тихая и веселая девочка превратилась в зверька.

– Влад, оставь ее в покое, – защищает дочь сестра. – Настюха пережила стресс. Дай время. Пещерно лучше, – тут она делает паузу и на всякий случай отходит на несколько шагов

– Говори уже, что хочешь сказать!

– Поезжай к себе домой, – выпаливает Янка сбегает к маме в кухню за защитой.

Я растерянно смотрю ей вслед. Может, и правда, погорячился? Не разобрался в ситуации, наломал дров? Я всегда быстро принимаю решения, мой холерический темперамент просто не дает времени на размышления и сомнения.

– Вот останется у твоей дочери детская травма на всю жизнь! – не сдаюсь я и заглядываю в кухню.

– Не останется! – отрезает Яна. – У детей очень гибкая психика. Поверь, вскоре скандал в классе будет казаться легкой перепалкой.

Но я не соглашаюсь с такой халатной позицией и ночь провожу в кошмаре. Мысли так и крутятся в голове. Хочется схватить за воротник пальто Настину училку, эту любительницу красного цвета и противного сладкого аромата, и хорошенько встряхнуть, чтобы знала, как с детьми надо работать.

– Завтра иди в приемную директора и забирай документы, – приказываю сестре наутро. – Не будет Настя учиться в такой школе!

– Влад, угомонись! – сопротивляется Яна. – Конец года, нельзя вырывать ребёнка из привычной среды. Да и денег лишних нет, чтобы школы, как перчатки менять.

Все ясно! Это упрек в мой адрес. Стою и в упор смотрю на Янку. Она тоже сверлит меня взглядом. Отец передал мне отель, чтобы бывшая семья имела постоянный доход, а я оказался дерьмовым и ленивым бизнесменом. Мне мало от жизни надо, но мама и сестра – это совсем другое.

– Да? Ты так считаешь? – уже не так рьяно сопротивляюсь я и снова начинаю наворачивать круги по комнате. – А если эта ситуация повторится? Я видел их классуху. Растяпа и ворона!

И тут в зал вбегает Настя. Ее лицо перекошено, по щекам текут слёзы. Смотрю недоуменно: я отправил ее с бабушкой в магазин, хотел поговорить с сестрой без свидетелей. И когда они появились?

– Дядя! – кричит Настя. – Регина Викторовна самая лучшая! Она нас любит! И уроки ведёт очень интересно. У всех ребят английский язык – самый любимый предмет. Я не хочу в другую школу.

– Настя, выйди! Эта тема не обсуждается. Мы с мамой сами решим твою судьбу!

– Мамочка, Влад все неправильно понял, – племянница бросается к Яне в объятия. – Я же говорила: никто меня не толкал. Вы не слушаете!

Захлебываясь от рыданий, Настя опять скрывается в детской, а на пороге появляется мама. Теперь на меня укоризненно смотрят две пары голубых глаз. Они так похожи на мои, что мороз бежит по коже. От отца мне и сестре достались высокий рост, темные волосы и густые брови, от мамы – ясная голубая радужка.

– К старости будем с тобой соревноваться, кто больше похож на Брежнева, – шутит сестра.

Мама рядом с нами кажется маленькой и хрупкой, как балерина.

– Ладно, – отмахиваюсь от родных. – Думайте сами. Но пусть посидит дома, пока все не утрясется.

Несколько дней идёт разбирательство. Яну и Настю вызывают в школу, на беседу с администрацией, родителями и одноклассниками. Меня они собой не берут. На все попытки их сопровождать, сестра категорично отвечает:

– Займись делами отеля! У тебя там куча проблем. А в школе ты, как слон в посудной лавке, все норовишь что‑то сломать или испортить.

Я возвращаюсь к себе, но удовлетворения не получаю. Что‑то гнетёт изнутри, словно червяк завёлся в сердце и точит потихоньку, как яблоко. Отель раздражает до зубовного скрежета. Удивляет ещё и то, что Настина классуха не требует машину. Хотя меня не должно это волновать совсем, но все же.

Чтобы занять чем‑то полезным голову и время, я несколько дней инспектирую все службы отели и везде вижу развал и беспорядок. До намеченного совещания, где я должен буду выслушать предложения сотрудников, остается два дня. Но, наблюдая за менеджерами и администраторами, я не замечаю никакого движения и азарта. Такое поведение подчиненных нагоняет тоску.