Иман Кальби: Доктор Артур. Эхо ее сердца

ПРОЛОГ

– Я был в номере отеля с любовницей, куда нагрянула моя жена… Зашла, увидела, схватилась за грудь…– запинаясь, понуро рассказывал мне о произошедшем холеный сорокалетний мужик, – Понимаете, Артур Титалович, я ее люблю и не хочу разводиться. Можно как-то отыграть произошедшее? Может искусственная амнезия?

– Я кардиолог, а не повелитель времени…-еле сдержал раздражение.

Меня, циника и гуляку, тянет к своей пациентке. Она не в моем вкусе, замужем, а я одержим ею…

А потом я узнал ее тайну…

ГЛАВА 1
Артур

Все началось в дождливую пятницу. Такие дни я терпеть не могу. Люди становятся вялыми, уставшими, и, как назло, у них вдруг вспыхивает желание умирать – у кого от тоски, у кого от лишнего сахара в крови.

В приемном покое уже собирались закрыть смену, когда в дверь буквально ввалилась Алина, дежурная сестра, с лицом, как будто увидела смерть лично.

– Артур Титалович, прием! Скорая с подозрением на острый коронарный синдром, женщина, двадцать один год, без сознания!

– Документы есть? – бросаю, поднимаясь. Уже знаю – молодая, худая, сейчас опять окажется, что злоупотребляла энергетиками, сожрала таблетки, а сердце не выдержало. Типичная история.

– Да, все при ней. Привезли из отеля. Там еще… муж на ресепшене. Очень настаивал, чтобы Вы приняли его лично и пообщались.

А вот это интересно… Что, парочка с нестандартными сексуальными экспериментами? Мда, довыеживались, герои-любовники…

Промолчал, негоже сыпать скабрезными шуточками, когда человек при смерти. Молча надел халат. Меня не интересуют драмы в отелях. Меня интересует ритм – синусовый или нет. Все остальное – театральный реквизит.

Когда ее везли мимо на каталке, я мельком взглянул. Русая, почти белокурая, и на этом фоне – совершенно белое лицо. Глаза закрыты. Пульс нестабильный, аритмия, слышу по приборам.

Захожу следом в палату.

Пока подключают к стационарным системам, пробегаюсь по анамнезу. Немного заштормило…

«Астахова Вероника Алексеевна, 22 года. Пациентка поступила в приемный покой в состоянии средней тяжести с признаками нарушения ритма сердца (желудочковая тахикардия, нестабильная гемодинамика). Госпитализирована с подозрением на острый коронарный синдром (ОКС)… В анамнезе – пересадка сердца. Дата операции: пять лет назад. Возраст донора – 32 года, женский пол. Клиническое восстановление после трансплантации – успешное, без признаков отторжения, на постоянной иммуносупрессивной терапии (циклоспорин, микофенолат мофетил)… Со слов сопровождающего лица (муж пациентки) эпизод был спровоцирован сильным эмоциональным стрессом. Пациентка упала в обморок, жаловалась на острую боль в грудной клетке, выраженную слабость, затрудненное дыхание…»

Сняли ЭКГ, подтвердили предынфарктное состояние. Никакой хирургии – только стабилизация, нагрузочная терапия, наблюдение.

– В кардиологии оставить, под капельницу. Отдельную палату дня на четыре. Без посещений, – бросил я Алине.

Она кивнула. А я пошел в приемную, где в углу как раз сидел тот самый муж. Странноватая пара. Хотя о чем это я. Это у нас, врачей, все тривиально- драмы, любовь, скандалы-интриги-расследования, как итог- полный швахт в личной жизни к среднему возрасту. А это типичная история «успешный мужик- юная нимфа». Мужчина лет сорока, холеный, но явно на взводе. Жамкает смартфон, пытается выглядеть спокойно, но по глазам вижу – паника. А еще стыд. Такой себе коктейль. Привычный.

– Артур Титалович, здравствуйте, – встал, чуть поклонился. О, надо же. Какая честь от мужика с часами из эксклюзивной линейки «Ролекс», -Меня зовут Дмитрий Григорьевич Астахов. Я… муж Вероники.

– Приступ случился внезапно? Что она принимала? Есть хронические заболевания помимо факта трансплантированного органа?

– Все было нормально. Просто… – он замялся, в глазах паника усилилась. Мда, забегали у него глазки. Ох, как же забегали…– Мы были в отеле. Я не ожидал, что она придет вообще. Она не должна была знать…

– То есть…-даже переспросил не поверил…

Она точно его жена, а не юная любовница?

– Я был… не один, Артур Титалович. С любовницей. Вероника застукала нас в номере отеля и ей стало плохо. Надеюсь, мне не нужно сейчас тут посыпать голову пеплом. Дело мужское. С кем не было… Я жену свою люблю…

Я молчал, пораженно слушая его.

Нет, я не святой.

От слова совсем.

Но даже меня от этого цинизма пробирает до косточек…

– Она зашла. Увидела. И у нее началось. Схватилась за грудь. Еле дышала. Упала…

– Понятно, – кивнул, подавляя эмоции, – Стрессовый фактор, все ясно. Сейчас ее стабилизируют, будет под наблюдением.

Он подошел ближе. Понизил голос.

– Артур Титалович… я умоляю, не давайте пока никому из прессы знать. И… если можно, не пускать ее мать. Я сам все объясню. Она у нас… вспыльчивая.

– Мы врачи, а не пиар-агентство, Дмитрий Григорьевич, – отрезал я. – Она поступила по скорой, без сознания. Все действия – по протоколу.

Он выдохнул. Долго. Как будто этот выдох вытянул из него остатки чего-то мужского. Потом добавил:

– Артур Титалович… я не хочу ее терять. Я… понимаю, как это выглядит. Но я не знал, что она так отреагирует. Я виноват. Я ей… изменил. Один раз. Это ошибка. Но она для меня важнее всех. Может есть какая-то таблетка? Ну, там амнезия… Под стресс списать…

– Я не повелитель времени и не полиция нравов, но Вам сейчас лучше заткнуться, Дмитрий Григорьевич. Мы полчаса назад откачали вашу жену, а вы мне предлагаете сейчас играть на ее психосоматике и вегетативной системе? Меня за такое лишат врачебной аккредитации. Я уже молчу вообще про общечеловеческую этику…

Резко развернулся и пошел в свой кабинет. У этого мужика на лице было все сразу – вина, страх и еще что-то мерзкое. Как у тех, кто теряет контроль, но хочет вернуть свою игрушку назад. Только вот это не игрушка. Это человек. С сердцем, которое теперь в моих руках.

ГЛАВА 2
Артур

Я зашел к ней в палату на следующее утро. Хотел убедиться, что ритм восстановился. Чисто профессионально. Без лишнего внимания, хоть эта история, признаться, и триггерила меня.

Вот что ему надо? Молодая жена, красавица, переживает, раз свалилась с приступом…

А ему шлюху подавай в отеле…

Неисправимые кабели.

Поймал свое отражение в зеркале.

Чья бы корова мычала, да, Артурий?

Когда вошел, она уже смотрела в окно. Большие серые глаза. Лицо – как у фарфоровой куклы. Хрупкое. Прозрачное. Волосы растрепаны, губы чуть покусаны. Она обернулась и наши взгляды встретились.

Черт.

Это было странно. Как будто во мне что-то дрогнуло. Будто воздух между нами стал плотнее, гуще.

Это на молодую хрупкую, почти прозрачную девочку такая реакция?

Она не в моем вкусе. Я люблю ярких женщин, сочных, колоритных, преимущественно брюнеток, а эта… девочка совсем… Она на дочь Астахова тянет, а никак не на жену…

– Доброе утро, Вероника, – сказал я, стараясь говорить ровно, – Я Артур Титалович, главный кардиолог этого центра, ваше состояние в моем ведении.

Она кивнула слегка. Потом прошептала:

– Спасибо, доктор. Я… даже не помню, как все произошло,– дрожащими руками потянулась к лицу. Прикрыла глаза. Ногти ухоженные, но без нарочитого маникюра.

– Такое бывает. Организм просто не выдержал. У вас были серьезные симптомы, но сейчас все стабильно.

– Это все… он, – вдруг тихо сказала она. – Я не хотела все это видеть. Просто… сердце. Как будто кто-то вырвал его из груди.

Я замер. Медленно подошел ближе. И все же что-то в ее голосе, в этой защищающейся хрупкой позе, в запавших глазах – цепляло. Не как врача. Как человека. Как мужчину.

– У вас по жизни много стресса, Вероника? – спросил я тихо, почти шепотом.

Она подняла на меня глаза. Они были полны слез. Не капали, а просто стояли, как будто чуть качни ее, тряхни – и польются.

– Я не хочу его видеть, – выдохнула рвано, – пожалуйста, не отпускайте меня домой, оставьте здесь. Хоть еще на пару дней.

– Почему? Он вас обижает? Вы боитесь его или это просто обида за… случившееся? – спросил я резко, сам удивившись, как рвано прозвучал мой голос. Что, идиот, ревнуешь чужую жену к ее эмоциям к законному мужу? Дурак…

Она отвела взгляд. Ответа не было. И это молчание звучало громче любого крика.

Неприятно… Почему-то странное, почти зудящее чувство досады не отпускало…

Зашел к себе в кабинет. Долго сидел и смотрел перед собой, вспоминая прозрачный силуэт Вероники… Ведь девочка еще… В школе бы увидел- принял за ученицу…

А она жена этого борова, которой, урод, еще и изменил…

Взял стопку с картами пациентов, пробежался быстро глазами, отыскав ее фамилию. Снова вчитываюсь в анамнез.

Такая молодая, а уже с чужим сердцем…

Сколько раз я сам делал пересадки.

Сколько раз давал надежду людям на будущее…

Но вот в чем я не был уверен, но точно никогда бы и не подумал произнести вслух своим пациентам…

А сколько в них самих остается себя после пересадки сердца?

Сухой циник во мне смеется и говорит, что это всего лишь мышца, гоняющая кровь по телу.

А Артур, который когда-то верил в любовь и судьбу, скажет однозначно и непреклонно- сердце у человека может быть только одно… И после его пересадки кто продолжает в тебе жить- ты или же тот, кто через тебя получил второй шанс? У меня не было на это ответа.

ГЛАВА 3
Артур

Я не знаю, как объяснить, почему я стал приходить к ней каждый день. Говорил себе – контроль состояния, проверка реакции на препараты. Но все это было ложью. Эти показатели мог снимать любой дежурный интерн.

А ходил я. Несмотря на косяки подчиненных в мою сторону.

Мы разговаривали, выходя далеко за пределы моей компетенции, наплевав на условности.

Я хотел с ней говорить. Меня тянуло к ней. Мне отчаянно хотелось ее защитить.

И нет, это было даже не про мужской интерес, это было нечто более высокое и сакральное.

Ее мама ожидаемо начала обрывать все телефоны клиники – и вопреки наветам Астахова, я взялся с ней поговорить. К Веронике и правда сейчас было нельзя- нам нужно было исключить не только фактор волнения, но и малейшую вероятность подцепления вирусов. И потому клятвенно пообещал женщине отчитываться о состоянии девочки утром и вечером. Тем более, что она жила не в Москве.

Даже из тона женщины было понятно, что она говорит про мужа дочери, пусть и косвенно, но с едва скрываемой неприязнью, может даже ненавистью. Сознательно остановил себя в этом месте. Это их внутренние семейные дела. Восемьдесят процентов матерей ненавидят своих зятьев и наоборот… Решил не копошиться в чужом грязном белье. Моя задача- поставить девочку на ноги…

Вероника училась на художника. Вернее, ее «приземленной» профессией должен будет стать дизайн интерьеров, но по-настоящему, как она сама сказала, всем сердцем, она любила одно- рисовать… И делала это, надо сказать, изумительно.

Мы много говорили. Про цвета. Про книги. Про искусство. Она рисовала на планшете- маленькие эскизы акварелью. Я смотрел, как она держит стилус – так же, как Лейла держала кисть, когда разрисовывала стены нашей старой кухни. В груди царапали болезненные вспышки воспоминаний, которые я, казалось бы, давно и успешно запрятал куда-то очень глубоко…

И в то же время, я не цеплялся в компании Вероники за прошлое. Мне просто было приятно находиться в ее ауре. Он успокаивала меня и одухотворяла. И даже кривые и ироничные взгляды Алины не действовали.

Мои подчиненные успели привыкнуть к мрачному, нелюдимому и циничному в отношении женщин доктору Артуру. Я почти жил на работе- и потому мои краткосрочные связи с женщинам для удовлетворения физиологической нужды не были чем-то секретным от моих помощников, а тут…