Екатерина Казакова: Жнецы Страданий

Авторы выражают глубочайшую благодарность за помощь в работе над текстом:

Елене (Chelcy),

Ашвине,

Алексею Ильину,

Галине (Qweqwere),

Лисе.

Друзья, без ваших дельных подсказок, ценных советов и грамотных замечаний эта книга многое бы потеряла.

Огромное спасибо за тонкую редактуру и вдумчивую вычитку Валерии Евдокимовой (Anarhiya), которая любит этот текст даже больше, чем авторы.

Низкий поклон и глубочайшая благодарность Марии Ровной за невероятно профессиональное литературное редактирование и помощь в устранении фактических ошибок.

Здравствуйте, дорогой читатель!

Вы держите в руках книгу с довольно необычной судьбой. Эта история написана более десяти лет назад и тогда же первый раз издана. Правда, в бумаге вышли только два тома. Третий, законченный, так и остался в электронном варианте. Издательство утратило интерес. В отличие от читателей.

На протяжении последующих лет авторам часто, очень часто приходили письма из самых удалённых уголков нашей (и не только нашей) страны с благодарностями за интересную книгу и вопросами об издании третьего тома.

Авторы разводили руками.

Историю мы закончили. Финальную точку в сюжете поставили. Текст бесплатно выложили в Сеть и считали, что этого достаточно. Но не тут-то было.

Нам писали из Беларуси, Армении, Азербайджана, Казахстана, Израиля, Германии, даже с Барбадоса! От нас буквально требовали третий том в бумаге.

В конце концов это заставило нас пересилить авторское упрямство и снова попытать счастья. Раз за разом мы отправляли рукопись в различные издательства, но отовсюду получали отказ за отказом. Никто не хотел брать к публикации книгу, первые два тома которой уже кто-то когда-то выпускал.

Отозвалось лишь молодое издательство Т8 Rugram. Отозвалось и решило переиздать книгу полностью. Тогда никто даже подумать не мог, как всё обернётся.

А случилось нечто неожиданное. Книга, до того страстно любимая довольно-таки узким кругом читателей, стала стремительно набирать популярность. Её покупали, рекомендовали, ругали, о ней спорили, по ней делали фанарты, косплеи и писали фанфики…

И вот ещё один шаг – новое оформление с профессиональными иллюстрациями, сносками и всем тем, чего так не хватало раньше.

Что же за история ждёт вас на этих страницах? О чём расскажут авторы, когда закончится этот многословный пролог и вы наконец перейдёте (ну, нам бы хотелось верить, что перейдёте) к тексту?

Можем с определённостью сказать: эта история не про магию. Не про добро и зло. Она про людей. Про их силу и слабость. Про выбор и его отсутствие. Про страх и преодоления себя. Здесь у каждого своя правда и своя вина.

Это однозначно фэнтези, которое чаще всего определяют как славянское. Но сами мы назвали бы его псевдославянским.

А вот поджанр… Кто-то уверяет, что это тёмное фэнтези, кто-то называет реалистичным фэнтези, другие – тёмной мелодрамой (мы, правда, не знаем, существуют ли такие в природе). Но пока нет того жанра, с которым согласилось бы большинство читателей. Поэтому истину вам придётся искать самостоятельно.

Сейчас вы перевернёте эту страницу и приступите к чтению. Надеемся, оно будет интересным, а созданный нами мир и герои понравятся вам точно так же, как уже понравились десяткам тысяч других людей самого разного возраста, пола и национальности. Потому что не важно, какой жанр у истории, главное, чтобы с ней не хотелось расставаться.

Захватывающих приключений вам и, конечно, мира в пути!

Пролог

Хорош выдался цве́тень^[1], первый месяц лета! Дивно хорош. Тёплый, погожий. Ненастные дни по пальцам пересчитать можно. Нынешний же и вовсе был на загляденье. С утра пролился стеной дождь. Прибил пыль, вычернил могучие брёвна тына^[2] и тесовые крыши изб, оставил по тропинкам блестящие лужи. А после солнышко выглянуло. Благодать!

Во дворах веси^[3] ещё царила тишина, но уже тянулся над поселением дым очагов. Скоро возвратятся с лова охотники, молодёжь придёт с репища, дети из лесу. Тогда и оживёт деревня: рассыплется тишина на голоса, смех, визг, крики и радостный собачий лай.

Летние дни длинные, светлые. Ночь на порог едва ступит, едва крылья свои чёрные над миром раскинет, а утренняя зорька ей уже в затылок дышит. Всегда бы так.

Дед Врон, опираясь на крепкую клюку, сошёл с крыльца и поковылял к скамье, устроенной нарочно для него в тени старой яблони. Здесь старик тяжело сел, прикрыл воспалённые глаза и подставил лицо щедрому солнцу.

Хлопнула дверь избы. Во двор выбежала девчушка вёсен восьми. Путаясь в подоле рубахи, она подлетела к блаженствующему старику и, силясь казаться взрослой, проворчала:

– Ты, деда, долго не сиди! А то стемнеет скорёхонько.

Накинула на согбенные плечи свиту и упорхнула обратно в дом.

– Егоза, – с затаённой нежностью прошептал вслед внучке Врон и вздохнул, когда подумал о том, что не увидеть уж ему, как придут за Зорянкой сваты. Не дожить.

Ветер ласково перебирал седые волосы. В яблоневых ветвях свиристел скворец. Хрипло прокричал петух. Хорошо.

Скрипнула калитка. Дед очнулся от дрёмы и открыл слезящиеся глаза. На двор с улицы зашёл соседский парень. Молодой. Да только ноги едва переставлял. Горбилась некогда прямая спина, в смоляных волосах серебрилась седина, а глаза были потухшие.

– Мира в дому, Острикович, – негромко молвил вошедший.

– Мира, Каред, – ответил старик и подвинулся на лавке. – Садись. Что? Маетно тебе?

Гость опустился на скамью и кивнул.

Врон посмотрел на него с жалостью.

Уж полгода миновало с той поры, как заплутал Каред во время охоты в лесу и не смог вернуться в деревню засветло. Как голосила тогда его мать, как билась в избе, как причитала! Единственного сына забрала проклятая ночь, единственного мужчину украла из дома.

Едва рассвело, всей деревней отправились на поиски, хотя знали: найти не удастся. Так и вышло. На охотничьей заимке парень не ночевал. И куда делся, не хотелось даже гадать. Но седмицу^[4] спустя вернулся Каред. Приди он ночью, не пустили б, но молодой охотник явился белым днём.

Первым заприметила усталого путника ребятня и с визгом кинулась по дворам хорониться. Лишь мать не побоялась, выбежала навстречу, повисла на шее, рыдая и причитая.

Вот только словно мёртвый был сын. Ничего не говорил, смотрел в пустоту и стоял, попустив руки вдоль тела плетьми. Зазвали его в дом к знахарке. Та оглядела бедолагу, но не нашла ни единой раны на белом теле, ни единого синяка. Лишь деревянный оберег, висящий под рубахой на шнурке, был словно изгрызен чьими-то острыми зубами.

Сколько ни расспрашивали парня, не говорил тот ни слова. Бедную мать отговаривали пускать его в дом, но та заупрямилась, мол, лучше всей семьёй сгибнем, чем родную кровь оставлю ночью за порогом!

По счастью, не сгибла семья. Мало-помалу вошёл Каред в ум. Но что случилось с ним в ночном лесу, так никому и не рассказал. Однако с той поры словно жизненный огонь погас в молодом, крепком и прежде смешливом парне, первом женихе деревни. Ходил он теперь, едва волоча ноги, и ни к какой работе не был способен. Не держали некогда сильные руки ни топор, ни соху, ни рогатину.

Говаривали, будто Каред скаже́нный^[5]. Мол, зачаровал его кровосос, и не будет теперь горе-охотнику ни жизни, ни радости, пока не скинет он с себя злое колдовство или пока не возьмёт себе ходящий в ночи новую жертву. Ох, как боялась весь. Едва солнце к горизонту начинало клониться, все по избам хоронились!

Но прошло уже полгода, а люди в деревне, хвала Хранителям, не пропадали. Кареду делалось то лучше, то хуже, да только прежним он всё одно не стал.

– Муторно мне, дедушка, – сказал, наконец, парень, с трудом выталкивая слова. – Страшно.

Врон помолчал, раздумывая о чём-то своём, а потом заметил:

– Ты допрежь^[6] трусом не был.

– Не был, – негромко ответил собеседник. – Но допрежь так не боялся. Допрежь я страх побеждать умел. А теперь разучился. Слаб сделался.

Врон улыбнулся:

– Тю! Будь страх противником лёгким, ни одного труса бы на свете не осталось. Дык ведь страх, Каред, человеку не просто так даден. Хранители не зря упредили, что любая живая тварь бояться должна. На пользу. Но есть страх стыдный, а есть правый.

– Как это? – безо всякого интереса спросил парень.

– А так. Вот нежити ночной бояться стыдно? Нет. Как же её не бояться, ежели человек с ней совладать не умеет? А поступков дурных стыдно бояться? Тоже нет, ибо какой это страх? Это совесть наша тревожится. А пройти мимо слабого, побоявшись его защитить? Стыдно? Ещё бы! А самому слабость явить? То-то. Видишь, сколько их, страхов разных? И все со смыслом. Так что не всякий перебарывать нужно, а лишь тот, который человека гаже делает.

Согбенный парень грустно усмехнулся и сказал:

– Просто у тебя всё, дед. Только не так-то это легко – перебороть.

Старик кивнул:

– А ты как думал? Победить всегда трудно. На то мужество надо. А мужество только от любви прибывает. Любовь – сила полноводная. Ради неё лишь страхи забывают. Она и душу исцеляет. Так-то.

Каред слушал старика и глядел в пустоту. О чём он кручинился? Поди угадай. Но уже к ночи пропал парень бесследно. Не нашли его ни на следующий день, ни через седмицу. Только горько причитала мать, да плакала Зорянка, которой обещал он смастерить соломенную куклу.

Глава 1

Зима в этом году стояла холодная и снежная. Поутру пока от дома до ворот тропинку расчистишь, замаешься. А стужа такая, что дыхание перехватывает!

Лесана возвращалась от колодца с двумя полными бадьями, вода в которых уже начала схватываться ледком. Резкий ветер дул в лицо, мешал смотреть, обжигал щёки.

– Дай помогу.

И бадьи, только что такие тяжёлые, вдруг сделались невесомыми. Девушка оглянулась, с трудом разлепляя смёрзшиеся ресницы.

Высокий широкоплечий парень в овчинном тулупе перехватил ношу и улыбнулся. Лицо у него было круглое, курносое, простое. Самое лучшее в мире лицо! Лесана зарделась. Мирута давно запал ей в сердце. А она нравилась ему. И весной, возможно, он придёт со сватами. Нет, не «возможно», точно придёт! От этой мысли на душе становилось тепло-тепло, и даже лютый ветер не мог остудить горение ласкового пламени.

Шли молча. Да и о чём говорить? Всё они друг о друге знали. Он сын кузнеца, она дочь гончара. Не самая завидная невеста, чего уж душой кривить. Семья не шибко богата, скотины немного, зато детей – семеро по лавкам. И она, Лесана, самая взрослая. Была у неё сестра старшая. Но вот уже четыре года, как пропала Зорянка. Вечером, в прозрачных осенних сумерках, провожал её жених до дома. Всего-то надо было дойти от одного двора до другого. Так оба и сгинули. Искали их наутро, звали, кричали, надеялись, что спасли несчастных деревянные ладанки-обереги. Но нет. Только собаки выли.

Вызвал тогда деревенский староста обережника, чтобы защитил поселение от возвращения двоих влюблённых. Недёшево обошёлся охранительный обряд. Так недёшево, что не сыграли в тот год ни одной свадьбы. Не на что было пиры пировать. Едва дотянули, перебиваясь впроголодь, до нового урожая.