Ведь Харкер уже чуял запах власти. С самодовольной ухмылкой разгуливал он по Скале. Он по-прежнему уважительно обращался к Крэму, но перед всеми остальными высмеивал его. Он незаметно отменил многие меры, которые Крэм ввёл для защиты Скалы, с усмешкой заявляя, что это пустая трата времени. А когда он смотрел на Дерри, в его взгляде читалось ледяное презрение.

Моё время скоро настанет, несносный червяк, словно говорили его глаза. Погоди у меня!

Довольно часто, когда Крэм сидел, бормоча что-то, в своём кресле, Дерри бросал взгляд на книжные полки и видел, как мальчик-призрак наблюдает за ним. Иногда мальчик наклонял свою палку так, что голова куклы, прикреплённая к ней, будто кивала. Но стоило Дерри шевельнуть хотя бы пальцем, как мальчик тут же исчезал.

Дерри задумался, не означают ли столь частые посещения призрака, что изменения на Скале вот-вот приведут к катастрофе.

Теперь почти каждый вечер Крэм рано уходил к себе в комнату, падал на кровать, не раздеваясь, с бутылкой в одной руке и зажжённой свечой в другой. Он почти сразу начинал храпеть, и тогда Дерри на цыпочках заходил в комнату и бесшумно забирал свечу. Пусть Крэм сгорит заживо, если ему так хочется, но Дерри не желал погибать вместе с ним.

Владение свечой имело и другие преимущества. Никогда раньше Дерри не мог читать перед сном. По ночам Крэм всегда оставлял его в полной темноте. Какая же это удивительная роскошь – читать любимую историю при свете свечи, завернувшись в одеяло на полу сокровищницы.

Однажды ночью, когда он убирал на полку сказку, которую только что дочитал, Дерри вспомнил про книгу той мятежницы. Он доставал её из тайника лишь раз с тех пор, как обнаружил, что она пуста. Прикоснувшись к ней, он снова ощутил холод и тошноту, и после этого он не предпринимал новых попыток.

Но теперь, когда он чувствовал тёплое пламя свечи, ласкающее его щёку, в его голове вспыхнула любопытная мысль. В одной истории, которую он перечитывал несколько раз, герой обнаружил карту на странице, которая казалась пустой. Карта была нарисована невидимыми чернилами, поэтому появлялась только при нагревании страницы.

Как же он не додумался до этого раньше?

Тени беспорядочно затанцевали вокруг Дерри, когда он почти бегом бросился к полке, где была спрятана книга. Не обращая внимания на леденящие приступы тошноты, прокатившиеся по его телу, он вытащил книгу и отнёс её к обеденному столу. Он раскрыл её на первой странице и поднёс пламя свечи так близко, как только осмелился. Бумага постепенно нагревалась. Он ждал с колотящимся сердцем.

Ничего не произошло. Страница осталась пустой, как и раньше. То же самое было и со следующей страницей, и со следующей. Одеревеневшая рука Дерри заныла от боли, с такой силой он прижимал страницы. Если в книге и был секрет, то раскрыть его так и не удалось.

Горько разочарованный, Дерри поставил свечу на стол. Она уже почти догорела, и у него оставалось всего несколько минут, чтобы почитать в постели. Он закрыл книгу. Затем, понимая, что это бессмысленно, он снова раскрыл её на первой странице и пристально вгляделся. Синие буквы алфавита на полях, казалось, двигались в мерцающем пламени свечи.

Он коснулся пальцем буквы «Д», с которой начиналось его имя, и к своему удивлению обнаружил, что на ощупь буква отличается от пустого листа. Она была чуть выпуклой. Все буквы на полях были чуть выпуклые. Раньше он этого не замечал.

Он коснулся буквы «Е», «Р», снова «Р», а затем «И».

Верно, представил он голос учителя. Ты умеешь писать своё имя, Дерри! Очень хорошо! Какие ещё слова ты знаешь?

Улыбаясь собственному ребячеству, он «написал» ещё одно слово. Д-О-М. Его улыбка исчезла. Как глупо – выбрать именно это слово. У него больше нет дома. У него не осталось даже воспоминаний о доме. Он знает только одно – где когда-то находился его дом.

Он снова поднял палец. Он коснулся букв Л, А, Н, Д, О, В, Е и снова Л. Л-А-Н-Д-О-В-Е-Л.

И вдруг пустая страница заполнилась словами. Дерри отпрянул на спинку стула, не веря собственным глазам.

Почерк был мелким, но твёрдым, ровным и решительным. Дерри представил себе, как ручка плавно движется в руке женщины со шрамом и её слова медленно усеивают страницу. Его сердце бешено забилось, он снова склонился над книгой и при мерцающем свете догорающей свечи принялся лихорадочно читать.

Я начинаю этот дневник, зная, что, если его обнаружат, это будет означать, что я мертва. Зашифрованные книги – гениальное изобретение, и мне повезло, что у меня есть такая книга, но я не настолько глупа, чтобы поверить, что она долго сохранит свои секреты, если попадёт в дурные руки.

Будь что будет. Прошло уже более семидесяти лет с тех пор, как упала Комета и вода и ненависть разделила Ландовел надвое. Мир изменился. Старые времена ушли безвозвратно.

Необходимо вести записи. Мы и так находимся в постоянной опасности, а вскоре станет намного опаснее. Если наши знания будут утеряны, работу придётся начинать сначала. На это нет времени. С каждым днём множатся слухи о предстоящих ужасах. Я явственно вижу, как истекает время в великих песочных часах.

Годами мы делали всё, что могли, тайно трудились в сёлах и деревнях Истинного Ландовела. Мы обрели верных последователей и помогли многим жителям, попавшим в беду. Но мы пришли к выводу, что этого недостаточно. Это всё равно что наклеивать пластырь на рану, которая никак не заживает.

Большинство людей слишком затравлены, чтобы восстать против короля Гревилла и добиться перемен, как бы жестоко с ними ни обращались. Я не виню их. Более семидесяти лет их морят голодом, запугивают и пичкают ложью.

Так называемое Пророчество Эль легко срывается с каждого языка. Дети зубрят его, как только начинают говорить. Я запишу его здесь для порядка:

Пока Башня не падёт,
Пока Колокол не пробьёт,
Не умолкнут голоса,
Пока не явится Звезда,
Пока мёртвые не восстанут,
Пока Эль прощают,
Король будет жить.

Большинство жителей Истинного Ландовела действительно верят, что Комета была Звездой, которую Эль низринули с небес на землю в качестве наказания. Они искренне верят, что Эль поддерживают короля Гревилла и даровали ему бессмертие.

Их жизнь пропитана страхом. Они боятся солдат и шпионов короля. Они боятся нападения со стороны Свободного Ландовела, который (как их учат) намерен уничтожить их. Но больше всего они страшатся гнева Эль. Однако все эти страхи имеют лишь один источник – их лживого короля, который утверждает, что любит свой народ, но использует ложное пророчество, чтобы править ими железной рукой.

Единственное решение – нанести удар по средоточию этого страха.

Алый город – олицетворение зла, поэтому мы должны отправиться туда, хотя нам претит возвращаться в это бездушное место.

Впереди нас ждут опасные времена. Я заканчиваю свою первую запись с твёрдой надеждой, что никто, кроме меня, никогда не прочтёт её.

Дерри поспешно перевернул страницу, но она оказалась пустой, и никаких слов не появилось, когда он «написал» на полях Л-А-Н-Д-О-В-Е-Л. Либо женщина больше ничего не писала, либо на каждой странице был свой пароль.

Дерри попробовал «написать» А-Л-Ы-Й-Г-О-Р-О-Д, И-С-Т-И-Н-Н-Ы-Й, С-В-О-Б-О-Д-Н-Ы-Й и Х-А-Н, но безуспешно. А потом свеча погасла.

Он не осмелился зажечь другую. Даже в своём нынешнем состоянии Крэм заметил бы это. Как и масло для ламп, свечи стали на вес золота.

Дерри прокрался в темноте к книжным полкам и сунул зашифрованную книгу обратно в тайник. Затем он направился к своей постели. Он очень устал, но долго лежал без сна. Возможные пароли для второй страницы дневника крутились в его голове вперемешку с чудовищным храпом Крэма, грохотом Котла и шуршаньем крыс за стеной.

Глава седьмая

Следующей ночью, как только Крэм захрапел, Дерри, словно летящий на пламя свечи мотылёк, снова бросился к книге. Запись на первой странице исчезла. Задаваясь вопросом, не приснилось ли ему это, он коснулся букв на полях, которые составляли слово ЛАНДОВЕЛ. Запись в дневнике появилась, как и в прошлый раз.

Он с нетерпением перевернул страницу, но не успел он коснуться букв, как Крэм принялся всхлипывать, а затем громко рыдать. Пришлось поставить книгу обратно на полку и бежать к нему.

В ту ночь Крэм никак не мог успокоиться. Дерри читал ему вслух часами, но каждый раз, когда он думал, что уже можно прекратить, Крэм распахивал глаза, и комнату наполняли громогласные проклятия. К тому времени, как закончились его мучения, свеча почти догорела, и Дерри не оставалось ничего другого, кроме как уныло дотащиться до своей жёсткой постели.

Утром он был вялым и с трудом соображал от недосыпа. День он провёл словно в тумане. А ночью, когда он собрался с духом, чтобы достать книгу с полки и смириться с леденящей тошнотой, которую всё ещё вызывало прикосновение к ней, он отдёрнул руку.

Его одержимость книгой вдруг показалась безумием. Возможно, на второй странице ничего нет. Но даже если есть и даже если он случайно разгадает пароль, от которого появляется надпись, какое это имеет значение? Какой в этом толк? Разве что удовлетворить своё любопытство?

Несчастная женщина, которой принадлежала эта книга, мертва. Эль, которые преследовали её, мертвы. Что бы она ни написала, это не имело никакого значения – ни для Дерри, ни для кого-либо другого.

Он отвернулся от полки. И вдруг краем глаза заметил мерцание и почувствовал присутствие мальчика-призрака. Дерри не обернулся. Он потушил свечу и устало поплёлся в сокровищницу спать.

Призрак тоже не имел значения. Если, как считал теперь Дерри, участившиеся появления призрака означали, что приближается его смерть, то так тому и быть. Он завернулся в одеяло и провалился в сон, словно упал с вершины Скалы.

На этот раз его не разбудили страшные сны Крэма или его собственные. Он крепко проспал всю ночь. Но незадолго до рассвета его разбудил кошмар, который оказался реальностью.

Звук, похожий на гром, прогремел на Скале. Металл заскрежетал и застонал. Дерри, тут же сев на постели в сокровищнице, подумал только об одном. Котёл выкипел и взорвался. Обслуживавшие его рабы забыли наполнить большой резервуар, и…

Но нет. Низкий, неустанный грохот Котла продолжался, как обычно. А снизу доносились приглушённые крики и вопли, перемежающиеся небольшими, резкими хлопками. Дерри догадался, что хлопки – ружейные выстрелы, хотя он не смог бы объяснить, откуда он это знал. В сокровищнице было оружие, но он никогда не видел, чтобы из него стреляли.

В ужасе Дерри вскочил и метнулся в тёмный коридор как раз в тот момент, когда Крэм выскочил из своей спальни с топором в руке. Выругавшись, Крэм оттолкнул его в сторону и бросился в Большой зал. Столы, стулья и драгоценная утварь – всё падало на пол, когда он пробирался в темноте к двери, а Дерри, спотыкаясь, следовал за ним.

Крэм отодвинул засов и распахнул дверь. Грохот сражения и волны едкого дыма хлынули в комнату вместе с мягким утренним светом. Языки пламени вырывались из сердца Скалы. Прямо перед ними, где решётки ворот раньше образовывали чёрные квадраты на фоне светлеющего неба, зияла пустота, окаймлённая торчащими завитками скрученного железа. А в проёме покачивался огромный корпус незнакомого корабля без флага, мачт и парусов.

– Клянусь кровью Эль, они взорвали ворота! – зарычал Крэм. – Как им удалось подойти так близко? Почему не было сигнала тревоги? Почему их не поджарили? Харкер! Харкер!

Дерри знал, почему не было сигнала тревоги. Он знал, почему кипящее масло не хлынуло на вражеский корабль с зубчатых стен над воротами. Ночная стража спала. А гигантские котлы с маслом давно остыли. Всеми забытый огонь под ними погас.

Крэм выскочил в галерею и глянул через балюстраду, продолжая звать Харкера. Дерри сам не заметил, как последовал за ним. У него дрожали колени, но он должен был увидеть, что творится внизу.