– Тони, так давайте же его отметим! – воодушевилась я.

На праздник явилась вся наша семья, приехали мои родители и даже подруга дочери. Все еще не врученные Тони вещи, пожертвованные для него разными людьми, мы сложили в разноцветные яркие пакеты и принесли с собой торт. Тони сидел на диване между моими матерью и отцом, и слезы струились по его лицу.

– У меня никогда прежде не было такого праздника! – признался он. – Знаете, я ведь из семьи, в которой было четырнадцать детей.

Нет, я этого не знала. Где же его родственники? Постепенно начали проясняться мелкие подробности его жизни.

Когда мы ехали домой, подруга моей дочери улыбнулась, глядя в окошко машины, и сказала:

– Это был лучший день в моей жизни.

Приехав на следующий день к Тони, чтобы привезти ему продукты, я увидела, что он любовно прикрепил степлером к стене все красивые пакеты от своих подарков.

Время шло, и вид у Тони становился все более нездоровым. У него были сильные боли в груди, ему становилось трудно дышать. Как-то раз утром в понедельник я заехала к нему.

– На этих выходных я трижды побывал в больнице, Тамара, – пожаловался он. – У меня ужасно болела грудь.

– Ох, Тони! – распереживалась я. – Как же ты туда добирался?!

– Поехал на автобусе, но от остановки пришлось идти еще милю. Врачи сказали, что не могут найти ничего определенного, и отправили меня домой, но лучше мне не становилось, поэтому я ездил туда еще дважды.

Ему даже не помогли добраться до дома! Я была просто в ярости. В том мире, где жила я, у меня были родственники, которые могли отвезти куда угодно на машине, и уж точно медики не отправили бы меня вот так восвояси! Тони же был совсем один, и никому не было до него дела.

Я поняла, что Тони нужен медицинский юрист, поэтому мы с Тимом решили выступить в этой роли. Может быть, против Тони играла его биография, а может быть, его одиночество, но факт остается фактом: с ним продолжали обращаться так, будто он не заслуживал ни уважения, ни усилий медицинских работников. Его часто приходилось госпитализировать, и я даже не упомню, сколько раз я в гневе летела в больницу, узнав, как с ним опять обошлись. Медсестры спрашивали меня:

– А кто вы ему?

Я делала оскорбленную мину и отвечала:

– Как это кто? Конечно, старшая сестра! Вы разве не видите семейного сходства?

Тут надо отметить, что Тони чернокожий, а я белая, притом на полголовы выше него.

Состояние Тони ухудшалось. Однажды я пришла вместе с ним на прием к онкологу. Тони было страшно. В какой-то момент он повернулся ко мне и сказал:

– Зачем вы всё это делаете? Вы же на самом деле не знаете ни кто я такой, ни какие совершал поступки.

Я улыбнулась и ответила ему:

– Ну, меня и моих поступков ты тоже не знаешь.

– Нет, серьезно, – не принял Тони аргумент.

– Наверное, я просто прислушалась к Богу, Тони, – объяснила я. – Он знал, что вам сейчас нужен человек, который будет шагать рядом с вами и просто любить вас.

У Тони обнаружили рак легких. Мы не знали, сколько ему осталось жить, и моя сестра остро ощущала необходимость воссоединить Тони с его семьей. Мы уговорили его позвонить матери. Оказалось, она жила в Миссисипи и звали ее Люсиль.

– Ой, да не хочу я ее волновать! Ей уже почти восемьдесят лет, – отнекивался Тони, но в его голосе сквозили мечтательные нотки.

Мои родители начали навещать Тони дома и в больнице. Он называл их мамой и папой и часто плакал, когда разговаривал с ними по телефону. Думаю, он очень скучал по собственной матери.

Однажды он позвонил мне из больницы. Было около восьми вечера.

– Здесь врач, и он… – Голос Тони дрогнул, и у меня перехватило горло от сочувствия, когда он продолжил: – Дела мои не очень, сестрица.

Он попытался засмеяться, но смех вскоре перешел в рыдания. Врач забрал у него трубку и безэмоциональным голосом сообщил, что у Тони четвертая стадия рака легких и ему осталось жить от шести недель до четырех месяцев. Я разозлилась так, что меня даже затрясло. Я ведь по-человечески просила сотрудников больницы позвонить мне, когда они решат объявить прогноз, чтобы я могла быть в этот момент рядом с Тони. Когда ты совершенно один, такие новости переносятся гораздо тяжелее.

Мы поспешили в больницу. К моему удивлению, Тони улыбался, ласково держал меня за руки, и в этот раз мы с ним поменялись ролями: он утешал меня, а я плакала и не могла остановиться.

– Я знаю, вы считаете, что доктор недобрый человек. Но мне необходимо было услышать правду, а говорить ее никто не хотел, – объяснил он.

Вот тогда-то я и осознала, насколько сильно полюбила Тони.

Потом Тони признался, что, узнав о состоянии своего здоровья, он вышел из палаты и спустился по лестнице, собираясь уйти из больницы и исчезнуть навсегда.

– Я вернулся только потому, что обещал вам быть здесь и не хотел вас расстраивать. Если бы не все вы, меня бы здесь не было.

На следующий день Тони позвонил, напел на автоответчик песенку и подарил нам свой удивительный смех, от которого мне самой неудержимо хотелось сначала засмеяться, а потом заплакать.

– Когда-то я пел в церковном хоре штата Миссисипи, – признался он. Встал на место еще кусочек его биографии.

Мы продолжали уговаривать его позвонить родственникам, и в итоге он сдался и позвонил сестре, Синтии. Моя сестра – великодушное и щедрое сердце – предложила купить Синтии билет в Денвер и арендовать для нее машину. Синтия даже не представляла, что ее брат настолько болен.

– Не понимаю, почему он не позвонил нам раньше! – возмущалась она. – Я бы уже давно приехала.

Тони дистанцировался от семьи по причинам, которых его родственники до сих пор не понимали. Невозможно было усомниться в том, что они его любят. Но, по всей видимости, жизнь нанесла ему какую-то глубокую травму.

Приехала Синтия. Однажды вечером, когда мы были у Тони дома, она разоткровенничалась со мной.

– Знаете, у меня были серьезные проблемы со спиной и я не могла работать, но чувствовала, что должна что-то делать. «Господи, – молилась я, – в чем мое предназначение? Что Ты хочешь, чтобы я делала?» Ну, вот и ответ. Мне предназначено забрать Тони домой и позаботиться о нем.

Совет по делам ветеранов оплатил перелет Тони, а моя сестра – билет Синтии. Когда мы провожали Тони домой, я понимала, что больше никогда его не увижу.

Вся его семья в полном составе собралась, чтобы встретить своего потерянного агнца. Братья и сестры Тони слетелись со всех концов страны, приехали его дочери… да-да, выяснилось, что у него две дочери и четверо внуков! Его история продолжала проясняться.

Мать Тони буквально не отходила от него. Однажды она позвонила мне и сказала:

– Я молилась о чуде для моего сына, и этим чудом стали вы.

В мае того же года Тони скончался – уснул и больше не проснулся. Но уходил он, окруженный своей семьей. Он больше не был один.

Родственники Тони включили нашу семейную фотографию в программку его похорон, сопроводив ее следующими словами: «Ваша семья так позаботилась о нашем дорогом Тони, что лучшего мы не могли бы и пожелать. Просто поблагодарить вас недостаточно! Вы заслуживаете большего. Да благословит и да хранит вас Бог».

Я воспользовалась шансом, позволила Богу тронуть мое сердце и излить из него щедрую любовь – и посмотрите только, что из этого вышло! Совершенно необыкновенная история о любви.

В жизни случается так, что мы вдруг решаем безоговорочно поверить человеку. От этого решения замирает сердце и слегка дрожат руки. Мы не обязаны ему доверять, и если мы выберем недоверие, никто об этом даже не узнает – наша жизнь просто продолжится. Но когда мы начинаем любить – не только нерешительно экспериментируя, но и от чистого сердца, – наша жизнь меняется навсегда. Давая волю щедрой любви, мы получаем незабываемые награды. И порой эта любовь не только затрагивает человека, на которого направлена, но дает тройной эффект, создавая большую семью, которая ощущает истинную общность, которой все мы жаждем.

ПЯТЬ ЯЗЫКОВ ЛЮБВИ В ДЕЙСТВИИ

Тамара и ее семья бегло говорили на трех языках любви – подарки, помощь и проводимое вместе время – и общались на них с совершенно незнакомым человеком, с которым их пути пересеклись по воле Божией. Невозможно прочитать этот рассказ и не ощутить глубокого чувства радости и удовлетворения, которое дарит щедрая любовь.

ЛЮБОВЬ – ЭТО ВЫБОР

Готовы ли вы молиться о том, чтобы Бог свел вас с человеком, которого вы могли бы любить, говоря на одном или нескольких языках любви?

Вспомните, что на последнем суде Иисус хотел сказать тем, кто будет по правую руку Его: «…приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира… ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» И Царь скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». (Евангелие от Матфея 25:35–40)

Выражать любовь к другим людям – значит выражать любовь к Богу.

Просто чашка бодрости. Стивен Л. Браун

Я чуть раздвинул шторы и выглянул из окна номера мотеля, где было тепло и темно; мне хотелось, чтобы наши трое детей еще немного поспали. Белые снежинки падали с небес, укутывая машины, и зимнее солнце только начинало освещать холодные, продуваемые всеми ветрами окрестности.

Мы прибыли в Карлсбад, штат Нью-Мехико, накануне вечером, рассчитывая взять детей в пеший поход по каньону Маккитрик, чтобы полюбоваться осенней листвой. Внезапный ранний снегопад заставил нас отменить поход, но у нас все еще был шанс побывать в Карлсбадских пещерах. Рекламный щит на шоссе гласил, что в пещере «плюс 13 градусов круглый год».

Мы с женой одели детей – всем им на тот момент было меньше десяти лет – в теплые куртки и голубые джинсы. Все трое хихикали, обсуждая нежданный снегопад, и предвкушали приключения, которые сулил нам начавшийся день. После завтрака мы с женой усадили их в машину и укутали теплым одеялом. Направляясь к пещерам по зимнему ландшафту, мы пели и смеялись.

Метель летела поперек главного шоссе, так что снег на дороге почти не задерживался. Однако когда мы свернули с него, снега на нашем пути стало больше. Перед воротами, ограждающими нас от семимильной дороги в глубь леса, стояла машина службы национального парка. Трое рейнджеров месили подмерзающую слякоть, поочередно подходя к машинам, скопившимся в очереди. Пока они разговаривали с водителями, я заметил, что некоторые раздосадованные туристы вступали с рейнджерами в споры.

Настал наш черед. К моему окошку подошел молодой человек, на котором была форма служащего парка и форменная куртка, явно рассчитанная на температуру +13 градусов в пещерах, а вовсе не на –3, которые показывал термометр под открытым небом. Как и другим рейнджерам, на вид ему было чуть больше двадцати. Не нужно было особо приглядываться, чтобы понять, что парень устал, замерз и раздосадован не меньше, чем нетерпеливые туристы. Наверняка ему комфортнее было исполнять свою обычную работу, отвечая на интересные вопросы посетителей о парке, чем ту, которая досталась ему сегодня: сообщать неприятные новости.

– Доброе утро, сэр, – сказал он мне. – Мне очень жаль, но дорога, ведущая в парк, сегодня небезопасна из-за снегопада. Парковая служба закрыла въезд как минимум до завтра. Вы можете звонить по телефону парка, чтобы узнавать самую свежую информацию.