– Мне нечего скрывать. Я – джентльмен. Я всегда пытаюсь быть честным перед собой и людьми. Честь мундира и больницы не стоят человеческой жизни. Один из наших санитаров перепутал лекарства… – голос Гиза понизился. – Лекарство по ошибке дали Лестрейду. Произошёл приступ. Лестрейд выкарабкался, но…

– Но?

– Потерял память.

– Ужас!

– В этом как раз нет ничего удивительного. Такое бывает. Его словно отбросило на много лет назад, в детство… Он многое забыл и порой удивлялся самым элементарным вещам. Как будто его личность стёрло…

– Вы меня пугаете, доктор…

– Могу предложить успокоительное?

– Только не из рук того санитара, который перепутал лекарство, – хмыкнул Беллинг.

Лицо Гиза стало серьёзным.

– Этот человек у нас больше не работает.

– Слава богу.

– И нашему директору… Но вернёмся к господину Лестрейду. Со временем всё прошло, и он резко пошёл на поправку. Мне было бы лестно полагать, что всему виной выбранный курс лечения… Но… почему-то кажется, это не так, – взгляд доктора стал грустным. – Иной раз при общении с Лестрейдом я решительно не понимаю, кто из нас пациент, а кто – врач… Его речи полны здравого смысла, мысли порой вызывают восхищение смелостью, поступки – обдуманностью. В последние недели он много и запойно читает.

– Книги?

– Газеты. Причём его интересует всё: от «Таймс» до «Панча». И ещё немаловажная деталь: у него вдруг прорезалось любопытство. Порой он задаёт такие странные вопросы, что я диву даюсь – откуда это в нём? И зачем?

– Наверное, затем, что всё это может ему пригодиться на его новом месте службы – в Скотланд-Ярде. Господина Лестрейда придётся выписать, причём максимально быстро.

– Что значит – максимально быстро?

– Сегодня, – твёрдо объявил Беллинг. – У меня с собой все необходимые бумаги.

10 декабря 2024 года, Санкт-Петербург (Россия)

Тёплый свет пятирожковой люстры озарил маленькую комнату, обставленную по-спартански: здесь не было даже телевизора, почти всё пространство вместо него занимали книжные шкафы.

Диван-раскладушка, покрытый уютным клетчатым пледом, который дед называл «шотландским», письменный стол, за ним он много и часто работал. Даже сейчас на столе лежал разобранный дверной замок и какие-то непонятные запчасти.

После выхода на пенсию дед постоянно что-то мастерил, переделывая и подстраивая вещи под себя.

Та же настольная лампа – типичный представитель Made in China – его стараниями, может, и приобрела вид крайне «колхозный», зато теперь была способна служить веками. Знай только меняй лампочки.

– Знаешь, мне будет его не хватать, – грустно произнесла Ольга, красивая женщина тридцати лет.

Она была матерью троих детей, но при этом сохранила изящную девичью фигуру.

– Мне тоже будет не хватать Максима Ивановича, – кивнул её муж. – Сама понимаешь – таких больше не делают. Кремень был, а не мужик! В главке о нём до сих пор легенды слагают. Кстати, Оль… меня просили принести его фотографию для музея полиции… Ты не против – если я возьму эту?

Он показал на висевшее на стене выцветшее фото, на котором широко улыбался Максим Иванович Орлов, её дед… вернее, дедушка, в далёком прошлом ветеран войны, генерал-майор милиции, затем почётный пенсионер и прочая, прочая, прочая, а для неё… пожалуй, самый любимый человек на свете. После мужа…

– Конечно. Он тут здорово получился, – кивнула она. – Молодой, красивый, хоть и постарше тебя.

– Сколько ему тогда было?

– Сорок пять… Как раз полковника дали.

– С ума сойти – полвека прошло, – покачал головой муж.

– Больше. Пятьдесят шесть лет, – поправила Ольга. – Дед всегда мечтал прожить больше века. И у него получилось. А теперь его нет уже целых сорок дней… И мне очень грустно.

Она сняла со стены фотографию, погладила и прижала к груди.

– Эх, дедушка-дедушка! Ну почему ты не загадал себе ещё столько же лет жизни…

– Считаешь, от него это зависело?

– От дедушки? – удивилась она. – Конечно… Он всегда держал слово.

Муж внимательно посмотрел на Ольгу.

– А ты очень похожа на него. И не только внешне.

– Знаю, – улыбнулась она. – И очень этим горда.

2 июля 1881 года, Бедлам – Бетлемская королевская больница (Лондон)

– Джордж Лестрейд… Мистер Лестрейд, я к вам обращаюсь….

Я поднял взгляд на массивную железную решётку. За ней, в коридоре, стоял мой эскулап – доктор Гиз. В сущности, не самый вредный тип из тех, что встречались на моём (или уже не моём – пока не знаю, как сказать правильно) жизненном пути.

– Вы опять о чём-то задумались? – спросил он, поймав мой взгляд. – Могу ли я знать, о чём?

– Здравствуйте, доктор.

– Здравствуйте.

– Если вас так интересуют мои мысли, то в них я пытаюсь себе представить – каково оно там, за пределами этих серых каменных стен…

– Думаю, точно так же серо, – усмехнулся Гиз. – Опять стоит туман, не видно ни зги. Но у меня хорошие новости!

– Какие? – равнодушно спросил я.

Когда ты в психушке, радостного в том мало.

– За вами приехали.

– Меня перевозят в другой дурдом? – напрягся я.

Бедлам – не место моей мечты, но есть лечебницы, по сравнению с которыми он покажется пятизвёздочным отелем.

– Вас выписывают.

– Неужели? – заморгал я, пытаясь понять: не шутит ли почтенный эскулап или не ставит ли на мне психологические опыты как на подопытной крысе.

– Мистер Лестрейд, скажу больше: вы не только признаны совершенно здоровым, но ещё и займётесь прежним ремеслом.

– Это каким же?

– У вас опять провал в памяти?

– Нет-нет, что вы!

Вдруг «псих» передумает, и я продолжу гнить в сырых стенах Бедлама?

– Разумеется, я помню! Но хотелось бы уточнить! – я был осторожен и изворотлив, как дипломат.

– Вы снова вернётесь в полицию и поступите на службу в Скотланд-Ярд! – торжественно объявил доктор.

– А генерал-майора мне снова не дадут? – напомнила о себе моя основная сущность бывшего питерского опера.

– Что?

– Нет-нет, ничего… К слову пришлось. Так я могу собираться прямо сейчас?

– Конечно можете. Я здесь ради того, чтобы сообщить это вам!

Глава 1

Санитар принёс из подвала пропахшие мышами и сыростью обноски и положил их передо мной.

– Вот… Личных вещей при вас не было, поэтому это всё, что мы можем вам предложить.

– Да уж… Негусто.

Одного взгляда хватило, чтобы понять: в этом рубище я буду неотличим от среднестатистического бомжа. Только выбора всё равно не было – не идти же в больничном халате?

От подштанников я сразу отказался – судя по виду и запаху, сняли их с какого-то трупа, даже не постирав.

Санитар равнодушно пожал плечами.

– Воля ваша, мистер. Вот, померьте брючки – единственное приличное из того, что нашёл.

– Благодарю, братец.

С размером брюк санитар более-менее угадал, во всяком случае, они не падали с меня и не нуждались в подтяжках, я их лишь слегка подвернул.

Санитар усмехнулся. Я удивлённо посмотрел на него.

– Я что-то делаю не так?

– Наоборот, вы всё делаете правильно. Не выходя из психушки, вы точно угадали нынешнюю моду. Лондонские франты полюбили брюки с отворотами.

– Да? Что ж, буду знать…

– Рубашка, мистер.

– Сейчас примерим.

Дешёвая рубашка из твёрдого как камень хлопка, без воротника, жала в плечах. Послышался лёгкий треск.

– Поаккуратней с движениями, мистер, не то разорвёте её пополам…

– Тогда у меня будут сразу две рубашки.

– Я так не думаю, мистер.

– Открою тебе секрет: мы с тобой мыслим в одном направлении. Другой рубашки, случаем, у тебя не завалялось?

– Нет, мистер. Не завалялось. Могу разве что предложить свою. Мы с вами примерно одной комплекции. Я купил её за два шиллинга на распродаже – вам уступлю за шиллинг. И ещё воротник из целлулоида. Отдам за три пенса, но, клянусь усами моей дорогой бабушки, воротник – как новый и прослужит вам верой и правдой ещё много лет.

Санитар не производил впечатление чистоплотного человека, скорее наоборот, поэтому я отказался от столь щедрого предложения. К тому же не уверен, что у меня водились эти шиллинги и пенсы.

Если верить тому, что я вычитал о настоящем Лестрейде в газетах, он был беден как церковная мышь и вряд ли за эти два года на него (то есть теперь на меня) откуда-то могло свалиться богатое наследство.

– Пока похожу в этом, а дальше будет видно, – сказал я. – Какая нынче погода?

– Как всегда – скверная. Поэтому я прихватил для вас рыбацкий свитер. Он, конечно, пропах рыбой, чего и следовало ожидать, зато в нём вы точно не замёрзнете.

– Хм… Давай свитер.

В ужасный свитер толстой вязки влезло бы ещё двое таких, как я, но в нём действительно стало теплее.

Так же для меня нашлись плотные шерстяные гольфы рабоче-крестьянского красного цвета и стоптанные башмаки. Правый уже вовсю просил «каши».

Увенчала наряд клетчатая кепка с большим козырьком.

– Ну как? Если я выйду в этом на улицу – меня точно не арестует какой-нибудь бдительный полисмен? – поинтересовался я.

– Даже если к вам привяжется не в меру ретивый констебль, при себе у вас будет справка о выписке из нашего богоугодного заведения. Поверьте, никакой полисмен не захочет с вами связываться… – заверил санитар.

– Шикарное начало!

– А то! Везде есть свои отрицательные и положительные стороны. Знаете, мистер Лестрейд, а я ведь помню, каким вас сюда привезли… Дай бог памяти, с тех пор прошло уже два года. Как летит время… – сокрушённо протянул собеседник.

– И как? Перемены налицо?

– Разительные, мистер. Тогда вы были жалкой тенью человека. Были подавлены, нелюдимы, видели в каждом врага…

– А теперь?

– А теперь я бы, пожалуй, позволил вам ухлестнуть за моей старшей дочкой. Она, конечно, дура дурой, но стоит ли требовать большего от девчонки? Главное, всё, что нужно, при ней. Говорят, мы с ней одно лицо, – гордо вскинул синий подбородок санитар.

– Не приведи господь, – тихо произнёс я. – За что несчастной такое наказание?!

– Вы что-то сказали? – навострил уши он.

– Нет-нет, это я уже о своём…

– А… Пойдёмте, мистер. За вами приехал какой-то джентльмен из Лидса. Если я правильно понял доктора, то он… ну, этот джентльмен, из полиции, – доверительно сообщил санитар.

От меня не укрылось, с каким отвращением он произносит это слово – «полиция».

– Не любишь полицейских?

– За что мне их любить? – удивился он.

– Я ведь тоже в прошлом был полицейским… – напомнил я.

– С тех пор утекло много воды, мистер. У вас было достаточно времени, чтобы поразмыслить.

– О да! Времени было достаточно, – согласился я.

Мы прошли вдоль длинной галереи, которая чем-то походила на зверинец: такие же решётки и клетки, только вместо животных там сидели люди… или то, что когда-то было людьми.

По одну сторону находились женщины, по другую мужчины.

Мои «апартаменты» располагались аккурат напротив дамы, страдающей от шизофрении. С утра до ночи она вела весьма оживлённую беседу между разными «я». То смеялась над шутками, то плакала, то впадала в ожесточённый спор.

Вот уж кому никогда не было скучно.

По пути то и дело попадались другие пациенты. Были те, кого с виду не отличить от нормальных, а были и те, кто мяукал, ходил на четвереньках, изображал экспресс «Лондон – Йорк» или настенные часы-ходики.

– Джордж, говорят, тебя отпускают?! – остановил меня один из самых тихих и беззлобных пациентов – вечный ребёнок по имени Джой.

Его психический возраст остановился где-то между четырьмя или пятью годами, обычно он сидел на полу и возился с воображаемыми игрушками, изредка скакал, удерживая между ног невидимую палку, словно лошадь.