Вадим Фарг: Песнь для обречённых

Третий день подряд с неба лилась какая-то бесконечная морось. Не ливень, а мелкий, противный дождь, который проникал под воротник плаща и холодил спину. Мои сапоги давно перестали быть похожими на обувь и превратились в два бесформенных комка грязи. Я молча брёл по раскисшей лесной дороге, в сотый раз проклиная своё гениальное решение срезать путь через этот забытый всеми богами лес.

– Какая восхитительная погода, Брен, – раздался рядом ехидный голос, полный неприкрытого сарказма. – Самое то для неспешной прогулки на свежем воздухе. Не находишь?

Рядом со мной, стараясь высоко задирать лапы и не утонуть в очередной луже, семенил огромный чёрный кот. Его обычно лоснящаяся шерсть промокла и теперь висела жалкими сосульками, делая его похожим на облезлую щётку.

– Заткнись, – буркнул я, не поворачивая головы. – Если тебе что-то не нравится, можешь вернуться к своим сородичам, в ваши исконные земли. Уверен, там сейчас тепло, солнечно и приятно пахнет серой.

– О нет, премного благодарен, – фыркнул Кот, стряхивая воду с ушей. – Наблюдать за твоими страданиями куда веселее. К тому же, ты без меня давно бы уже пропал в какой-нибудь канаве. Признай, я – твой ангел-хранитель. Просто очень циничный и с хвостом.

Спорить с этим тёмным духом было бесполезно. Двадцать лет назад я помогал его сородичам вернуться домой, в их родной мир, но этот увязался за мной. Он заявил, что мир людей – это лучшее представление во вселенной, и он просто не может такое пропусти.

Внезапно сквозь плотную пелену дождя пробился тусклый огонёк, а ветер донёс до нас обрывки какой-то музыки.

– О, смотри-ка, – протянул Кот, останавливаясь и прищуриваясь. – Очаг цивилизации для таких уставших и промокших идиотов, как ты. Зайдём на огонёк?

Впереди, метрах в ста, виднелся одноэтажный домик. Из его окон лился тёплый, манящий свет, слышались музыка и приглушённый смех. Вывеска над дверью давно сгнила, но само заведение выглядело вполне живым.

– Выглядит подозрительно, – заключил я, хотя ноги уже сами несли меня к теплу.

– Невероятно проницательно, – съязвил Кот, догоняя меня. – Но ты ведь всё равно туда пойдёшь. Предсказуемость – самая забавная и одновременно самая глупая черта людей.

Он, как всегда, был прав. Перспектива провести ещё одну ночь в сыром лесу проигрывала даже самой очевидной опасности. Дверь со скрипом отворилась, я шагнул внутрь, окунувшись в волну тепла, шума и запаха жареного мяса.

Внутри было на удивление людно и оживлённо. За грубо сколоченными столами сидели несколько путников, а в центре небольшой залы какой-то бард терзал лютню, распевая замудрёную, но душевную песню. Перед ним, извиваясь в танце, кружились две девушки.

Я прошёл в самый тёмный угол и устало опустился на дубовую лавку. Кот, недолго думая, запрыгнул рядом и принялся вылизывать мокрую шерсть.

– А ну, брысь под стол, животное, – шикнул я на него.

Кот оскорблённо фыркнул, сверкнул зелёными глазами, но подчинился. Не успел он скрыться под столешницей, как рядом со мной вырос дородный трактирщик с такой широкой и радостной улыбкой, что она казалась приклеенной.

– Доброго вечера, добрый путник! Рады видеть вас в нашем скромном уголке! Что угодно вашей душе? Горячая похлёбка? Жареный кабан? А может, кружечку нашего знаменитого эля?

– Похлёбку и кусок хлеба, – бросил я, не глядя на него. – И воды.

Трактирщик, ничуть не смутившись моей угрюмости, поспешил исполнять заказ, а я сосредоточился на представлении. Музыка барда была незамысловатой, но крайне навязчивой. В мелодию был вплетён дешёвый гипнотический мотив, слишком слабый, чтобы подействовать на меня, но само его наличие подтверждало все подозрения Кота. Остальные путники, человек пять, сидели за столами как восковые фигуры. Их глаза были расфокусированы, а на лицах застыли блаженные, пустые улыбки.

Танцовщицы двигались с хищной, кошачьей грацией. Их взгляды впивались в посетителей, но не с кокетством, а с холодной оценкой, будто мясник разглядывает скот.

Из-под стола раздался тихий шёпот:

– Они не моргают, Брен. Совсем.

Я присмотрелся. И правда. Их глаза были широко распахнуты, а зрачки казались неестественно большими в тусклом свете.

– И улыбаются только губами, – продолжил Кот свой комментарий. – Глаза у них холодные. Как у голодной рыси, что смотрит на жирного кролика. Ты, кстати, сегодня в роли кролика. Очень аппетитного, промокшего кролика.

Теперь сомнений не оставалось: эта таверна – ловушка. Нужно было подыграть. Мне принесли дымящуюся похлёбку, и я не спеша её съел. Затем я сделал вид, что музыка наконец-то одолела и меня. Я позволил голове безвольно склониться набок, а затем и вовсе уронил её на стол, изображая глубокий транс. Краем глаза я видел, как одна из танцовщиц заметила это, и на её губах промелькнула торжествующая улыбка. Она едва заметно кивнула подруге.

* * *

Я лежал, прижавшись лбом к липким доскам стола, и внимательно слушал. Музыка смолкла. Раздались тихие, вкрадчивые шаги. Кто-то подошёл совсем близко.

– Какой крепкий, – прошелестел нежный девичий голос прямо у моего уха. – Кровь, должно быть, горячая и пряная. Я чувствую, как она бежит по венам.

– Не торопись, сестрица, – отозвался второй, чуть более низкий голос. – Сначала нужно увести его, пока транс не развеялся.

Меня аккуратно, но очень сильно подхватили под руки. Пальцы, что вцепились в мой плащ, были холодными, как лёд. Изображая полную беспомощность, я позволил им поднять себя и повести к чёрному выходу. Мы вышли на улицу, под моросящий дождь, и свернули за угол таверны, направляясь к старому сараю. Меня втащили внутрь и без особых церемоний бросили на копну сена. Милая, сказочная уютная обстановка сменилась могильным холодом.

Две девушки склонились надо мной. В полумраке сарая их лица преобразились: миловидные черты заострились, кожа побледнела до мертвенной белизны, а глаза загорелись недобрым красным огнём. Из-под верхних губ показались длинные, острые клыки. Вампирши. Молодые и, судя по всему, не очень умные.

В этот самый момент дверь сарая снова скрипнула, и на пороге выросла тёмная фигура Барда.

– Не смейте начинать без меня! – раздался утробный, леденящий душу рык, делая шаг внутрь. Его голос был уже не певучим, а хриплым и голодным. – Этот мой! Я его усыпил своей музыкой, я и получу первую долю! Где ваши манеры, девочки?!

Это был идеальный момент.

Моё тело среагировало раньше, чем их затуманенные голодом мозги успели что-либо понять. Я резким движением вскочил на ноги, одновременно выхватывая из-за пояса короткий кинжал из освящённого серебра. Лезвие по самую рукоять вошло вампирше, что стояла слева, точно в сердце. Она издала короткий вздох, и её тело начало с шипением рассыпаться в серый пепел. Вторая с испуганным визгом отскочила назад, но я уже развернулся и метнул кинжал ей точно в горло. Бард застыл на месте, его лицо выражало смесь животного ужаса и полного недоумения. Прежде чем он успел опомниться, я выхватил из кармашка щепотку серого порошка и с силой дунул ему в лицо. Магическая пыль из толчёных костей горного тролля окутала его, и он с хрипом рухнул на колени, полностью парализованный.

* * *

Бард запрокинул голову и вдруг разразился жутким, истерическим хохотом, который переходил в рыдания. Я подошёл, выдернул свой кинжал из горла второй вампирши, которая уже превращалась в горстку праха, и повернулся к нему.

– Хватит, – холодно сказал я. – Объясняй, что здесь происходит.

– Я… я не с ними, – прохрипел он, с трудом ворочая языком. – Я был их рабом! Я такой же путник, как и ты! Забрёл сюда полгода назад. Меня так же усыпили…, но не убили. Та, которую ты первой… она сказала, что у меня есть талант. Она… она укусила меня.

В его голосе звучала такая безысходная тоска, что на миг мне стало его почти жаль.

– И ты согласился заманивать для них невинных людей, чтобы спасти свою никчёмную шкуру? – спросил я, присаживаясь на корточки перед ним.

– А что мне было делать?! – в его шёпоте зазвучала ярость. – Умереть? Они давали мне ровно столько крови, чтобы я не сошёл с ума от голода. Этот укус… это проклятие. Я не могу отойти от этой таверны дальше, чем на милю. Таверна держит меня. Это проклятая постройка заставила нас работать. Мы пили кровь, а она… она питалась предсмертными страданиями. Голод начинает выжигать тебя изнутри! Я не хотел становиться чудовищем! Я музыкант!

В его глазах больше не было вампирского голода, только бесконечная человеческая усталость и слабая мольба.

– Что… что ты теперь сделаешь со мной? – с надеждой и страхом прошептал он. – Ты убьёшь меня? Оборвёшь эти муки?

Я молча смотрел на него секунду, затем встал, убрал кинжал в ножны, развернулся и пошёл к выходу.

– Нет! Подожди! – закричал он мне в спину, и в его голосе зазвенели слёзы. – Не оставляй меня здесь! Я умру от голода! Убей меня, прошу! Умоляю!

– Ты хотел жить, – сказал я тихо. – Вот и живи.

Я медленно растянул губы в улыбке. Не в той, что обещает прощение или сочувствие. Это был хищный оскал зверя, который только что загнал свою жертву в идеальную, вечную ловушку.

В его глазах мелькнуло понимание, сменившее мольбу на животный ужас. Он вдруг осознал, какую чудовищную ошибку совершил. Прежде чем плести свои дешёвые гипнотические сети, нужно было сперва узнать, кто в них зашёл. Он попытался поймать в паутину не заблудшую муху, а старого, матёрого паука.

Я молча выпрямился во весь рост и, не оборачиваясь, шагнул прочь, оставляя его наедине с этим открытием и вечным голодом.

Когда я закрывал за собой дверь, до меня донёсся его последний, полный отчаяния шёпот:

– Я не хотел… я просто хотел жить… «ведь меня укусил вампир».

– Ну что, представление окончено? – с ленцой поинтересовался он. – Надеюсь, финал был кровавым.

– Почти. Пойдём отсюда.

– А как же наш музыкант? – не унимался Кот, спрыгивая с бочки и следуя за мной. – Оставил ему шанс на сольную карьеру в жанре «голодные страдания»?

– Я оставил ему жизнь, которую он так хотел, – ответил я, шагая прочь от этого проклятого места в промозглую темноту леса.

– Ах, человеческая логика, – протянул Кот, догоняя меня. – Дать голодному вечную жизнь без еды. Признаю, это даже более жестоко, чем просто его прикончить. У тебя определённо есть талант к чёрному юмору.