По своим прикидкам, Крячко понимал, что ему в темноте придется пройти примерно полтора километра или чуть больше. Ту часть забора, которая выходила к шоссе, осматривать бессмысленно. Это «парадная» часть, там никто не станет перелезать, сразу будет видно и охране, и жильцам поселка, и тем, кто будет проезжать в этот момент по шоссе.

К двум часам ночи Стас наконец вернулся в ведомственную гостиницу. Гуров сразу посмотрел на его ноги и с сарказмом заметил:

– А кто-то нас в МУРе в свое время попрекал, что уходим на спокойную и непыльную работенку в министерство.

Джинсы Крячко до колен были забрызганы грязью, покрыты репьями и колючими семенами каких-то растений. Кроссовки он явно промочил, потому что в них хлюпала вода. Лев понимающе кивнул и достал из бара бутылку коньяка, а Стас поспешил в ванную, раздеваясь на ходу. Хоть и лето, но он замерз за время своего путешествия вокруг поселка довольно основательно.

– Ну, отогрелся, беспризорник? – спросил Лев, когда Крячко махнул рюмку коньяку и с наслаждением сунул в рот дольку лимона.

– Благодать! – блаженно улыбаясь, протянул Стас. – Горячая вода, чистое белье, теплое светлое помещение, старый друг и не менее старый коньяк! И никуда не надо идти. По крайней мере, до утра.

– Стареешь, друг, – хмыкнул Лев. – Помнится, тебя только пальцем помани, только намекни на интересное дело, и ты срывался и мчался в ночь и в дождь, и в пургу. Ладно, что у тебя нового по поселку?

– Типичный элитный поселок, каких по стране очень много, – заговорил Крячко, вытягивая пластиковую упаковку с нарезкой ветчины и делая себе бутерброд. – Система охраны тоже типичная: зонированное видеонаблюдение, пешие обходы территории. Возглавляет службу охраны бывший майор полиции, в последние годы работал в управлении охраны общественного порядка. Его сегодня на месте не было, но ребята в охране вымуштрованные, дисциплинированные. Вежливо, тактично послали меня куда подальше, когда я уламывал их пропустить, мол, я – очень ревнивый друг, а моя пассия живет в поселке, и есть у меня подозрения, что к ней сосед похаживает. Даже не ржали надо мной, хотя выглядел я, как мне кажется, вполне комично и безобидно. Глаза у парней цепкие, рассматривали меня профессионально. Скорее всего, бывший майор набрал себе тех, кто когда-то в полиции служил.

– А забор что-то дал?

– Ничего, кроме грязных штанов и промоченных кроссовок. Никаких лишних предметов, которые могли бы использоваться для преодоления забора. Я даже могу сказать, никаких серьезных повреждений забор не имел и починке не подвергался. Понимаешь, Лева, забор из рифленого листового оцинкованного металла, окрашен в темно-коричневый цвет. Если бы его серьезно повредили, а потом выправляли, то светлые следы из-под облупившейся краски были бы хорошо видны.

– А если сообщник? Набросали ящиков, киллер перемахнул внутрь, сообщник убрал ящики, и все чисто.

– Не думаю, – задумчиво жуя бутерброд, отозвался Крячко. – Я просто представил, как это будет выглядеть. Двое мужиков тащат ящики, складывают. Потом один лезет через забор, второй начинает эти ящики убирать, тащить или в лес, а это метров триста, или к машине, а она стоит на грунтовке в пятидесяти метрах, ближе не подгонишь, заметно для всех возможных случайных свидетелей. Нет, убежден, что он проник через главный въезд. Не знаю как, но проник.

– Хорошо, не будем пока ломать голову над пустыми вопросами. Найдем убийцу, тогда и спросим. Сейчас важнее не как попал в поселок, а зачем убил. Нам мотив преступления важен на этом этапе.

– Думаю, что причина кроется в профессиональной деятельности Загороднева, – кивнул Крячко. – Тут я твой сторонник. Но все же придется дотошно разобраться, а не имел ли погибший еще каких-то увлечений, которые могли привести его к насильственной смерти. Кому он мог мешать?

– Видишь ли, Стас, – задумчиво заговорил Гуров, сцепив пальцы в замок и положив на них подбородок, – мнения, как говорится, разделились. Часть людей считают, что личность директора по инновациям весьма важна для комбината. Все его наработки по реконструкции и модернизации производства завязаны на нем одном, на его связях, которые он установил за годы работы. Заменить Загороднева сложно, на то, чтобы вникнуть и взять бразды правления процессом в свои руки, уйдут месяцы. Другая же часть специалистов полагает, что дело не в Загородневе. У него много помощников, выполняющих рутинную работу по подготовке, каждый в своей области, в своем отделе. Да, он был генератором идей, но в его идеях не было ничего гениального. Нормальное производство, нормальное развитие предприятия, через такие этапы проходят все заводы, комбинаты.

– И как же нам отделить зерна от плевел? – хмыкнул Крячко.

– Не знаю пока, – покачал головой Лев. – Покручусь на комбинате, побеседую со всеми заинтересованными людьми, изучу мнение тех, кто окружал Загороднева. Буду нарабатывать версии. А ты продолжай заниматься всеми версиями, которые лежат вне пределов комбината. Посмотри, что можно нарыть на начальника охраны поселка. И давай встретимся с вдовой.

– Этого опера, паренька Букатова… – Стас помедлил, потом решительно продолжил: – Я думаю, его можно привлечь к работе. Толковый парень, мыслит правильно, когда хочет.

– Что значит, когда хочет? Ну и характеристики ты даешь людям!

– Все правильно, именно это я и хотел сказать, – засмеялся Крячко. – Букатов лыжи навострил из органов, что-то ему здесь не климатит. Жалко, если уйдет, в уголовном розыске такие очень нужны. Разобраться надо, что у них тут происходит, может, начальство плохое, а может, он не подарок! Выводы сделаем в конце и порекомендуем решить тут кадровый вопрос. А как ты собираешься глубоко лезть в экономические дебри, ты ведь не экономист? Надо тоже посмотреть, кто там может выступать надежным консультантом?

– А я, по-твоему, чем занимаюсь? – недовольно поморщился Гуров. – Экспертов там на каждом углу, но когда мысли и выводы прямо противоположные, то берет сомнение, а не врет ли кто-то, не кривит ли душой. А вообще, вопрос там очень сложный, там борьба идет не между людьми и даже не между предприятиями за место под солнцем. Сегодня в каждом регионе существуют так называемые промышленные кластеры. Это очень сложная система, с надстройками и базами. Она охватывает деятельность от поиска и добычи рудных ископаемых до их переработки, обогащения, выплавки и изготовления изделий из цветных металлов. Занять позицию в этом кластере, найти свою нишу непросто. Никто не может вывести одно предприятие или ввести новое просто приказным порядком. Рынок! Если твое производство модернизировано по новейшим технологиям, то ты можешь производить сырье или конечный продукт со сниженной себестоимостью. Можешь скорость производства наращивать, выполнять заказы с большим объемом. И если ты заявляешь на рынке эти особенности своего производства, то именно к тебе потекут долгосрочные контракты, ты получишь серьезные заказы и вольешься в систему.

– Что-то я сомневаюсь, – покачал головой Крячко, – что на войне личность только одного генерала ведет к полной победе или полному поражению. Тем более что генералов в армии – пруд пруди.

– Вот и я сомневаюсь, – вздохнул Лев. Все-таки кажется мне, что причина смерти Загороднева гораздо банальнее. Хотя… высокопрофессиональный киллер – это серьезно. Это не обида из-за того, что в прошлую субботу один мужик другому в стакан меньше налил, когда втроем выпивали. Это целенаправленное умышленное убийство.

Женщина выглядела старше своих лет. Темные круги вокруг глаз, нездоровая кожа, глубокие складки возле губ. Но самое главное, потухшие глаза, в которых не было жизни. Выглядела вдова Загороднева лет на пятьдесят, хотя по паспорту, как успел выяснить Крячко, ей было всего тридцать пять лет.

Кивнув сыщикам, она сделала приглашающий жест рукой. И то, что Загороднева делала все молча, и тишина в доме, все это почти сразу стало действовать угнетающе. Гуров ожидал увидеть в доме черные полотнища, закрывающие зеркала, экраны телевизоров, стеклянные стенки шкафов. К счастью, ничего этого не было. Не чувствовалось, что в доме свой след оставила смерть. Лишь поведение вдовы и тишина оставляли впечатление глубокой печали и тоски.

Еще несколько лет назад из разговора со священником Лев узнал, что, оказывается, ни православие вообще, ни церковь в частности не требуют исполнения этих обычаев. Все эти тряпки на зеркалах, поминки с водкой на девять и сорок дней – по мнению церкви, не более как пережиток язычества и безграмотность некоторых людей. Церковь считает, что люди, у кого в доме горе, от кого ушел близкий человек, должны вести себя так, как просит их душа, любовь к усопшему. Застолье на поминках вообще не обязательно. Православие призывает идти в церковь и молиться за упокой души близкого человека. Ему ваше застолье уже не нужно, оно нужно живым, а это неправильно. И на девять, и на сорок дней нужно обязательно ходить в храм.

– Любовь Сергеевна, – посмотрел Лев в глаза женщине, – я благодарю вас, что вы разрешили нам прийти и поговорить с вами. Примите наши соболезнования и нашу помощь. Вы, конечно, понимаете, что мы выполняем свой служебный долг, но мы и чисто по-человечески со Станиславом Васильевичем соболезнуем вашему горю и хотим разобраться в причинах гибели вашего мужа.

– Я все понимаю, – наконец ответила вдова. – Не надо лишних слов, мне от соболезнований только тяжелее. Если даже из Москвы приехали, значит, есть основания. Но я уже ничего не понимаю. Местная полиция убеждает меня в простом ограблении, а тут вы из Москвы. Вы-то как узнали? Хотя… наверное, с работы Андрея… его руководство… Валерий Владимирович обещал мне, что так это не оставит, что во всем разберутся как положено. А Дубинин – человек со связями, его же Москва сюда назначала на должность генерального.

Сильная женщина, с уважением подумал Гуров. Но пользоваться этим не стоит, надо щадить вдову, даже если приход людей, разговоры для нее некая отдушина. Все равно сейчас эти разговоры о муже – напоминание, что его нет.

– Любовь Сергеевна, – вставил Крячко, – следователь сказала, что мужа нашли вы во дворе. Можете рассказать, как это произошло?

– Я в окно увидела, что калитка открыта настежь, – кивнула женщина. – Не знаю, предчувствие, наверное, какое-то было. Я сразу так испугалась, что сердце больно сжалось. Выбежала, в чем была, на улицу, а Андрей лежит. И я сразу поняла, что беда, что все! Даже еще крови не видела, но по тому, как он лежал… понятно было. Или сердце подсказало. Женщины такие вещи чувствуют.

Гуров положил ладонь на руку женщине и чуть сжал, чувствуя, что Загороднева вот-вот расплачется. Вдова благодарно кивнула и сделала глубокий вздох, борясь с душившими ее слезами. А он снова стал расспрашивать, стараясь говорить уверенно и почти после каждого предложения добавлять, что это им знать необходимо, что от этих сведений зависит расследование. Нельзя было давать вдове возможность уходить с головой в горе, нужно вывести ее из состояния довлеющего одиночества и заставить говорить, вспоминать, думать.

– У Андрея Максимовича были враги? Постарайтесь вспомнить все конфликты, которые имели место, пусть незначительные, на ваш взгляд.

– Да откуда у него враги? – пожала плечами Любовь Сергеевна. – Он же не участковый, не бизнесмен, не владелец ресторана или чего-то там еще такого. Я особенно-то в его дела не вникала, знала только, что они там на комбинате наукой занимались, и муж целыми днями на работе пропадал. А когда выходные устраивал, то мы втроем отдыхать ездили куда-нибудь, бывало, что и на море летали дня на три. Андрей не был конфликтным, всегда улыбчивый, к тому же очень умный. Он в таких кругах вращался, где нет врагов, там все решается по-другому и проблемы иного уровня. Это на стройке могут по пьянке подраться или наряд за выполненную работу не поделить. А у него…

– Нет врагов… – с сомнением в голосе тихо повторил Крячко. – Любовь Сергеевна, можете нам показать, в каком положении вы нашли тело мужа в ту ночь?