Кафешек и баров на хуторе нет – за этим ездят в станицу или город. Тут все свои.

Я выключаю музыку не сразу. Выхожу на улицу, достаю из багажника мешок с рыбой. И тяжелой походкой иду к зоне барбекю. Целенаправленно.

Ага, все наши сидят. Собутыльники херовы.

Вижу, в котелке что-то варится.

При моем появлении музыку выключают, разговоры прекращаются. Смотрит народ враждебно, но мне уже пофигу.

Злость внутри вновь щупальца выпустила, они лелеют мое эго, детские обиды и просто дрянной характер. Да, я могу попытаться войти в положение и понять многое, но не попытки выставить меня идиотом.

– Уху варите? – бросаю им в лицо вопрос-утверждение.

– Да, вот уже скоро будет готово… – с улыбкой отвечает повар.

– Вы в баню сходите, Данил Андреевич, – по-отечески советует управляющий. Он ровесник и бывший друг моего отца. – И подходите, накормим, напоим. Расскажете про приключения. Вы, кажется, заблудились. Мы вас искали-искали, не нашли. Но это ничего, десять лет прошло, откуда вам помнить. Идите, идите в баньку, – умиляется он мне, как неразумному малышу.

Я беру тряпку, наматываю на ладонь. Подхожу к чану и не раздумывая переворачиваю его! Суп выплескивается на плиту, стол, пол… Народ отпрыгивает, боясь обжечься. Возмущенно вопит, кроет матом.

– Щуку фаршированную приготовь, – рявкаю я, швырнув на стол мешок с рыбой. И смотрю на повара: – Сейчас.

Часы в башке отсчитывают мгновения. Одно. Второе. Третье… Я не двигаюсь, смотрю в глаза. Дернется, откажет, выкажет сомнение – придется увольнять и выгонять. Заступятся за него – драка будет.

Напрягаюсь всем телом, ожидая почувствовать удары со спины, сбоку… Все вокруг чужие. Молчание режет драматическую паузу на лоскуты. Аж физически больно.

– Конечно, Данил Андреевич, будет сделано. – Повар стреляет глазами в пол.

Я выдыхаю. И нет, я не забыл добавить «пожалуйста». И он это понял.

– Зачем же вы так с ухой… – всплескивает руками наш агроинженер, который тоже должен был быть на рыбалке. По ходу, он и был. Только в другом, менее диком месте.

– А где Поляков? – хмурюсь я.

Поднимаю глаза и вижу знакомую фигуру, которая выруливает из переулка, резко поворачивается вокруг своей оси и заруливает обратно. Смотрю на агроинженера. Умный мужик, на нем вся наша техника. Пришел уже после моего отъезда, но работает по совести и исправно. Что же делать?

– Много не пейте, – говорю я. – Завтра в восемь ко мне зайдете.

Тот кивает. Всё еще под впечатлением от моего появления и щук, которых повар одну за другой достает из мешка.

– Одну готовить или… – начинает повар.

– На всех, – перебиваю я. Ищу глазами управляющего: – Баня топится, говоришь?

– Должна быть готова. Сейчас пошлю кого-нибудь проверить, Данил Андреевич.

Я очерчиваю всех глазами, проверяя, может, кому есть что добавить. Отчитывать смысла нет – вокруг взрослые люди, все всё понимают. Киваю своим мыслям и иду в усадьбу.

Срочно помыться и отпариться! От усталости, перенапряжения, да и, чего греха таить, страха пальцы подрагивают. Пот катится между лопаток.

Надеюсь, никто не замечает.

Позади слышны редкие хлопки и перешептывания: «Кулак», «Кулацкий сын», «Заткнись ты», «Прекрати хлопать!», «Он другой, не тянет на Кулака», «Тихо!».

Прищуриваюсь. С отцом меня сравнивать не надо. Новая вспышка ярости такая сильная, что погасить не выходит. Поэтому я спешу скорее в дом.

Злата стоит на втором этаже в белом полупрозрачном платье, которое ей невыносимо идет. Душистая, ухоженная до кончиков пальцев.

– О боже мой, Данил! – Она испуганно хватается за лицо. – Что случилось?! А что с глазами?

– Сейчас помоюсь, расскажу. – отвечаю, поднимаясь по лестнице в спальню. – Долгий был день.

А когда я после душа, взяв свежую одежду и полотенце, иду к выходу, Злата подходит и нежно обнимает за плечо. Опасливо заглядывает в глаза. А у меня в душé… вместо привычного равнодушия, граничащего с ниоткуда взявшимся отвращением, которое она ничем не заслужила, вместо выжженного пепелища вдруг откуда ни возьмись – теплота.

Вернее, отголоски вспыхнувшего еще днем на озере сильного желания. Острого, едва ли контролируемого. Желания брать сильно, чувствовать нежную влажность и слышать девичьи сладкие стоны. Громкие, частые, чтобы до хрипоты, до самого пика…

Желания быть живым.

Злата красивая и неожиданно(?) кажется ласковой. Какой я раньше ее видел. До аварии. Почти такой же.

– После бани вернешься в спальню? – шепчет она. – Я невыносимо сильно по тебе соскучилась.

Глава 9

Марина

Варвара сидит на крыльце. Я замечаю ее сразу, едва захожу в ограду. А еще понимаю, что она расстроена. Может быть, даже плачет. Одного мимолетного взгляда на сестру, ее позу, хватает, чтобы понять: опять довели.

Сердце сжимается, а следом и пальцы в кулаки. Гады, ненавижу.

– Ты чего здесь? – спрашиваю я, погладив собаку и подходя ближе.

Плюхаюсь рядом. Варя откидывается на руки, смотрит на темное небо, словно звёзды считает. Пожимает плечами.

– Не хочу домой идти. Тут хорошо, тихо. Яшка на страже. А малыш спит. – Она ведет рукой по животу. – Мне кажется, ему нравится на воздухе.

Я бросаю взгляд на будку, в которой дрыхнет наш пес, и уточняю, чуть понизив голос:

– Ментовский дома?

У нашего отчима фамилия Хоментовский. Учитывая профессию, ясное дело, все вокруг его кличут иначе. Даже иногда в документах ошибаются, это такая потеха! Сам он, правда, со мной не согласится. Психует, если услышит. Но разве его реакция хоть раз кого-то останавливала?

– Дома, ужинает.

– Ясно.

Пару минут мы просто сидим молча. Я чувствую, что сестра не хочет разговаривать, но и бросать её одну здесь не стану. Яшка… он хороший, но старый. Едва ли сможет защитить нас даже от мухи.

– Как у тебя день прошел? – спрашивает Варя.

– Неплохо. Лучше, чем могло быть, – улыбаюсь я своим мыслям.

Может быть, чуть позже расскажу Варе о Даниле. Она поругает, что я так сильно рисковала. Он мог оказаться маньяком. Но не оказался ведь, а значит, ничего страшного.

– А я к маме ездила сегодня. – Варя болтает ногами.

– И как она?

– Нормально, – отмахивается. – В сам санаторий посторонним заходить нельзя, но мы погуляли по территории. Красиво там, мне понравилось. Лавочки кругом, клумбы. Фонтан.

– Она всё еще в депрессии?

– Говорит, что хвойный воздух идет на пользу. Фиг его знает. Она всё время от чего-то лечится. Вообще, я зря поехала, ей только хуже стало от моего вида. – Варя вновь гладит живот.

Последние несколько лет мама пытается родить ребенка Семёну и создать тем самым полноценную ячейку общества. Пока безуспешно, к сожалению, поэтому беременность Вари она восприняла болезненно. Мало того, что дополнительный рот в семье, так еще и статус будущей бабушки ввел ее в печаль. Наш гинеколог в станице тетка классная, но особым тактом не обладает. Сказала напрямую: «Вы уже бабушка, может, хватит пытаться? Нянчите внуков и наслаждайтесь жизнью».

После этого мама неделю не вставала с постели. В данный момент она в очередной раз поправляет здоровье. Варвара на хозяйстве, а я… помогаю добывать деньги.

– Что-то ты поздно, – слышу над головой хриплый голос. – Как рабочий день?

Вслед за отчимом из дома просачиваются запахи драников и супа. Варвара прекрасно готовит.

– Так себе. Не заплатили, дядя Семён. – отвечаю я, оборачиваясь, и поднимаюсь на ноги. – Я говорила, что они мутные. Зря время потратила.

– Вот блин! – всплескивает руками Варвара. – Дядя Семён, давайте Марина больше не будет работать на Глухих! Это ведь не в первый раз у них такое практикуется!

– Совсем не заплатили? Да ладно! Что-то с трудом верится.

Он хватает мою сумку и, не дав возможности пикнуть, открывает. Осматривает содержимое. Находит пятьсот рублей. Ту самую сдачу, что осталась от покупки продуктов и воды.

Блин! Я совсем об этих деньгах забыла! Надо было в трусы перепрятать.

– Это моё, верните!

– Изымаю. Должны были косарь дать, а тут только пятьсот. Где остальные? Спустила на что-то опять? Транжира, мать твою. Всё понять никак не можете, что ваша сытая жизнь давно кончилась. Отец вас бросил, а мы тут – люди честные, позволить роскошь себе не можем. Счета, лечение матери кто-то должен оплачивать или нет? Кормить вас, одевать? Ситуация сложная, Варе нужно собрать сумки в роддом, коляску купить. А ты воруешь! Да у кого? У своих!

Я поднимаю руки вверх, сдаваясь, и ухожу к себе.

Ночью просыпаюсь внезапно, сама не знаю почему. Тихо вокруг. Темно. Ни шороха. Но я лежу и напряженно прислушиваюсь. У противоположной стены раздается едва различимый жалобный всхлип, потом еще один.

Выбираюсь из-под одеяла и иду к кровати напротив. Это Варя снова плачет, мы с ней спим в одной комнате.

– Я тебя разбудила? Прости, – шепчет она, поджимая губы. – Не хотела.

– Двигайся, – подталкиваю я ее в плечо.

А потом укладываюсь рядом и обнимаю со спины. Крепко-крепко. Варвара несколько минут тихо плачет, а я молчу. Губы кусаю, щеки. Сердце разрывается, но понятия не имею, что говорить в таких ситуациях! У меня совершенно нет опыта, я… иногда кажется, что я такая глупая.

– Я тебя люблю, – шепчу.

Будить отчима нельзя, а спит он, собака, чутко. Встанет – разорется, что единственному кормильцу спать не дают.

Варя сжимает мою ладонь.

– В следующий раз прячь деньги в трусы, – шепчет она заговорщически.

И я прыскаю! Потому что сама думала о том же самом. Варя поворачивается ко мне, мы утыкаемся лбами и молчим. Когда я родилась, Варвара уже была. Она всегда была в моей жизни, не представляю, как без нее. У нас совсем крошечная разница, но я привыкла к мысли, что она всё знает. Что она умная, рассудительная. Даже новость о незапланированной беременности сестра восприняла спокойно. Не убивалась, имя отца ребенка не сдала. Поэтому, когда Варя плачет, у меня начинается паника.

– Так и сделаю, – шепчу я.

– Нам нужно скопить нужную сумму к следующему лету, – говорит Варя быстро, решительно. – Чтобы тебе было на что уехать и протянуть первое время. Я сегодня нашла местечко, которое никто не обнаружит. Клянусь тебе. Мы там теперь будем прятать.

– Я боюсь, что не поступлю. Что не получится…

Весь прошлый год работала с утра до ночи, и как результат – завалила выпускные экзамены. Это не оправдание, конечно. Могла бы совмещать. Другие бы на моем месте справились. Но я… у меня не вышло.

– Поступишь, – говорит Варя – Вырвешься отсюда, получишь профессию. Ты здесь не останешься, Марина.

– Мы не останемся, – поправляю я.

– Куда мне, с дитем.

– Он не всегда будет маленьким.

– Но пока будет, я работать не смогу. Я его не брошу, Марин. Я его уже люблю. Нет, мне поздно. А ты поедешь в город.

– И потом вернусь за тобой, – говорю, поглаживая сестру по руке. Ребенок толкается: я чувствую, как у Вари живот ходуном ходит. Своих бросать нельзя. Вытираю слёзы. – За тобой и за малышом твоим. Найду работу, сниму квартиру и заберу вас. Ладно у матери крыша поехала рядом с этим, – киваю на дверь, – но тебя я тут не оставлю. Даже не думай сдаваться.

Варвара улыбается и кивает.

– Не обращай на них всех внимания, – продолжаю я, имея в виду сплетников. Варе сейчас даже на рынок сходить проблема: все смотрят, спрашивают. – Дураки.

Сестра снова кивает.

– Боже, ну как я тебя брошу? – вздыхаю я. – Нельзя мне ехать.

– Ты не бросаешь! – тут же возмущается она. – Это план такой. Мы действуем по плану. Если ты не попытаешься, если останешься в этой дыре, я тебя… – Она мешкает, подбирая наказание. – Разлюблю навсегда!

– Да уж, конечно, – закатываю я глаза.

– Обещай мне. Поклянись, что ты уедешь.

– Клянусь, – сдаюсь я, зная, что она не отцепится.