– Это и не требуется. Вы чешете руку, потому что чернила, которые вы используете, явно не лучшего качества и вызывают у вас аллергию. Они же не из чернильных орешков, как обычно? Полагаю, это дешевые чернила, разбавленные сульфатом меди, который используют при стирке белья. Посмотрите на пятно, – настаивает он, протягивая мне перчатку. – Оно не совсем черное. Есть синий оттенок, как раз цвет сульфата меди. Поэтому он так раздражает кожу, верно, Ребекка? Лучше бы вам купить чернила получше.

К сожалению, он прав: так как пишу я много, то прошу Люси покупать перья и чернила подешевле.

– Да, я левша и пользуюсь недорогими чернилами, и что из этого? – признаю я.

– Ничего. Мне лишь было интересно, понравилось ли вам наше с леди Селестой представление. Судя по тому, как вы неотрывно наблюдали, видимо, да.

О боже… это он.

– Так вы были… – судорожно ловлю ртом воздух и не могу больше и слова сказать.

– Я уже собирался спросить, не хотели бы вы присоединиться к нам, но вы так поспешно убежали, что я не успел.

На этот раз мое изумление таково, что Нокс негромко смеется, явно удовлетворенный.

– Не собираюсь слушать дальше, – объявляю я. – Я ухожу.

– Не хотите забрать свою перчатку?

– Оставьте себе.

– Как залог любви? И так скоро, – подначивает он. – Вы и правда торопитесь воспользоваться своим дебютом.

– Я не хочу касаться ничего, до чего уже дотронулись вы, – решительно заявляю я, оборачиваясь в поисках Арчи и тети Кальпурнии.

– У вас довольно странная походка, леди Ребекка, – негромко замечает он. – Обычно женщины так ходят после того, как я до них дотронулся, а не до.

– Вы меня никогда не коснетесь, будьте уверены.

– Увидимся за чаем, – насмешливо прерывает меня он.

– Возможно, правильно про вас говорили – что однажды вас повесят в Вэппинге.

– Возможно. – Тут Нокс довольно улыбается: – Но не сегодня.

Воскресенье, 19 мая, 1816 год

9

Три дня спустя после моего дебюта приходит приглашение на чай от Ридлана Нокса.

– У меня голова болит, – в качестве извинения говорю я Арчи, который уже держит в руках карточку с подтверждением приглашения.

Мне вовсе не хочется снова оказаться лицом к лицу с Ноксом. В его присутствии мне не по себе, причем ощущение очень странное – такого я прежде не испытывала. Так чувствует себя добыча хищника.

Добыча, с которой он хочет поиграть.

Добыча, которая, однако, не желает убегать.

Да, Селеста Мэндерли определенно не хотела никуда бежать…

Притворное недомогание предоставляет мне отличное алиби, позволив закрыться в комнате и писать новый рассказ для «Кроникл», который прекрасно отвлекает от мыслей о Ноксе.

Сегодня утром вышла «Загадка писаря», но только первая часть, тайна будет раскрыта во второй.

Торпу, директору газеты, идея понравилась, но продолжение мне нужно сдать до полуночи.

Люси стучится ко мне, когда уже темнеет, чтобы помочь подготовиться к приему в честь дебюта близняшек Портер.

Я познакомилась с Офелией и Гортензией Портер в книгопечатне, и они сразу же мне понравились, хотя бы просто потому, что их тоже изводит нападками Аузония.

Мюррей Портер, их отец, – наследник древней династии судовладельцев: богатый, да, но без титула, и происходит от портового рабочего, так как его дедушка строил рыболовецкие суда, из-за чего Аузония повторяет, что «сестры хотят поймать мужей на удочку».

Выхожу из-за стола и раскладываю листки с рукописью на подоконнике, чтобы чернила успели просохнуть.

– Как только все лягут спать, сможешь отнести их Торпу? Он заплатит тебе за сегодняшний рассказ, поэтому пешком не ходи. Флит-стрит – не самое удачное место для прогулок по вечерам, поезжай в коляске. За мой счет, разумеется. – И пока раздеваюсь, смотрю на левую руку: – Как можно убрать следы от чернил?

Этот негодяй Нокс прав, нужно покупать чернила получше.

Для дебюта дочерей Портеры выбрали зал собраний Арджил, один из самых роскошных частных залов – а также самых больших и новых. Войдя под руку с Арчи следом за дядей и тетей, мы присоединяемся к группе гостей.

К моему удивлению, обнаруживаю, что предметом их оживленного обсуждения является именно «Загадка писаря».

– Теперь я покупаю «Кроникл» только ради рассказов Сфинкса, – говорит один из мужчин.

– На мой взгляд, лучший рассказ – это «Предсказательница реки Нил», – вставляет Арчи.

– Кто знает, кто прячется за этой подписью, – размышляет вслух другой.

– Готов спорить, это Уильям Баллок! – заявляет первый. – Большего египтомана, чем он, в Лондоне не найти.

– Рассказы написаны профессионально, – замечает мой кузен. – Я считаю, что это Вальтер Скотт.

– Или, может, Перси Шелли, – предполагает еще кто-то.

– А может, это женщина? – вмешиваюсь я, но в ответ мне раздается лишь громогласный хохот.

– Да, та еще загадка, – продолжает другой мужчина, проигнорировав мое предположение. – Но мы точно знаем, кем Сфинкс быть не может: Красавчиком Бруммелем!

И беседа переходит на обсуждение главной сплетни дня: самый знаменитый денди Лондона сбежал во Францию.

– Он исчез сразу же, как вышел из театра. Посмотрел представление как ни в чем не бывало, а потом бросился в Дувр и пересек Ла-Манш, – слышится голос лорда Осборна, отца Аузонии, который присоединился к сплетням.

– Я был в клубе «Уайтс»^[20], когда Ричард Мэйлер на весь зал сказал, что Браммел не заплатил ему довольно большой карточный долг, – объясняет дядя Элджернон. – Эти его ставки, игорные дома, эксцентричный образ жизни – вот и набрал долгов на шестьсот тысяч фунтов.

Услышав эти цифры, присутствующие вздрагивают.

– Подождал бы несколько дней – и мог бы попросить денег у Нокса, – посмеивается один из самых пожилых и тучных джентльменов. – Похоже, этот пират богаче самого короля.

– И он к тому же сегодня здесь, – добавляет Осборн. – Неслыханная дерзость.

Черт побери! Что делает Ридлан Нокс на балу в честь дебюта близняшек?

Отвечает на мой незаданный вопрос лорд Мэндерли:

– Нокс заказал Портеру новый фрегат со всем вооружением. На пятьдесят тысяч фунтов. Даже Королевский флот никогда не тратит столько всего лишь на один корабль.

– И заплатил вперед, – добавляет толстяк.

– Золотом, – уточняет третий.

Обеспокоенная этим непредвиденным посещением, я оглядываюсь в поисках Нокса, чтобы не столкнуться с ним. И замечаю его на другом конце зала, прямо напротив меня, и поэтому отхожу в сторону, чтобы скрыться из его поля зрения, на случай если он вдруг обернется.

– О, прошу прощения, – извиняюсь я, почувствовав, что толкнула женщину позади себя.

Это леди Селеста.

– Ничего страшного, даже наоборот. Я надеялась поговорить с вами, Ребекка.

Ее слова застают меня настолько врасплох, что я не могу придумать никакой отмазки.

– Поищем чего-нибудь освежающего? – предлагаю я, заметив, что Нокс отходит со своего места.

– С удовольствием.

Мы берем по чашке легкого фруктового пунша и молча потягиваем его несколько минут.

– Я слышала, во время вашего представления ко двору вы сумели постоять за себя. У королевы есть привычка задирать дебютанток, кого-то она даже довела до слез. Я рада, что с вами ей это не удалось.

– У меня мог вот-вот упасть тканевый пояс для регул на глазах у всего двора, так что я волновалась о другом, – искренне признаюсь я, вызвав у леди Селесты смешок.

– Я получила первое предложение руки и сердца почти через месяц после дебюта. Мне тогда было семнадцать лет. – У леди Селесты вырывается вздох. – Но это не означает, что с браком мне повезло.

– Лорд Мэндерли гораздо старше вас, – не могу удержаться я. – Прошу простить. Хочу сказать, вас разделяет значительная разница в возрасте.

– Ему пятьдесят шесть лет, он на тридцать четыре года старше меня, – напрямую отвечает леди Селеста. – Наш брак заключался не по любви. Он хочет наследника, которого не сумела дать ему первая, ныне покойная, жена. А я, дочь женщины, которая произвела на свет четырех мальчиков и трех девочек, казалась ему гарантией плодовитости. Мой муж человек нетерпеливый, подверженный приступам гнева и лишенный даже намека на сочувствие.

Я смотрю на леди Селесту, чьи большие темные глаза, нежные и печальные, смотрят только на чашку пунша в руках.

– Почему вы поделились этим со мной?

– Эта жизнь, из которой нет выхода, душит меня: мы с ним лишь изображаем привязанность на людях, но наедине он со мной едва говорит, и я должна терпеть всех его любовниц, которые заходят в Мэндерли-мэнор как к себе домой. – Ее голос подрагивает, в нем слышатся слезы, которые уже наворачиваются на глаза. – То, что вы увидели на маскараде, было… помутнением рассудка.

– Леди Селеста, если вы боитесь, что я стану распространять сплетни…

– Мне было важно сказать вам, что я так себя обычно не веду: я не из тех распущенных женщин, кто ищет удовольствия с незнакомцами. К Ноксу меня толкнуло отчаяние. В первый раз я увидела его у каллиграфа, я забирала приглашения на бал-маскарад, а он заказывал себе именные карточки. Я его не знала, а он не знал, кто я. И он был так красив, так обходителен, что я подумала…

Что бы Селеста ни хотела сказать, слова так и остались невысказанными.

– Не знаю, о чем я думала. Я протянула ему приглашение, но это было глупым безрассудством. Когда вы нас застали, я поняла, какое безумие совершаю. Я могу вынести унижения из-за того, что не подарила супругу наследника, но не смогу жить в бесчестии, изгнанной из дома, без средств и отвергнутая собственной семьей. Мне остается благодарить небо, что увидели нас вы, а не Аузония или ее мать.

– Леди Селеста, я не люблю злорадные сплетни, и мне хотелось бы, чтобы со мной вы чувствовали себя совершенно спокойно, будто ничего и не было, – успокаиваю ее я.

– Я благодарю вас за тактичность, Ребекка. И желаю, чтобы ваш опекун отдал вашу руку человеку достойному, который относился бы к вам с любовью и уважением.

– Кто-то уже попросил руку Ребекки?! – внезапно влезает Аузония, застав нас врасплох, и я чуть не обливаюсь пуншем.

– К счастью, нет, – заявляю я.

– Сплетничаете о чем-то интересном? – продолжает она этим своим раздражающим язвительным голоском. – Какой скучный вечер. И сестры Портер скучные.

– Зачем же ты тогда пришла? – спрашиваю я.

– Из сочувствия, разумеется! – отвечает она с фальшивой улыбочкой. – Подумайте только, как тяжело бы им пришлось, если бы все те, кто имеет вес в обществе, отклонили приглашение… О! – Аузония вдруг прерывает свой шквал враждебных заявлений и, хлопая глазами, удивленно смотрит куда-то. – Это разве не муж Эмили?!

– Похоже, что да, – подтверждает Селеста, разглядев только что вошедшего джентльмена.

– Эмили поступила глупо, бросив такого порядочного человека, как виконт Дювиль, – замечает Аузония, помахивая веером у лица.

– Разве он не должен быть дома, вне себя от горя? – спрашиваю я слишком громко. Но кто-то же должен искать Эмили, а не демонстративно отворачиваться!

– Это она бесстыдница, а не он. Более того, теперь он свободен, волен жениться снова, к тому же и приданое осталось при нем, – поддевает она меня; Аузония всегда в курсе последних новостей. – Джентльмен его положения определенно нуждается в супруге и наследниках. Пожалуй, подойду выказать ему свое почтение.

– Какой тактичный поступок, – замечает Селеста.

– И абсолютно бескорыстный, – шепчу я в ответ, когда Аузония отходит достаточно далеко.

– Судя по выражению лица моего мужа, боюсь, я должна присоединиться к нему, – огорченно вздыхает Селеста. – Желаю вам хорошего вечера.

Но ее пожеланию не суждено сбыться, так как я уже вижу, как один из Генри, тот, с несвежим дыханием, идет по направлению ко мне. Вот-вот начнутся танцы, и я боюсь, что он собирается меня пригласить.