Девушка из другой эпохи (страница 6)

Страница 6

4

– Дорогая, выпрями плечи, иначе миссис Триод неправильно снимет мерки, – велит мне тетя, в очередной раз укоряя за плохую осанку.

Ателье миссис Триод самое изысканное во всем Лондоне, а его хозяйка – Коко Шанель эпохи Регентства. Меня съедает любопытство, и стоять смирно, как манекен, я не могу: у меня руки чешутся открыть и рассмотреть веера или примерить шляпки. Это место насыщает мою потребность в прекрасном: в кружевах, лентах и пастельных цветах.

Миссис Триод создает платья даже для королевской семьи, и все заглядывавшие к ней сегодня клиенты просили хоть одним глазком взглянуть на свадебное платье, которое она сшила для принцессы Шарлотты. Но, как настоящий профессионал, миссис Триод не раскрыла ни единой детали.

– А правду говорят, что оно стоило десять тысяч фунтов? – спрашивает недавно вошедшая женщина.

– Учитывая, что платить будете не вы, леди Осборн, не вижу причин для беспокойства.

Сколько?! Десять тысяч фунтов – годовой доход мистера Дарси и соответствует примерно тридцати тысячам фунтов в будущем.

– Даже платье Кейт Миддлтон столько не стоило, а ее свадьбу транслировали в прямом эфире по всему миру, – замечаю я.

– Кейт Миддлтон? – равнодушно переспрашивает миссис Триод. – Не представляю, кто эта леди.

– Она удачно вышла замуж? – спрашивает леди Осборн.

– Жаловаться ей не на что, – отвечаю я, улыбаясь. Какие они смешные, понятия не имеют, что говорят о будущей – во всех смыслах – королеве. – Разве что, может, на золовку.

– Леди Ребекка, прошу вас стоять смирно, иначе подол всех ваших платьев будет кривой. И как так случилось, что вы стали выше, чем в прошлый раз? Теперь придется их удлинять.

– И расширять, разумеется, – добавляет тонкий, но надоедливый и язвительный голосок. Поворачиваюсь и вижу прямо перед собой леди Аузонию Осборн, именно такую, как я ее себе представляла и рисовала. Будь в Лондоне свои «Дрянные девчонки», леди Аузония была бы Реджиной Джордж: язвительная, самодовольная, тщеславная и расчетливая, ничего хорошего от нее не слышал никто. Леди Осборн, которая интересовалась платьем принцессы, должно быть, ее мать.

– Итак, слухи подтвердились: наконец наступило время выйти в свет и Ребекке Шеридан. Лучше поздно, чем никогда.

Невероятно, здесь и правда живут все те люди, которых я придумала! Тут я задумываюсь: действительно ли их сочинила я или они на самом деле существовали?

– Мы закончили, – сообщает миссис Триод. – Теперь можете примерить перчатки, шляпки и все прочее.

– Мэгги Блайдж, похоже, проглотила цепня, чтобы вернуть себе талию, – произносит Аузония, подойдя ко мне под предлогом выбора шали. – Я предпочитаю выпить немного уксуса перед едой, и аппетита как не бывало. Тебе следовало бы попробовать. Хотя, учитывая, что сезон вот-вот начнется, это уже напрасный труд… может, ты могла бы продержаться до следующего года. И так крайне маловероятно, что ты сразу же найдешь супруга, в твоем-то возрасте… Ой! – Аузония хлопает по руке девушку-помощницу, которая потянулась развязать ей ленты головного убора. – Поаккуратнее! Это кружево стоит больше, чем ты заработаешь за год! – И сквозь зубы добавляет: «Деревенщина». Но дрожащая от упрека девушка вряд ли ее слышит.

– Поверю тебе на слово, Аузония, ты же в этом деле эксперт: это твой третий сезон после дебюта, но предложения ты так и не получила, верно? – Я тоже готова обнажить оружие.

– Не было претендентов, достойных моего уровня, – едко отвечает она.

– Тебя задевает, что Эмили вышла замуж раньше тебя, да? – укалываю ее в ответ я. Мою лучшую подругу, стеснительную и сдержанную, Аузония чаще всего выбирала в качестве мишени для своих издевательств из-за хромой правой ноги. И я придумала, как лучше всего это исправить в своей истории: найти ей прекрасную и достойную партию и выдать замуж.

На лице Аузонии появляется злорадная улыбка.

– Судя по твоим словам, о главном скандале дня ты еще не знаешь! – восклицает она.

– Что за скандал? – интересуется моя тетя.

– Как, вы не слышали? Эмили сбежала с любовником, – объясняет мать Аузонии.

В ателье повисает тишина. Я смотрю на нее, отказываясь верить своим ушам и ловя ртом воздух.

– Какой позор для Фрэзеров. Им повезло, что они уже продали дом, иначе не получили бы ни пенса, – продолжает леди Осборн с беспечным, хотя и довольным видом. – А бедная Джемайма, младшая сестра Эмили, просто по-гиб-ла.

– Это невозможно! – потрясенно вскакиваю я. – Моя Эмили… то есть Эмили никогда бы ничего подобного не сделала.

Тетя Кальпурния удивлена не меньше меня:

– С кем вообще могла сбежать эта напуганная птичка?

– Она сказала, что собирается в Бат, восстановить здоровье, которое подверглось тяжелому испытанию за зиму, уехала – а потом ее и след простыл. Позавчера ее семья получила прощальное письмо, в котором Эмили сообщала, что уходит от мужа и уезжает вслед за своим любовником, – продолжает рассказывать леди Осборн. – В Колонии.

– Похоже, она позволила себя завлечь этому офицеру, некоему Бенджамину Харлоу, вот дурочка, – добавляет Аузония.

– Это так непохоже на Эмили, – настаиваю я и искреннее так считаю. Я знаю Эмили, и она никогда бы ничего подобного не сделала. Она любила своего мужа и была более чем довольна супружеской жизнью. Мы регулярно обменивались письмами, и она писала мне о своих спокойных домашних делах и заботах. Нет, нет, нет, я не верю своим ушам.

– Кто знает, как этот офицер вскружил ей голову. Военным доверять нельзя! После Ватерлоо, когда все закончилось, война выплюнула этих бездельников по нашу сторону Ла-Манша, и теперь они шатаются по улицам, ищут, как бы получить деньги, – объявляет леди Осборн.

– За ней, должно быть, и ухаживал один из таких вот, без гроша в кармане, и рассчитывал, что она будет его содержать, – злорадствует Аузония. – Эта хромоножка никогда не умела очаровывать мужчин, она должна была радоваться, что ей так повезло и виконт Максим Дювиль захотел на ней жениться.

– Ты все выдумываешь от злости, – обвиняю ее я.

– Слуги Фрэзеров разнесли новости по всему Лондону – стоило бы больше платить им за молчание. Хамфри[12] даже выставил в витрине сатирические эстампы у себя на Сент-Джеймс-стрит. Сходи посмотри, раз не веришь, – подначивает меня Аузония с удовлетворенной улыбкой.

– Обязательно, – отвечаю я.

Моя тетя идет следом за миссис Триод наверх посмотреть ткани, а я остаюсь одна с этими двумя змеями Осборн.

– Интересно, что у тебя будет за дебют такой: без родственников, которые могли бы представить королеве, еще и тетя пускает к себе в дом женщин сомнительной репутации. Сомневаюсь, что вас примут в самых элитарных местах вроде «Залов собраний Олмака»[13].

– У Люси безупречная репутация, – вступаюсь я в защиту своей горничной, которую тетя Кальпурния спасла из дома удовольствий Марилебона. Прежний хозяин отдал туда Люси в счет уплаты собственного долга и планировал вернуть деньги, выставив ее девственность на аукцион. Тетя Кальпурния, узнав об этом от Доры, выплатила долг лорда Ванкрофта до того, как Люси успели продать тому, кто предложил самую высокую цену. – И если в «Олмак» приглашают тебя, значит, не так они и избирательны, – вырывается у меня.

– Добрый день, – произносит вошедшая в ателье женщина лет пятидесяти.

Аузония с матерью приседают в демонстративно глубоком реверансе.

– Леди Сефтон, – слащаво приветствуют они ее, и тон кардинально отличается от того, каким они разговаривали со мной всего секунду назад.

Изворотливые лицемерки.

Итак, вот и леди Сефтон, собственной персоной! В Лондоне эпохи Регентства есть всего шесть женщин, которые держат в кулаке все высшее общество: покровительницы «Зала собраний Олмака», то есть леди Джерси, леди Каупер, или графиня Ливен, Клементина Баррелл, леди Кастлри, принцесса Эстерхази и леди Сефтон, которая, как самая старшая, имеет также больше всего влияния. Если бы в 1816 году существовал «Мет Гала», они были бы Анной Винтур и могли решать, кто достоин, а кто нет.

– А, Ребекка, рада, что нашла тебя здесь. Твое платье готово, я надеюсь? И где Кальпурния?

– Мы здесь, Мария, – откликается тетя, спускаясь по лестнице со второго этажа вместе с миссис Триод. – Платье божественное, Ребекке подходит как нельзя лучше. А украшения и шаль прекрасно оттеняют ее зеленые глаза.

– Графиня, какая честь, что у нас с вами одна модистка, – тут же влезает мать Аузонии, задетая, что на нее не обратили внимания.

Леди Сефтон, прищурившись, окидывает взглядом сначала ее, затем Аузонию:

– Напомните мне, кто вы.

– Леди Миранда Осборн, супруга барона Луи Осборна. А это моя очаровательная дочь Аузония.

– Конечно, – кивает леди Сефтон с отсутствующим видом. – А у Ребекки будет еще головной убор с перьями, так?

Видя, что графиня никак не показывает, что узнала их, теперь Аузония пытается привлечь ее внимание:

– Мой отец – пятиюродный брат герцога Веллингтона со стороны второй жены его отца.

Герцог Веллингтон – национальный герой, победивший Наполеона при Ватерлоо, и на следующий день после его триумфа кто угодно отдал бы руку за то, чтобы иметь с ним кровное родство.

Леди Сефтон кивает:

– Ах да. Племянница Артура… по крайней мере, одна из них.

– Как поживает графиня Ливен? Именно она оказала нам протекцию в «Олмаке», – продолжает леди Осборн.

– Интересуется политикой, как и всегда, – кратко отвечает леди Сефтон, внимательно рассматривая каждый стежок на моем платье, а также подол и кружева.

– Я как раз говорила Ребекке, насколько сложно попасть в зал собраний такого уровня, как «Олмак», если девушка не может похвастаться безупречной репутацией.

Леди Сефтон рассеянно кивает: качество моего платья, которое она сейчас ощупывает, волнует ее гораздо больше.

– Без сомнения.

– А также безупречный внешний вид, – добавляет Аузония, смерив меня взглядом с ног до головы. – Что с твоими руками, Ребекка? Ты чистила чернильницу?

Я инстинктивно сжимаю руки, чтобы скрыть кончики пальцев в чернильных пятнах.

– Мне надо было написать письма, – вру я.

– И кому же? Твоя дражайшая подруга Эмили сбежала в Колонии. – Аузония закатывает глаза: – Какой скандал, я так счастлива, что меня с ней ничто и никоим образом не связывает!

– Не беспокойся, Аузония, никто не хочет, чтобы ее имя связывали с твоим, – решаю я отплатить ей той же монетой.

– Какой пылкий нрав! – восклицает леди Сефтон, взмахнув рукой. – Знаешь, Кальпурния, если бы мы отправили твою племянницу в бой, то победили бы Наполеона вдвое быстрее.

– Моя племянница частенько забывает подумать, прежде чем говорить, – извиняется за меня тетя, бросив на меня строгий взгляд.

– Платье я одобряю, но Ребекке стоит потренироваться держать осанку. Если понадобится, привяжем ей палку к спине. – Затем леди Сефтон делает знак миссис Триод, указывая на развешанные под потолком ленты: – Мне нужна одна в тон, доставьте мне ее домой. – А потом обращается к нам: – Увидимся завтра на маскараде у Мэндерли; мне конфиденциально сообщили, что там также будет герцог Уиндэм. Отличная партия, мы обязательно должны представить тебя ему, Ребекка.

И леди Сефтон выходит, не прощаясь, а Аузония дуется, что не получила от графини никакого внимания.

– Дорогая, нам пора, близится обед, а тебе известно, в каком плохом настроении будет дядя, если не сесть за стол вовремя, – торопит меня тетя, махнув рукой, чтобы я собиралась. – До завтра, леди Осборн, Аузония. Мое почтение лорду Осборну.

– А, кстати, Аузония, забыла сказать, – говорю я почти перед самым выходом из ателье. – В следующий четверг меня представят ко двору.

Ее лицо вытягивается в гримасе изумления:

– Невозможно. Кто тебя…

[12] Уильям Хамфри (англ. William Humphrey) – 1742–1810 гг., гравер, продавал в том числе сатирические эстампы.
[13] «Олмак» (англ. Almack's Assembly Rooms) считался главным местом собрания высшего света. Решение о допуске принимали дамы-покровительницы (их всегда было не меньше 6 или 7), при этом принимали туда только лиц знатного происхождения. В начале XIX века получить приглашение в залы «Олмака» для дебютантки считалось даже важнее, чем представление ко двору.