– Раскрасневшаяся, растрепанная, в одной перчатке и помятом платье, еще и вышла с другого, удаленного от праздника этажа. Ребекка, если бы не твоя репутация, я бы предположила, что ты занималась чем-то непозволительным.

– Ребекка! – зовет меня тетя Кальпурния, рядом с которой стоят леди Сефтон и еще двое мужчин. Один достаточно молодой и, должна признать, первый по-настоящему привлекательный джентльмен на балу, другой постарше и более внушительного вида, с темно-синей лентой ордена Подвязки^[18]. – Вот ты где! Пока мы не уехали, хотим представить тебя лорду Чарльзу Резерфорду, герцогу Уиндэму.

– Леди Ребекка, слухи о вашей красоте не отдают вам должное, – приветствует меня молодой красавец.

Светло-каштановые волосы, карие глаза, никаких шрамов от оспы, он не потеет, и зубы все на месте. Подходит! В 1816 году мои требования стремительно снижаются.

– Зависит от того, кого вы слушали, лорд Резерфорд, друзей или врагов, – отвечаю я, бросив взгляд на Аузонию.

Леди Сефтон, в свою очередь, представляет мужчину с лентой:

– Артур Уэлесли, герцог Веллингтон, тот самый, кто освободил Европу от кошмара в лице Наполеона. Лорд Уэлесли, Ребекка Шеридан, я намереваюсь представить ее ко двору. А, и это леди Астория Осборн.

– Аузония, – уязвленно поправляет она сквозь сжатые зубы.

Я приседаю в глубоком реверансе, Аузония следом.

– Польщена нашим знакомством, – говорю я. Эх, видела бы меня эта старая грымза, профессор Салли!

– Прелестные юные леди, – замечает Веллингтон. – Вы, должно быть, кузины?

Я могла бы оскорбиться от предположения, что кто-либо мог счесть меня родственницей Аузонии, но могу сыграть на ситуации иначе.

– Будь это так, герцог, в таком случае и я могла бы сказать, что состою в родстве с вами, но этой честью может похвастаться только Аузония.

Застывший взгляд этой принцессы снобов и озадаченный вид Веллингтона показывают, что я попала в точку.

– Племянница, если я верно помню, – добавляю я.

– Дальняя, – поспешно вставляет Аузония. – Дальняя племянница.

– Однако… Вынужден предположить, что память меня подводит: я и не подозревал, что благодаря моим четверым братьям у меня столько племянников и племянниц, о которых узнал за последние месяцы. В этом следует винить мою семью, что не сообщали мне о родственниках за все те годы, что я провел на войне и вдали от Англии.

Учтиво кивнув, герцог отходит, направившись к другим гостям, нетерпеливо ожидающим его величественного присутствия.

– Я бы с удовольствием попросил вас оказать мне честь и потанцевать со мной, леди Ребекка, – говорит тем временем лорд Резерфорд, тоже явно прощаясь. – Но, полагаю, будет более уместно подождать до вашего официального дебюта. Прошу вас оставить мне танец.

– А я свободна! – кудахчет Аузония. – То есть… у меня еще есть пара свободных мест в бальной книжке, так как я хотела немного отдохнуть, но я буду рада уделить вам танец.

Вот же надоедливая коза…

Герцог смотрит на нее с непроницаемым выражением.

– Возможно, в следующий раз. – И кивает уже мне: – Хорошего вечера, леди Ребекка.

– Леди Селеста! – зовет тетя Кальпурния, взмахнув веером.

К нашей группке подходит хозяйка дома, но стоит ей встретиться со мной взглядом, как она опускает голову на свой бокал и выдавливает натянутую улыбку.

Ощутив ее неловкость, я молчу, предоставив вежливые прощания тете, а сама обращаюсь снова к Аузонии:

– Чем сплетнями интересоваться, я бы тебе посоветовала почаще писать своему дяде, герцогу Веллингтону; не похоже, чтобы он тебя вспомнил. Кто-то мог бы подумать, что ты просто выдумала это родство.

Вслед за тетей Кальпурнией и леди Сефтон выхожу и сажусь в экипаж, размышляя о вечере. Гвенда мне посоветовала наслаждаться балами, и, возможно, виной тому мои завышенные ожидания после романов Патриции О'Нил и ей подобных, но этот мой первый бал не оказался таким уж приятным. Не говоря уже о местных джентльменах. Может, будь там Эмили, мы бы посмеялись вместе!

– Арчи не вернется с нами? – спрашиваю я тетю, заметив его отсутствие.

– Он предпочел остаться пообщаться со своим другом Беннетом. В душе я искренне надеюсь, что жена Беннета представит его какой-нибудь достойной девушке и он бросит эту актрисульку из Сохо. Теперь, когда Арчи носит титул твоего отца, на первом плане у него должна стоять женитьба на женщине, подходящей на эту роль, а не развлечения с новой любовницей каждый месяц. В этом сезоне у нас должно быть много визитов, дадим бал в твою честь… Твой дядя своим ворчанием доведет меня до изнеможения, но как иначе, ведь в этом году твой дебют. А как тебе герцог Уиндэм? Прекрасная партия, прекрасная…

Но я тетю больше не слушаю: все внимание переключилось на карету, остановившуюся на противоположной стороне улицы, куда как раз садится мужчина в маске. Тот самый, что был с леди Селестой.

Он оборачивается и, когда видит меня, коротко кивает в тот самый момент, когда наш экипаж трогается с места.

Четверг, 16 мая, 1816 год

7

– Люси, этот «Морнинг Пост» порван! – возмущается тетя Кальпурния, взяв газету с подноса.

– Повезло, что хотя бы она досталась, – отвечает она. – Два камердинера чуть не подрались, чтобы ухватить ее.

– Похоже, нужно радоваться и порванной, – фыркает тетя.

Наступил день моего дебюта: сегодня в два часа пополудни я предстану перед королевой, и весь дом ходит ходуном.

Люси отправили за «Морнинг Пост», который обычно уделял достаточно внимания дебютанткам.

– Сомневаюсь, что «Пост» раскупили только из-за моего имени в списках представлений ко двору, – возражаю я.

– По правде сказать, статья, о которой все говорят, находится на третьей странице, – уточняет Люси. – Кто-то даже перепродавал ее в три раза дороже всей газеты.

– И о чем статья на третьей странице? – с любопытством спрашиваю я.

– Там нет ничего, что должно интересовать юную леди, – отрезает дядя Элджернон с набитым пирожными ртом.

– Она о некоем Ридлане Ноксе, – отвечает Арчи.

– Сброд, – добавляет дядя.

Учитывая, что никому, кроме меня, не интересно, я беру третью страницу посмотреть.

– «Пират и рыцарь, – читаю вслух я. – Двери Букингемского дворца распахнутся для противоречивой фигуры Ридлана Нокса, которого собираются посвятить в рыцари. Бывший лейтенант Королевского флота, преступник, в тысяча восемьсот двенадцатом году поднял мятеж против капитана Кройдона, затем подался в пираты и захватил рекордные сорок судов. Каперское свидетельство, выданное в тысяча восемьсот четырнадцатом году, превратило самого разыскиваемого пирата Европы с ценой в пятьдесят тысяч гиней за голову в капера его величества в противодействие пиратству, которому содействовал Наполеон в Средиземном море».

– Это возмутительно, – замечает дядя. – Регент же не хочет в самом деле начать раздавать титулы каждому висельнику, который хотя бы пальцем шевельнул против французов?

Они-то хотя бы пальцем шевельнули, хочу сказать я, но дядя выходит из гостиной к гостю, которого дворецкий объявил как Брэнсби Купера, зубного врача.

– Я принес большой выбор зубов, милорд, – объявляет Купер.

Дяде Элджернону действительно не хватает половины, что, с учетом того, сколько сладостей он ест, неудивительно.

– Я не хочу деревянный мусор, – предупреждает его дядя. – Фарфоровые у вас есть?

– У меня есть даже лучше: настоящие зубы, которые не трескаются, как фарфоровые.

От отвратительных подробностей у меня пропадает аппетит, и я кладу недоеденный сэндвич на тарелку.

– Пожалуй, пойду приму ванну, – объявляю я.

– Но ты же вчера ее принимала, – возражает тетя Кальпурния.

– Именно, – соглашаюсь я.

– Тебе не стоит так часто мыться, Ребекка, – укоряет меня дядя от дверей. – Если тереть кожу, сотрешь естественный защитный слой и заболеешь, как твои родители.

Судя по запахам на балу леди Селесты, многие разделяют точку зрения дяди.

– Рискну, – отвечаю я.

Когда Люси видит красные пятна на полотенце, чуть не падает в обморок: месячные.

И это в тот день, когда я должна быть в белом с головы до ног и сделать реверанс перед королевой и всем двором!

– Надо подложить в два раза больше ткани, – говорит она, возясь с длинной полоской, которой собирается обмотать меня, как младенца в подгузник. – Даже нет, в три.

– Я не могу надеть это нечто, в нем даже шага не сделаешь, – жалуюсь я, пробуя повторить торжественный проход к трону, который мы вчера репетировали до тошноты. – Я похожа на утку.

– Других вариантов нет.

А вот и есть. Еще как! Беру свою аптечку скорой помощи и достаю небольшой цилиндр в пластиковой упаковке.

– Как я тебя люблю, – говорю я, чмокнув тампон.

– И что это? – озадаченно спрашивает Люси, глядя, как я его разворачиваю.

– «Тампакс», – отвечаю я. – Внутренний впитывающий тампон.

Но она все еще озадачена.

– Внутренний? Вы хотите сказать…

– Хочу сказать, что его вставляют внутрь.

Я уже собираюсь начать, когда она бросается на меня всем весом, собираясь вырвать его из рук, и мы обе падаем на землю.

– Но ваша невинность! Ради всего святого, не делайте глупостей!

– Люси, я его использовала тысячу раз, и ничего со мной не случилось, – возражаю я, пытаясь заполучить обратно единственный «Тампакс» в 1816 году.

– Вы не из этих женщин легкого поведения! Я вам не позволю!

– Люси, или я использую «Тампакс», или никакого дебюта. Выбирай.

Но Люси быстрее меня, она бросает тампон в камин, лишив меня драгоценного спасательного круга.

– Надевайте повязку, леди Ребекка. Немедленно.

8

В Букингемском дворце, в комнате ожидания перед залом, в котором пройдет церемония, настоящее столпотворение. Матери, тети и сестры повторяют дебютанткам наставления: не жестикулировать, не чихать, не кашлять, не чесаться в присутствии королевы.

Не чесаться… та еще задачка, кожа рук зудит просто нестерпимо.

– Не вертись, – повторяет стоящая рядом леди Сефтон. Но в этих туфлях, жестких, как деревянные ящики, я скучаю по своим кедам.

Как я поняла, народу вокруг столько потому, что это первый четверг за долгие месяцы, когда королева принимает при дворе: только на прошлой неделе состоялась свадьба принцессы.

И там, в толпе, в ожидании аудиенции у правительницы, все только и обсуждают юную принцессу Шарлотту.

– Учитывая, как принц Георг с Каролиной ненавидят друг друга, просто чудо, что им удалось произвести наследника, хоть и женского пола, – замечает женщина с гигантским плюмажем на голове.

– Какая жалость, что наследным принцессам приходится выходить замуж только за принцев, у которых нет ни земель, ни денег.

– Саксен-Кобург-Заальфельдский – просто фамилия, и ничего больше, – со смешком замечает другая женщина, пониже.

– Леопольд хоть и беден, да, но по крайней мере красив, – шепчет третья, помоложе. Вероятно, тоже дебютантка с матерью и крестной.

– Богат или беден, не важно: нужно было замять скандал, – добавляет пернатая женщина, скрывшись за веером. – Юная принцесса увлеклась офицером из Легкого драгунского полка, неким капитаном Гессом.

– А кому не нравятся офицеры? – шутит низенькая женщина.

– А правда, что компаньонка принцессы скрывала их тайные встречи? – с любопытством спрашивает дебютантка.

Пернатая сплетница кивает:

– Похоже, леди Корнелия пускала Гесса через потайной ход. Когда принц-регент об этом узнал, пришел в полнейшую ярость.

– Как будто сам регент святой, с его-то любовницами, – замечает низенькая.

– Не считая внебрачных отпрысков, – добавляет дама с плюмажем.

– Но и принц Леопольд ни в чем себе не отказывал, оказавшись с дипломатической миссией в Париже, – продолжает низенькая.

Пернатая дама с заговорщицким видом склоняется к своим спутницам:

– Я назову только одно имя: Гортензия Бонапарт.

Они в ответ вытаращиваются на нее: