– Вот ходишь ты по ресторанам и каждый день ешь изысканные блюда. Неделю, месяц, год ешь, а затем наступает пресыщение. Потому что еда, пусть изысканная и дорогая, надоедает. Срываешься, заходишь в первый попавшийся магазин и покупаешь банку дешёвой кильки в томате, а после жрёшь с таким наслаждением, словно это твой последний приём пищи. И нет в этот момент ничего вкуснее и желаннее. А на следующий день ты снова пойдёшь в привычный ресторан и закажешь самое дорогое блюдо, но момент «кильки в томате» обязательно наступит. Всегда наступает.

Не знаю, о чём думает Лиза, но её сосредоточенность и молчание обескураживают. Внимательно и долго смотрит на меня, изучая костюм, руки, но главное, как мне кажется, отсутствие очков, которые давно являются неотъемлемой частью моего образа.

– Ты смотришься нелепо. – Неожиданно заключает, вызывав моё удивление. – В этой квартире, на этой кухне, в моей жизни. Такие, как ты, не для меня. Не смотрят в мою сторону, не проявляют интерес. Ты словно мечта, а я… – Её голос дрожит, и Лиза зажмуривается. – Килька в томате…

Крупные прозрачные капли катятся по щекам, и она отворачивается. Ёб твою мать. Закрывает голову руками, проваливаясь в собственные, уверен, удручающие мысли, и негромко скулит. Поднимаюсь, чтобы взять этот напряжённый комок на руки и опуститься вместе с ним на стул. Воет, уткнувшись в мою шею и стягивая пальцами жилетку.

Меня никогда не напрягали женские слёзы. Не вызывали злости, раздражения или потребности отмахнуться. Их я видел мало, в большинстве своём они являлись манипулятивным моментом бывшей жены, которая таким способом прогибала меня. До определённого момента. Именно сейчас осознаю, что Светлячок первая после Леры, кто пускает слюни на моей груди и получает в ответ сочувствие.

Долго сижу, обнимая её и изучая движение за окном, точнее, на балконах дома напротив. Каждая из квартир имеет свою историю: радость, печаль, сложные моменты, критические эпизоды. Но каждый, кто готовится к празднику, искренне надеется, что в новом году его жизнь станет лучше, проще, счастливее. Надеюсь ли я? Давно нет. А вот тело, которое почти успокоилось, но продолжающее издавать редкие всхлипы, живёт иллюзиями и мечтами.

– Мне нужно в ванную, – неожиданно вскакивает, скрываясь за одной из дверей.

Провожаю её взглядом, прислушиваясь к шуму воды и неразборчивым словам, которые, вероятно, она произносит самой себе, застыв перед зеркалом.

– Отличный выдался праздник… – констатирую негромко, отчасти получив больше, чем планировал, сменив вечеринку Генерала на компанию Светлячка.

Хватаю стакан, в котором жидкости на два пальца, и залпом выпиваю содержимое, кривясь от многочисленных газов. Неплохо для шампанского из гипера. И мне бы уверенной походкой прошагать на выход, отправившись домой и забив на эмоциональные качели отдельно взятой женщины, но я снимаю пиджак, жилет и устраиваюсь на кровати в большой комнате. Она однозначно принадлежит Лизе, судя по женским принадлежностям. Тыкаю на кнопки пульта, пока не нахожу старый фильм на одном из каналов, и устраиваюсь удобнее, закинув руку за голову.

Боковым зрением отмечаю, что Светлячок стоит в дверях, не решаясь подойти. Замирает, будто точно знала, что, выйдя из ванной, меня в квартире не обнаружит и к представшей перед ней сцене не была готова.

– Присоединяйся, – постукиваю ладонью рядом с собой, давая понять, что уходить не планирую.

Несмело крадётся, присев на край и не понимая, что делать дальше. Я же приподнимаюсь и рывком притягиваю её ближе, заставляя себя обнять. Натягиваю на неё плед и возвращаю внимание фильму. Спустя несколько минут трансляция прерывается речью президента и курантами, а когда последний издаёт звук, целую её в макушку и произношу:

– С Новым годом, Светлячок.

– С Новым годом, – шепчет, обвивая моё тело, словно стремится завернуться в меня, как в одеяло.

Мы больше не говорим. Смотрим фильм, прислушиваемся к ору соседей и полицейским мигалкам, проносящимся по улицам города. Я знаю, что совсем скоро нас накроет катком из проблем и нерешённых вопросов, где главными действующими лицами окажутся Генерал, Островский и Алла Дашкевич, но сейчас мне спокойно. Закрываю глаза и проваливаюсь в дрёму, чувствуя, как Светлячок затихает под боком.

Глава 6

Лиза

Проснулась десять минут назад, но всё это время стараюсь не дышать и не шевелиться, рассматривая Женю. Он без очков, что позволяет детально изучить мужчину, который остаётся для меня неразгаданным. Да и сомневаюсь, что он вообще хочет быть кем-то понятым.

Я же кляну себя за ненужную болтливость, которую позволила в его присутствии. Канун праздника прошёлся по мне катком из непрошеных мыслей, сожалений и жалости к самой себе. Оставшись один на один со своими мыслями в пустой квартире, деться от их раздирающих криков было некуда. И я себя жалела: обстоятельно, медленно и с перечислением всех совершённых за год ошибок. Начиная от воспитания Дани и заканчивая неудачами в личном плане.

Да, предыдущая ночь была фантастической, но утро накрыло реальностью, где я всего лишь обычная Лиза, а мужчина, в объятиях которого встретила рассвет, лишь развлекается. Увидеть его вечером не ожидала. На звонок среагировала не сразу, решив, что пьяные соседи вновь пришли пригласить меня на свою новогоднюю вечеринку. А когда увидела его на пороге…

Внутри что-то резко сжалось, вывернулось, а после ухнуло вниз, мгновенно меня опустошив. Он сидел на моей кухне, предлагая шампанское и обласкивая улыбкой, а я хотела биться головой о стену и рыдать. Всё, что вылетело из меня после, было ошибкой. Моментом, когда я позволила себе обнажиться перед незнакомым человеком, указав на собственные страхи и слабости. Именно о таком мы сожалеем после, обвиняя себя в излишней откровенности; именно это обязательно будет использовано против тебя.

Молчать. Сдерживаться. Сохранить лицо. Все три пункта мимо. Не знаю, о чём он думал, но отвечал на каждый вопрос и пояснял сомнительные моменты. Просто, спокойно, открыто. Мне хотелось крикнуть: «Зачем ты пришёл? Чтобы ещё раз показать, что я не дотягиваю и не стою тебя?» По какой-то причине факт несоответствия между нами откликнулся во мне слишком явно и болезненно. Настолько, что хотелось преподнести все свои недостатки ему на блюдечке с комментарием: разве ты не видишь, что я не соответствую тебе? Слишком много «не», созданных для самой себя за последние годы; слишком много неуверенности в собственных словах и действиях; слишком много непонимания и предположений, какой я могла бы стать, будь в моей жизни люди, которые бы в меня верили.

Пользуюсь тем, что он спит, медленно поднимаю голову и изучаю его. Волосы слега примяты, над правой бровью имеется небольшой шрам, ещё несколько на лбу и подбородке; отсутствует кусочек мочки на правом ухе, а на щеке под недельной щетиной скрывается шрам в виде звёздочки, словно что-то круглое прошло сквозь ткань, оставив после себя рваный след. Место покрыто волосами неравномерно, но достаточно плотно для того, чтобы скрыть отметину от посторонних глаз. Глубокие носогубные складки и морщинки в уголках глаз дают понимание, что ему далеко за тридцать. А может, за сорок? Сколько ему лет?

Не могу удержаться и касаюсь подушечками пальцев его губ: горячих, упругих, но слегка иссушенных. Ими он исследовал моё тело, побывав везде. В памяти всплывает наше знакомство и удовольствие, начавшееся с рояля…

– Ты нарываешься, Светлячок, – произносит неожиданно, и я отдёргиваю руку. – Имеешь все шансы попасть под поезд, – лукаво улыбается, не открывая глаз и возвращая мои же слова, вновь заставив стыдиться своей избыточной откровенности.

– Сколько тебе лет?

– А сколько дашь? – бросает в меня вопрос, свойственный, скорее, женщинам.

– Пятьдесят?

– Не перегибай. – Его пальцы впиваются в мои рёбра, указывая на неправильность данных. – Скинь десятку.

– Сорок?

– Ещё пару лет.

– Тридцать восемь?

– Почти девять.

– Я бы дала больше…

– На моём лице отражается опыт прожитых лет. Частично херовых.

– Ты сидел в тюрьме? – По какой-то причине в голову приходит именно этот вариант.

– Не доводилось.

– Служил? Ты сказал, что работаешь телохранителем, и я видела оружие, значит, обладаешь определёнными навыками.

– Навыки имею, но получены они иным путём.

– Незаконным?

– Частично.

Не отрицает и не подтверждает – неопределённость, заставляющая задуматься. Множество вопросов, на которые я хотела бы получить ответы. А они мне нужны? Глупо развивать мысль о возможных «нас». В качестве кого? Развлечения? А может, той самой шлюхи, которая заменила приевшихся? Изначально его честный ответ меня ошарашил, а после я пришла к выводу, что, в общем-то, Евгений вообще мог ничего не объяснять, выйдя за дверь и растворившись в потоке людей.

– Ты обещал рассказать об Алле. Как получилось, что её отец на самом деле жив? И почему она два года жила в коммуналке и работала в кофейне? Мне показалось, что её отец не нуждается в средствах. Её выгнали?

– Сама ушла. Но он сделал так, чтобы она уйти захотела.

– Это подло.

– Бывают такие ситуации, Светлячок, когда боль, причиняемая самым близким, продиктована стремлением их обезопасить.

– От чего Аскольд Веранович хотел обезопасить Аллу?

– От непоправимых последствий, цена которым жизнь. От людей, которые эту жизнь хотели забрать. В прямом смысле. Когда перед тобой стоит выбор – благополучие своего ребёнка или удовлетворение амбиций, поверь, ты выберешь первое.

– Чем занимается её отец?

– Он довольно известный человек в очень узких кругах.

Он не отмахивается от ответов, но они настолько размыты, что не дают понимания ситуации Аллы и нюансов жизни Евгения.

– Понятно, – вздыхаю и планирую вырваться из его объятий, но он не позволяет дистанцироваться. – Ты ничего не расскажешь?

– Тебе это не нужно. – Наконец, открывает глаза, смотрит тепло, я бы даже сказала с нежностью. – Есть вещи, которые не стоит произносить вслух.

– А если я хочу знать правду?

– Тогда предварительно спроси себя: а смогу ли я с этой правдой жить? Есть вещи, которые человек принять, а тем более понять неспособен.

– Так ты говоришь, что я глупая?

– Скорее, наивная. Это не плохо, Светлячок, но лишь в том мире, в котором живёшь ты.

– А есть другой? – Моргнув, даёт положительный ответ. – В нём живёшь ты?

– Да.

– Из серии противозаконного? Или криминального? Или ужасного?

– Все варианты. Для тебя все.

– А для тебя?

– А для меня… – обдумывает ответ, но всё же произносит: – А я называю это жизнью.

Замолкаю, пытаясь уложить сказанное и прикинуть, кто он, мужчина, в объятиях которого я сейчас греюсь? И тут же отвечаю самой себе: лучше на знать. Всё это – секс, короткие разговоры и его присутствие в моей жизни – временно. Мы встретились полгода назад и ещё раз спустя время, а у меня ощущение, что я знаю его очень долго. Или мысли, иногда возвращавшие меня в номер отеля и его объятия, своего рода сблизили нас? Фантазёрка.

– Мне пора. Заскочу как-нибудь, если будет время.

Равнодушно, просто, несущественно. Если будет время. Чёртова наивная девочка, вдруг решившая, что заслуживает большего, чем не определившихся в жизни мальчиков.

Женя молча отстраняется, садится на кровати и некоторое время просто смотрит в одну точку. Не окликаю и больше не задаю вопросов, где-то глубоко внутри уже зная, что мы больше не увидимся.

Несколько минут в ванной, а после он надевает жилет и пиджак, затягивает галстук и направляется к входной двери. Демонстративно проходит взглядом по вещам Дани, словно его беспокоит, что я могла солгать и утаить мужчину. Почти выходит, но задерживается в проёме.

– Позавчера ты сказала, что впереди у тебя неделя выходных. – Когда я оповестила его? В перерывах между стонами и оргазмом? Не помню. – Так что развлекись.

Отсчитывает деньги и кладёт на тумбочку, а у меня внутри щёлкает и потоком воссоздаётся: «Так ты и не шлюха». Что ж, вот и пришло понимание, кто есть кто… В момент сжигают обида и злость. На саму себя – очередной виток неоправданных ожиданий, разбившийся о несколько слов и прозаичную реальность.